Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год
Шрифт:
Виталий Бабенко, наш спец. корр.
Фото Евгения Гаврилова
Путь на фабрику
Дом Сельвин Кумара
Матрас, выполнявший функцию постели, был положен на неструганую широкую доску, подвешенную на железных скобах между потолком и полом. Такое расположение постели прежде всего делало ее недостижимой для змей;
Вот уже полгода я пытаюсь привыкнуть к безжалостному солнцу Южной Индии. На все нужно время. А время практики в Индии у студентов Института стран Азии и Африки только десять месяцев. Наша группа из пяти человек стажируется в университете одного из древнейших городов Южной Индии — Мадурая в штате Тамилнаду.
Меня интересует жизнь, развитие и становление современного тамильского пролетариата. И потому все дни были заполнены посещением цехов текстильных фабрик, рабочих поселков, кварталов безработных и контор профсоюзов.
У нас было уже много знакомых и в самом городе, и в университете, но пока все еще словно прозрачная стена высится между нами. Выучить чужой язык можно за несколько лет, но, чтобы понять людей, нужно нечто большее, чем умение объясняться с ними... Нужно попытаться разделить повседневные заботы окружающих тебя людей, понять их тревоги, радости и надежды. Особенно интересно было бы прожить некоторое время в крестьянской семье, лучше всего — в далекой от города деревеньке. Ведь сейчас, в восьмидесятые годы нашего века, большинство здешних рабочих — выходцы из крестьянской среды.
Чужаку непросто попасть в тамильскую деревню. Конечно, можно сесть в автобус и доехать до любой интересующей меня деревни, но что дальше? Здесь свой устоявшийся быт, свои проблемы. Новоприбывший может провести в деревне несколько дней и уехать, так ничего не узнав и не поняв. Для того чтобы крестьяне стали доверять незнакомцу, может понадобиться несколько месяцев. А такого времени у меня не было.
Но мне повезло. Мой знакомый Сельвин Кумар, преподаватель Мадурайского университета, предложил мне провести недели две в доме его родителей. Деревня располагалась неподалеку от мыса Коморин — самой южной точки Индии.
И в один прекрасный день я оказался один-одинешенек на южной оконечности полуострова Индостан, в деревне, куда уж точно не ступала нога советского человека. Прежде всего надо было найти дом родителей Кумара. Я огляделся. Дома из красной глины, с деревянными верандами разбежались по склонам холмов. Тянутся к небу густые кроны кокосовых пальм, журчит вода в оросительных каналах, по склонам холмов террасами зеленеют рисовые поля.
Самым людным местом в деревне оказалась площадь — ровное, утоптанное пространство между деревенским прудом и лавками.
Как только я вошел в чайную — небольшой домик с глиняным полом и закопченным потолком,— все притихли.
— Ванакам! — сказал я.— Здравствуйте! — и замолчал, ожидая реакции. Поймут ли мое произношение здесь?
Люди заулыбались. Кто-то угостил меня сигаретой, хозяин налил чаю.
— Сельвин Кумар виды енге ирукы? — Где дом Сельвин Кумара? — спросил я сидящих рядом со мной.
Крестьяне быстро заговорили между собой.
Со стороны могло показаться, что они обсуждают ответ на мой вопрос, но на самом деле их поразил сам факт — иностранец говорит на тамильском языке! Они не верили собственным ушам.Хозяин чайной послал своего сына предупредить родителей Кумара, что к ним приехал англичанин. Раз европеец, то кто же еще? Разубедить крестьян стоило большого труда.
Вскоре прибежал мальчик и проводил в дом, где мне предстояло прожить две недели. Хозяева встретили меня у входа на веранду, объяснили, что постель приготовлена на втором этаже. В руку вложили электрический фонарик и жестом указали на шаткую деревянную лестницу. Я был слишком утомлен путешествием и обилием впечатлений этого дня, чтобы снова попытаться проявить свое знание тамильского языка: просто признательно кивнул головой и полез наверх.
Утро наступило раньше, чем мне бы хотелось. Истошно орали петухи. С первого этажа доносились голоса хозяев. Они говорили быстро, и далек был местный диалект от книжного варианта тамильского языка, который мы учили.
Строят в Индии медленно,— слишком много ручного труда,— но очень аккуратно и надежно.
Но я уловил слова «рис» и «кушать». Все семья уже сидела на полу. На свежих банановых листьях дымился рассыпчатый рис, обильно политый соусом. Я сел вместе со всеми...
«Уезжаю в Мадурай!»
Однажды вечером в чайной ко мне подошел молодой тамил и уселся рядом, разглядывая меня. На вид ему было лет двадцать, но в здешнем климате люди взрослеют быстро, и нелегко определить их возраст. На парне была пестрая рубашка и яркая юбка-дхоти, подоткнутая выше колен.
— Вы из России? Меня зовут Мурти, а вас как?
Обычно уставшие от работы крестьяне и не пытались завязать разговора. Только местный учитель и Сельвин Кумар беседовали со мной с явным интересом. Я обрадовался новому знакомому. Но следующее его заявление меня озадачило. Он внимательно осмотрел мои рижские джинсы, потрогал их и восхищенно сказал:
— Отличная вещь!
Я-то сам, изнывая от жары, не раз завидовал легким юбкам тамилов.
— Разве в вашей жаре не лучше ходить в дхоти?
— Так-то оно так, но вы попробуйте в юбке влезть в переполненный автобус или сесть на мотоцикл. Дхоти мешает, путается под ногами. Пойдемте ко мне в гости,— неожиданно предлагает Мурти.— До захода солнца есть еще час времени...
Дом моего нового знакомого мало отличается от большинства других — глиняные стены, деревянная веранда, несколько циновок на полу, заменяющих и стол, и стулья, и кровать.
— Выпейте чаю! — предложил Мурти.
Угостить стаканом чая здесь так же естественно, как сказать «здравстуйте» при встрече.
— Вы женаты? — задает Мурти вопрос, такой же традиционный, как и стакан чая.
— Нет,— говорю я печально, зная, что в Тамилнаду авторитет женатого человека несомненно выше: в какой-то степени брак здесь остается символом совершеннолетия.
Но Мурти одобрительно говорит:
— И правильно! Я тоже хочу подольше остаться независимым, У нас сейчас многие молодые предпочитают оставаться неженатыми сколько могут. Они даже живут отдельно от родителей, иные уезжают в города на заработки, становятся строительными рабочими, некоторые учатся в колледжах. Даже молодые семейные пары живут отдельно от родителей. Может, и я уеду.