Журнал «Вокруг Света» №12 за 1971 год

— С ней что-то случилось, — сказал я Грому в полдень восьмого дня. — Что-то случилось, дружище... Ведь мы с тобой знаем: в тайге не обманывают... Если к вечеру ее не будет, поедем в Ельники, Лиственничное, Глубокое...

Я натолкал в печурку смолья, сухих дров, долил в лампу керосина, на самую середку стола положил коробок спичек и поправил записку над мышиной норой. Запряг собак, уложил в нарту поклажу и в последний раз поднялся на холм. Солнце уже скатывалось к колючим вершинам лиственниц, восток наливался холодным вечерним сумраком. Гром встряхнулся и гавкнул, я приложил ко лбу ладонь: из-за изворота реки вынеслась упряжка. Возле нарты, подталкивая ее, бежал человек. Видно, давно бежит: кухлянка сброшена, малахай снят. Красный свитер, черные длинные волосы тяжелыми прядями прыгают по плечам.

— Пойдем-ка поставим чайник, Гром, — сказал я, поднял карабин, нажал на курок. Резко громыхнуло, легкий иней упал с елей. Нарта внизу остановилась, Ден махнула рукой и устало опустилась на поклажу...

Победивший одиночество

Весенним вечером внимание жителей села Копайкошара, что недалеко от города Ниша на юго-востоке Югославии, привлекла колонна грузовиков, с трудом пробиравшихся по горной дороге над узким речным каньоном. Пройдя деревню, они скрылись за отрогом ближайшей горы, и только любопытные мальчишки — они везде верны себе — поздно вечером рассказали дома, что случилось там, у входа в пещеру Самар.

А произошло вот что: сначала из машин вышли люди, которые начали вытаскивать из кузовов какие-то ящики, мешки, пакеты, распаковывать необычного вида блестящие приборы. Все суетились, возбужденно переговаривались. Некоторые наспех сооружали что-то наподобие загона для скота. А потом, к удивлению ребят, туда выпустили несколько кур, уток и маленького щенка.

Ребята обратили внимание и на небольшого коренастого человека, который как будто не замечал суеты и возился с большим прорезиненным костюмом, похожим на водолазный.

Невдомек было жителям Копайкошары, что рядом с ними начался уникальный эксперимент, главным участником которого был белградский" спелеолог, электротехник Милутин Велькович. Именно на него обратили внимание ребята. Обратили в тот момент, когда Велькович готовился надеть костюм, чтобы не снимать его на протяжении многих дней.

«О своих планах пребывания под землей я и мой научный руководитель профессор Белградского университета Йован Попович не рассказывали тогда никому, — вспоминает сейчас Милутин Велькович. — Мы решили хранить их в тайне до тех пор, пока сами не установим, хотя бы приблизительно, возможности для человека долговременного пребывания под землей.

У нас на это были свои причины. До нашего эксперимента рекордсменами среди спелеологов были французские специалисты. Поэтому мы решили — сейчас об этом можно сказать открыто, — что объявим о себе лишь после того, как побьем достижения Анри Гию, которому удалось провести под землей ровно 110 дней. Вот почему лишь 12 октября 1969 года журналисты, а потом и все остальные узнали о нашем эксперименте».

Да, в тот день иностранные и югославские журналисты, прибывшие к пещере Самар, были потрясены: белградский спелеолог побил прежний мировой рекорд француза. Но он не только побил рекорд. Он не собирается подниматься на поверхность целых 463 дня!

Мне не довелось быть среди тех, кто провел с Вельковичем по телефону своеобразную пресс-конференцию.

Вот как он сейчас вспоминает ту беседу:

«Журналисты меня удивили. Некоторые из них даже пытались обвинить меня в рекордсменстве. Может быть, поэтому я иногда излишне резко отвечал на заданные вопросы. Сейчас я не помню дословно, что сказал 12 октября, но это звучало примерно так: я нахожусь здесь отнюдь не для того, чтобы завоевать себе известность или побить один из многих бессмысленных, а то и бесполезных рекордов. Сегодняшний день для меня лишь один из 463, которые я намерен провести здесь. Мои занятия не ограничиваются тем, чтобы дожидаться момента, когда можно будет сорвать очередной листок календаря. У меня точный план и минута не проходит без дела...

Дел у меня в пещере и в самом деле было очень много. После публикации в газетах биологи многих стран стали проявлять пристальный интерес к моему эксперименту, — вспоминает Велькович. — Мне приходилось наблюдать за реакцией домашних и диких животных на пребывание под землей, проводить многочисленные исследования на самом себе, регулярно заполнять научный дневник.

По совету своего научного руководителя я взял с собой в пещеру десять кур, двух петухов, щенка Бига, кошку и десяток канадских уток. По-разному вели себя животные в пещере. По-разному, но каждое достаточно интересно.

Больше всего волнений на протяжении эксперимента доставлял мне щенок, который, как и каждый щенок, был готов возиться целый день. Несколько раз он «наводил порядок» в моем снаряжении, а потом настолько «преуспел», что уничтожил листки дневника с записями за целую неделю.

Кошка, та лишь на первых порах была довольна своим пристанищем. Она бродила по пещере, что-то вынюхивала и возвращалась только затем, чтобы поесть. Потом она неожиданно заскучала. Я не знал, что с ней делать. Пришлось развлекать ее. Начал ловить раков в подземной реке, которая протекает через пещеру. И представляете, — улыбается Милутин, — раки оказались самым лучшим лекарством. Они стали ее партнерами для игр. Она охотно играла с ними до тех пор, пока один большой рак не прищемил ей хвост клешней...

Основную же научную работу мне пришлось проводить с курами, — продолжает Велькович. — Десять кур были разделены на две группы: одна была помещена в освещенную часть пещеры, другая — в затемненную. Конечно, результаты эксперимента с курами лучше оценят ученые, но ряд наблюдений очевиден. Например, куры, жившие в темноте, почти утратили подвижность, а на свету они даже продолжали нести яйца. Могу похвастать, что я первым из людей ел подземную яичницу».

Многих специалистов интересовало, почему именно пещера Самар была выбрана для проведения спелеологических исследований Вельковича. Его научный руководитель профессор Йован Попович так ответил на этот вопрос: «Пещера оказалась подходящей для нас по многим соображениям — здесь есть проточная вода, в ней хорошая циркуляция воздуха, она разделена на несколько гротов и интересна для изучения растительного и животного мира под землей. Правда, мы вначале боялись влажности. Однако Милутин справился и с этой трудностью».

«Конечно, привыкнуть к прорезиненному костюму было нелегко. Он стеснял движения, мешал работать и ухаживать за животными. Но потом я привык, — вспоминает Велькович, — и считал его — так было и на самом деле — своим главным помощником в столь длительном исследовании».

Нелегок труд спелеолога, находящегося глубоко под землей. Я бы сравнил его, учитывая определенный допуск, с профессией космонавта. Одно очень важное свойство роднит эти с виду далекие друг от друга профессии. И спелеолог и космонавт, если им предстоят длительные путешествия, надолго оторваны от людей, не видят обычных картин, привычных на земле. Если перед глазами одного — звездное пространство, то взгляд другого ловит лишь скалы, сырые стены пещеры да сталактиты, вырванные из темноты слабым лучом фонаря. Вот здесь и должна помочь тренировка, опыт других, уже прошедших испытания, уже преодолевших во имя науки трудности и препятствия, уже приобретших то самое ценное, что называется опытом человечества.

«Откровенно сказать, — продолжает свой рассказ Велькович, — до начала эксперимента я сомневался, сумею ли занять себя полностью в пещере. Поэтому мой рабочий день был расписан до минуты. В первые месяцы в него было внесено мало изменений, что лишний раз подчеркивает тщательность предварительной разработки. По плану я должен был провести первые 163 дня, исследуя пещеру и приспосабливаясь к условиям жизни под землей. Но уже после первой сотни дней я почувствовал себя уверенно.

Почти каждый день, используя полевой телефон и коротковолновую радиостанцию, я передавал сведения на поверхность. Правда, иногда мне приходилось отвечать на вопросы другим способом, но он тоже был очень надежным».