Журнал «Вокруг Света» №11 за 1987 год
Шрифт:
Через полчаса ходьбы во мгле показались очертания высокого мыса с жертвенником. Что за история? Похоже, следовало двигаться в обратном направлении... Евладов взобрался на мыс. Такого огромного жертвенника ему еще не приходилось видеть. Большая куча оленьих рогов, из которой торчали палки-идолы с грубо вырезанными лицами и пятнами жертвенной крови на них. В самой середине поставлено большое лиственничное бревно. Вокруг стояли малые идолы, которые были одеты в специально сшитые малицы и ягушки, здесь же валялись черепа белых медведей. Невдалеке в последних тусклых лучах заката виден был еще один мыс и тоже с жертвенником. Теперь сомнений не было. Это Сидя-хаен-сале — «Два святых мыса», о которых Евладов знал по книге Житкова. Значит, до стоянки больше десяти километров.
Холод не дал крепко уснуть. Лишь забрезжил рассвет, он встал и пошел по берегу к лагерю. Вся одежда была мокрой насквозь, болела натертая нога. Но все же Евладов внимательно осматривал береговые осыпи. Попался лишь кусок хорошего каменного угля.
Наконец солнце показало в тумане свой бледный круг. Евладов взглянул на буссоль, ввел поправку на магнитное склонение и определил время — около шести утра. В лагере уже, наверное, беспокоились. Евладов пошел быстрее, из последних сил, и к полудню вышел на стоянку. Выпив горячего кофе со свежими лепешками, которые испек Максим Ядопчев, он завернулся в малицу и проспал до вечера.
Дальше все пошло гладко. Спицин с ненцами ходил в тундру, проводил учет численности дикого оленя. В один из походов он открыл два больших озера, которые ненцы называли Пага-мал-то («Конец реки Пага озеро») и Нябы-Пага-мал-то («Другой конец реки Пага озеро»). Эти озера Евладов положил на карту по данным Спицина, а по схемам, нарисованным проводниками, нанес и реки, вытекающие из этих озер до впадения их в море.
Потом они занялись съемкой береговой линии, которая не уточнялась более ста лет, со времен описи штурмана Иванова. Расхождения между старой и новой картами оказались значительными. Южный, высокий, берег был изрезан оврагами, далеко уходящие в море мысы разделялись долинами речек и ручьев. Мысы были сложены из песчаника, иногда выходили наружу суглинки, мощные прослойки торфа. Кое-где виднелись складки напластований — видно, остров тревожили геологические сдвиги.
Много интересных сведений приносили вечерние разговоры у костра с ненцами. Белый был необитаем, но южную его часть хорошо освоили жители северной оконечности Ямала. Летом на лодках, а зимой на оленях они пересекали пролив и добывали на острове диких оленей. Это было большим подспорьем в их хозяйстве. Только нельзя было брать на остров женщин и ставить чум — этого не любит хозяин острова Сэру Ирику. На восточный и на западный берега острова ненцы ездили изредка, но на северном не бывали вообще, боялись — «в море волна большая, лодка не терпит». Два главных святых места на острове — Сидя хаен-сале и Вэйсако-хэге, где живет Белый дедушка. С уважением относились ненцы и к «езе-луцем-пя» — железному столбу на мысе Шуберта, который поставили еще участники Великой северной экспедиции в XVIII веке.
Наконец выпал удобный случай, и Евладов со Спициным отправились на поиски Сэру Ирику. В пути они представляли, что придут к огромному невиданному раньше жертвеннику, но все оказалось проще. На «святом мысу» они нашли лишь небольшую кучу черепов медведей и диких оленей. Посредине стоял идол. Голова и личина его были обработаны более тщательно, чем это обычно делают ненцы. Две ветки с сучками изображали руки. Вокруг воткнуты в грунт сухие лиственницы. К ним привязаны красные ленточки. Тут же были маленькие идолы-«сядаи», небрежно отделанные и свежеоструганные. Никаких следов жертвоприношений путники не заметили. Трудно было объяснить, почему столь ретиво охраняемые Белый дедушка и место его обитания выглядят так скромно...
За неделю все намеченные работы на острове были закончены. Стали ждать попутного ветра. Перед отплытием Евладов с Ядопчевым на
месте стоянки на мысе Видя-Вангутте-сале («Двух песцовых нор») поставили памятный знак экспедиции — большое лиственничное бревно на четырех подпорках. Ненцы назвали его «Эвлад-юмб» — «Знак Евладова».30 августа ночью ненцы разбудили Евладова и сообщили, что «хась тара» — пора ехать. Когда миновали пролив, вошли в устье Яхады-яхи и поплыли вверх по реке, Евладов заметил далеко на холме треугольник чума старика Ядне. Он вспомнил свои страхи в первый день приезда к проливу Малыгина. Это было полмесяца назад. Вот и Белый остров позади... Это середина пути. Теперь они пойдут на юг, к озеру Ней-то. Оттуда — на Обь, к далекому Обдорску.
8 этот день кончилось лето, началась короткая арктическая осень. Впереди было еще восемь месяцев тяжелой походной жизни в тундре.
9 апреля 1929 года Евладов записал в полевом дневнике: «Мы двинулись в последний путь — к Обдорску. Весна уже чувствовалась, хотя снег был крепок и таяние еще не началось. Опять обоз, опять аннасы (Аннас - санный поезд) , опять сидение на нарте целый день, опять тысячи мыслей за целый день, как в прошлом году. Но эти мысли уже иные. Позади пройденный годовой путь странной, своеобразной и тяжелой жизни. Вспоминаются мелкие эпизоды, встает перед глазами вся жизнь Ямала в целом. За долгий день обдумываю детали социальных отношений ямальских ненцев, экономические условия их существования, намечаю планы ближайших работ. В это время у меня созрело окончательно предложение организации Надымского совхоза, морской зверобойной экспедиции и др. Чувствую огромное удовлетворение от перенесенных трудностей...»
Александр Пика, кандидат исторических наук
Фото из архива В. П. Евладова
Тайна тысячи островов
Продолжение. Начало см. в № 10, 1987 г.
Оставив позади узкий пролив, мы плыли по озаренной утренним солнцем мирной лагуне вдоль песчаного берега длинного низкого острова, густо поросшего тропическими деревьями. Только лес — и ни одного дома. Почему-то этот плодородный остров был необитаем.
Назывался он Ган, как и остров с аэропортом по ту сторону Экваториального прохода. Мы решили называть его Гааф-Ган, так как он составлял часть широкого атолла Гааф. В Мальдивском архипелаге есть еще один крупный остров Ган — в атолле Ламу, к северу от прохода Полуторного градуса. По сведениям, собранным Хасаном Манику, на всех трех одноименных островах находились древние холмы, самый большой — как раз на том Гане, вдоль которого мы сейчас следовали. Жители соседнего острова называют его «Гаму хавиттха» — «Холм Гаму»,— и высота его достигает почти двадцати метров.
В Мале я спрашивал Манику, почему три крупных острова в архипелаге называются одинаково и что означает слово «Ган»? Он ответил, что «Ган» и «Гаму» — всего лишь две разные грамматические формы одного и того же слова, по-настоящему все три острова должны называться Гаму, причем «гаму» — древнее санскритское слово, означающее «селение». Известно, что в мальдивском языке дивехи много санскритских корней. Но ведь остров, на который мы сейчас смотрели с палубы, был необитаем; странно, что его называли Ган, если это слово означает «селение» или «деревня»...
Узкий пролив, через который из Экваториального прохода в лагуну вторгался накат, отделял Ган от значительно меньшего, густо населенного островка Гаду. В селении, занимающем всю площадь Гаду, теснятся 1600 жителей, на необитаемый Ган они плавают только за пищей.
Мы бросили якорь около Гаду, и местная дхони отвезла нас на берег. Приветливые островитяне отвели нам дом собраний с щедро посыпанным белоснежной коралловой крошкой земляным полом, на котором поставили раскладушки с камышовыми матами.