Журнал «Вокруг Света» №12 за 1960 год
Шрифт:
— Как все произошло? Мартина, ты должна была видеть!
— Очень просто. Когда ты вошел последним в грузовик, зверь остановился. Я его угостила как следует. Он прыгнул. От удара я свалилась из башни вниз, потом снова поднялась по лесенке и увидела, что он лежит мертвый почти на грузовике.
Ссвис подполз к дверце.
— Взлик! — сказал он, потом сделал вид, что натягивает лук, и показал два пальца.
— Что такое? Он уверяет, что убил два таких чудовища стрелами!
— А почему бы и нет? — вступился Бреффор. — Особенно, если стрелы были пропитаны достаточно сильным ядом.
—
— Может быть, они пользуются отравленными стрелами только для охоты? На Земле ведь тоже есть племена, которые считают, что употреблять яд на войне бесчестно.
— Во всяком случае, скажу вам одно, — проговорил Бельтер, поставив ногу на поверженного зверя. — Если здесь водится много таких созданий, мы хватим с ними горя. Какие прыжки! И какая живучесть! А вы посмотрите на клыки, на когти, — продолжал он, осматривая лапу хищника.
— Зато ума у него, пожалуй, немного, — заметил Вандаль. — Даже непонятно, как может уместиться мозг в таком плоском черепе?
Я повернулся к Мартине и прошептал:
— Помнишь, мы только что говорили: «Девственная планета во всей первозданной красе? Да, и со всеми ее опасностями.
Перевод Ф. Мендельсона
Рисунки Н. Гришина
Юлиан Семенов. Человек будет жить
Сценарий, отрывок из которого мы публикуем, посвящен рабочим, прокладывающим в сибирской тайге железную дорогу.
Заместитель главного инженера строительства дороги Зотов решает отправиться прорабом на самый трудный участок. Вместе с ним в тайгу по комсомольской, путевке приезжают двадцатилетние добровольцы: Серго Босьян, Антон Силин и другие. Так создается костяк прославленного отряда Зотова.
Сквозь метель добровольцы пробиваются в тайгу, в лютые морозы строят поселок, возводят насыпь будущей дороги.
Тайга не хочет сдаваться. Борьба с суровой природой требует от людей невиданного напряжения сил. И вот, когда, казалось, близок праздник окончательной победы строителей, в отряде Зотова случается беда...
Зотов входит в радиорубку. Снимает трубку телефона, бьет по рычагу, дует в мембрану. Обращается к Босьяну, который колдует около пульта связи.
— Что случилось, Серго?
— Ничего не случилось, разговаривать не хотят.
— Сделай, чтоб захотели: от Юрина колонны должны выйти с техникой, народ все новый, дорогу заметет — заплутаются. Видишь, буран...
Босьян берет моток провода, изоляционную ленту и идет к двери.
— Я у тебя связи подожду, можно? — говорит Зотов, подходя к койке и потягиваясь.
— Конечно, Виталь Николаич, я скоро...
— Ну, давай!
Босьян уходит.
Зотов ложится на его койку. Поднимает подушку, чтобы удобнее ее положить, и видит большой альбом для фотографий. Листает альбом: там фотографии одной только поварихи Нины. Зотов вздыхает и снова прячет
альбом под подушку. Лежит, задумчиво глядя на дверь, а потом закрывает глаза.Босьян, весь в инее, стоит под огромной, почти совсем голой пихтой и, задрав голову, смотрит вверх. В наступающих сумерках видны провода. Он идет дальше. Подходит к полоске леса, растущего вдоль по обрыву. Под деревьями острые камни. Босьян видит: провод, привязанный к пихте, оборван упавшею веткой. Босьян лезет на дерево, ловко зачищает концы провода ножом, опираясь на небольшой сук. Тот трещит под ногой Босьяна, вот-вот обломится.
Напевая что-то под нос, Босьян соединяет оба конца, забинтовывает их изоляцией и смеется, гордый своей победой. И в этот миг сук обламывается. Серго летит на острые гранитные глыбы, торчащие из-под снега...
В столовой две молоденькие поварихи разносят тарелки с супом.
— Мамаша пишет, — басит Жора, уплетая суп, — что они с папашей двух кабанчиков купили...
Леха встает с места и кричит одной из поварих:
— Второго хочу, королева!
Повариха ставит всем на столы порции второго и, заметив нетронутую тарелку супа, спрашивает:
— А это чья порция?
— Босьяновская.
— А где Серго? — спрашивает Зотов. — Где Серго? — еще раз спрашивает он.
Маленькая комната больницы. Весь перевязанный лежит на кровати Босьян. Возле него — Зотов и Темкин. Зотов ищет в белом эмалированном ящичке шприц и ампулу с камфарой. Неумело, покрываясь холодным потом, он делает Босьяну укол. У Темкина тоже на лбу выступает пот. Чтобы не смотреть, как мучается Зотов, он отворачивается к окну: там вовсю бушует пурга.
Зотов у телефона. Бьет по рычагу, дует в трубку. Слышит голос. Улыбается. Шепчет:
— Хорошо, Серега, что успел исправить... — Кричит в трубку. — Срочно высылайте хирурга!
Срочно! У нас фельдшер уехал за рентгеном. Слышите? И не выпускайте колонну: буран!
Слушает ответ. Зло кричит:
— Какого черта вы говорите мне про пургу?
Это я вам говорю про пургу! А мне хирург нужен! Вертолет? Так он же не сможет взять его! Не сможет, сами знаете! Что? Площадку? Будет! Будет, говорю!
Зотов бежит от одного строящегося дома к другому, кричит рабочим:
— Кончай работу!
Люди удивленно переглядываются. Кто-то спрашивает:
— Вы ж сами велели скорей дома класть — люди приедут.
— Кончай работу! Все на реку, площадку для самолета будем делать.
— А дома как же?
— Дома? Это ж для Босьяна площадка!
У постели Босьяна — Силин. Он сидит на табуретке и читает книгу. Босьян — осунувшийся, бледный — тихо спрашивает:
— Антон, ты море любишь?
— У Айвазовского. Я живого не видал.
— То-то ты мрачный всегда.
— Я не мрачный. Я сосредоточенный.
Босьян чуть улыбается, хочет что-то сказать, но боль искажает его лицо. Он долго лежит молча, закрыв глаза. Потом тихо говорит:
— Глупо все выходит. Как это в газете пишут? «В расцвете сил...»
— Если бы я не был сестрой милосердия сейчас, я бы сказал: дурак ты, Босьян.
Силин отходит к окну. Сумерки. Пурга. Ничего не видно. Только прожекторы освещают место на реке; там строят посадочную площадку.