Журнал «Вокруг Света» №12 за 1960 год

— Как все произошло? Мартина, ты должна была видеть!

— Очень просто. Когда ты вошел последним в грузовик, зверь остановился. Я его угостила как следует. Он прыгнул. От удара я свалилась из башни вниз, потом снова поднялась по лесенке и увидела, что он лежит мертвый почти на грузовике.

Ссвис подполз к дверце.

— Взлик! — сказал он, потом сделал вид, что натягивает лук, и показал два пальца.

— Что такое? Он уверяет, что убил два таких чудовища стрелами!

— А почему бы и нет? — вступился Бреффор. — Особенно, если стрелы были пропитаны достаточно сильным ядом.

— Но ведь они, к счастью, не отравляют стрелы? К счастью, потому что иначе Вандаля могло бы не быть с нами.

— Может быть, они пользуются отравленными стрелами только для охоты? На Земле ведь тоже есть племена, которые считают, что употреблять яд на войне бесчестно.

— Во всяком случае, скажу вам одно, — проговорил Бельтер, поставив ногу на поверженного зверя. — Если здесь водится много таких созданий, мы хватим с ними горя. Какие прыжки! И какая живучесть! А вы посмотрите на клыки, на когти, — продолжал он, осматривая лапу хищника.

— Зато ума у него, пожалуй, немного, — заметил Вандаль. — Даже непонятно, как может уместиться мозг в таком плоском черепе?

Я повернулся к Мартине и прошептал:

— Помнишь, мы только что говорили: «Девственная планета во всей первозданной красе? Да, и со всеми ее опасностями.

Перевод Ф. Мендельсона

Рисунки Н. Гришина

Юлиан Семенов. Человек будет жить

Сценарий, отрывок из которого мы публикуем, посвящен рабочим, прокладывающим в сибирской тайге железную дорогу.

Заместитель главного инженера строительства дороги Зотов решает отправиться прорабом на самый трудный участок. Вместе с ним в тайгу по комсомольской, путевке приезжают двадцатилетние добровольцы: Серго Босьян, Антон Силин и другие. Так создается костяк прославленного отряда Зотова.

Сквозь метель добровольцы пробиваются в тайгу, в лютые морозы строят поселок, возводят насыпь будущей дороги.

Тайга не хочет сдаваться. Борьба с суровой природой требует от людей невиданного напряжения сил. И вот, когда, казалось, близок праздник окончательной победы строителей, в отряде Зотова случается беда...

Зотов входит в радиорубку. Снимает трубку телефона, бьет по рычагу, дует в мембрану. Обращается к Босьяну, который колдует около пульта связи.

— Что случилось, Серго?

— Ничего не случилось, разговаривать не хотят.

— Сделай, чтоб захотели: от Юрина колонны должны выйти с техникой, народ все новый, дорогу заметет — заплутаются. Видишь, буран...

Босьян берет моток провода, изоляционную ленту и идет к двери.

— Я у тебя связи подожду, можно? — говорит Зотов, подходя к койке и потягиваясь.

— Конечно, Виталь Николаич, я скоро...

— Ну, давай!

Босьян уходит.

Зотов ложится на его койку. Поднимает подушку, чтобы удобнее ее положить, и видит большой альбом для фотографий. Листает альбом: там фотографии одной только поварихи Нины. Зотов вздыхает и снова прячет альбом под подушку. Лежит, задумчиво глядя на дверь, а потом закрывает глаза.

Босьян, весь в инее, стоит под огромной, почти совсем голой пихтой и, задрав голову, смотрит вверх. В наступающих сумерках видны провода. Он идет дальше. Подходит к полоске леса, растущего вдоль по обрыву. Под деревьями острые камни. Босьян видит: провод, привязанный к пихте, оборван упавшею веткой. Босьян лезет на дерево, ловко зачищает концы провода ножом, опираясь на небольшой сук. Тот трещит под ногой Босьяна, вот-вот обломится.

Напевая что-то под нос, Босьян соединяет оба конца, забинтовывает их изоляцией и смеется, гордый своей победой. И в этот миг сук обламывается. Серго летит на острые гранитные глыбы, торчащие из-под снега...

В столовой две молоденькие поварихи разносят тарелки с супом.

— Мамаша пишет, — басит Жора, уплетая суп, — что они с папашей двух кабанчиков купили...

Леха встает с места и кричит одной из поварих:

— Второго хочу, королева!

Повариха ставит всем на столы порции второго и, заметив нетронутую тарелку супа, спрашивает:

— А это чья порция?

— Босьяновская.

— А где Серго? — спрашивает Зотов. — Где Серго? — еще раз спрашивает он.

Маленькая комната больницы. Весь перевязанный лежит на кровати Босьян. Возле него — Зотов и Темкин. Зотов ищет в белом эмалированном ящичке шприц и ампулу с камфарой. Неумело, покрываясь холодным потом, он делает Босьяну укол. У Темкина тоже на лбу выступает пот. Чтобы не смотреть, как мучается Зотов, он отворачивается к окну: там вовсю бушует пурга.

Зотов у телефона. Бьет по рычагу, дует в трубку. Слышит голос. Улыбается. Шепчет:

— Хорошо, Серега, что успел исправить... — Кричит в трубку. — Срочно высылайте хирурга!

Срочно! У нас фельдшер уехал за рентгеном. Слышите? И не выпускайте колонну: буран!

Слушает ответ. Зло кричит:

— Какого черта вы говорите мне про пургу?

Это я вам говорю про пургу! А мне хирург нужен! Вертолет? Так он же не сможет взять его! Не сможет, сами знаете! Что? Площадку? Будет! Будет, говорю!

Зотов бежит от одного строящегося дома к другому, кричит рабочим:

— Кончай работу!

Люди удивленно переглядываются. Кто-то спрашивает:

— Вы ж сами велели скорей дома класть — люди приедут.

— Кончай работу! Все на реку, площадку для самолета будем делать.

— А дома как же?

— Дома? Это ж для Босьяна площадка!

У постели Босьяна — Силин. Он сидит на табуретке и читает книгу. Босьян — осунувшийся, бледный — тихо спрашивает:

— Антон, ты море любишь?

— У Айвазовского. Я живого не видал.

— То-то ты мрачный всегда.

— Я не мрачный. Я сосредоточенный.

Босьян чуть улыбается, хочет что-то сказать, но боль искажает его лицо. Он долго лежит молча, закрыв глаза. Потом тихо говорит:

— Глупо все выходит. Как это в газете пишут? «В расцвете сил...»

— Если бы я не был сестрой милосердия сейчас, я бы сказал: дурак ты, Босьян.

Силин отходит к окну. Сумерки. Пурга. Ничего не видно. Только прожекторы освещают место на реке; там строят посадочную площадку.