Журнал «Вокруг Света» №12 за 1983 год

— Володя! Возьмите с собой побольше гранат и постарайтесь зайти к дзотам сзади по тому оврагу. Мы же отсюда будем отвлекать внимание японцев.

— Есть! — коротко отозвался Моисеенко и исчез в зарослях кустарника.

Владимир Моисеенко, ловко используя неприметные со стороны лощины, пробирался к вершине сопки. Сопка сильно содрогалась, словно живая, от работающего оружия противника. Совершенно неожиданно краснофлотец увидел недалеко внизу, у горного ручья, замаскированный склад боеприпасов, от которого все время отходили с ношей. Это заставило Владимира призадуматься: у него одно задание, а тут получается совсем другое... Решение пришло быстро: нужно рвать склад, тогда и дзоты долго не продержатся. Пока он соображал, как быть, руки уже машинально приготовили связку гранат... Пущенная меткой рукой, она упала на территорию склада. Один небольшой взрыв, и сразу за ним другой, мощный, от которого закачалась сопка,— это сдетонировал боезапас. Дымом заволокло всю сопку. Японцы были в панике. Тогда Владимир спокойно опустил оставшиеся гранаты в амбразуры дзотов. Наступила тишина.

— Вперед! — поднялся с пистолетом капитан 3-го ранга Терновский.

Короткий бросок, и моряки почти у самой вершины. Но тут теперь уже совсем из другого дзота заговорил вражеский пулемет. Десантники залегли, в сторону дзота полетели гранаты. Моряки снова поднялись в атаку.

Очередное препятствие: вражеская батарея. Терновский по радио связался с кораблями и попросил открыть огонь.

— Дайте по вершине сопки двенадцать залпов. Двенадцать залпов! Как поняли? — запросил связист.

Через несколько минут над головами десантников, укрывшихся среди камней, засвистели осколки. После десятого залпа моряки поднялись группами в атаку и стали занимать одну позицию за другой. А перед самой вершиной сцепились с противником в свирепой флотской рукопашной. Дважды моряки откатывались, но вот наконец вершина взята. На вершине оказалось много трофейных гранат, существенно пополнивших оскудевший арсенал десантников.

С высоты завоеванной сопки был хорошо виден весь город, порт и районы. Там бой продолжался. Вот здесь-то капитан 3-го ранга Терновский показал свое искусство корректировщика: корабельная артиллерия стала накрывать огненным ковром одну за другой позиции японцев, самые их важные военные объекты.

В горячке боя Терновский не сразу обнаружил, что по ноге струится кровь. Только по настойчивому требованию санитара он позволил себя перевязать, а сам продолжал заниматься корректировкой корабельного огня.

Японцы довольно быстро сообразили, почему русские стали стрелять столь метко, и, собрав подкрепления, усилили нажим на флотский десант, засевший на вершине сопки.

Терновский подозвал к себе Моисеенко:

— Возьмите побольше гранат и старайтесь потихоньку зайти японцам в тыл и там хорошенько поработать, отвлечь их. Японцы не сразу разберутся, что к чему, а там и наши подойдут...

Корректировочный пост на сопке продолжал свою работу. На корабли шли сигналы, управляющие корабельной артиллерией. Сначала — передаваемые по радио, а потом и светом.

Когда краснофлотец Моисеенко вернулся после выполнения задания, он узнал, что флагманский артиллерист контужен от близкого разрыва снаряда. Защитников сопки становилось все меньше и меньше. Моисеенко принял командование на себя.

С заходом солнца наступило некоторое затишье. Правда, оно было на руку лишь противнику, поскольку он имел возможность усилить свои поредевшие части подкреплением и поднакопить силы для организации решительного наступления. Моряки на сопке могли рассчитывать лишь на свои силы. В строю оставалось только семнадцать человек.

И вот, когда японцы окружили вершину сопки, ее защитники дали клятву: стоять насмерть... А Моисеенко на блокнотном листке заканчивал свою клятву словами: «К сему Моисеенко Владимир Григорьевич писал и отстреливался».

Всю ночь моряки работали, укрепляя свою оборону.

Утром противник снова пошел в атаку. Но все его двенадцать попыток оказались тщетными. Четырежды моряки выходили в штыковую контратаку. Это случалось тогда, когда стали кончаться патроны и гранаты... Наступил момент, и самураи поднялись на вершину сопки. У Моисеенко шальной пулей разбило приклад винтовки. Последняя граната полетела под ноги врагов и почему-то не разорвалась. Перед краснофлотцем возникла фигура вражеского офицера, который что-то по-своему гортанно кричал и размахивал самурайским мечом. «Конец!» — пронеслось в голове, и эта мысль чуть не парализовала все тело. Вдруг в какую-то долю секунды Владимир, резко сгруппировавшись, бросился под ноги офицеру, который уже занес меч над его головой. Перед глазами замелькало море, небо, склон близко стоящей сопки, и тут Владимир сообразил, что жив и просто катится под уклон сопки. Когда же он разобрался в обстановке, то увидел, как самураи отчаянно драпали от густых цепей морских пехотинцев, перешедших повсеместно в наступление. Это было 17 августа 1945 года. А на следующий день капитан 3-го ранга Терновский писал представление командованию: «...За личное геройство, проявленное в бою, матрос Моисеенко Владимир Григорьевич достоин присвоения звания Героя Советского Союза».

Вскоре Владимир Моисеенко стал самым молодым героем на Тихоокеанском флоте. Ему было всего 19 лет.

Не осталось незамеченным и мужество капитана 3-го ранга Терновского. Ему также было присвоено звание Героя Советского Союза. Звание Героя оба получили одновременно.

После войны Георгий Владимирович Терновский закончил Военно-морскую академию, потом Академию Генерального штаба. Написал несколько книг, работал над диссертацией. Завершить свои замыслы не успел... Уже много лет спустя после войны сказались ранения и контузии.

И еще одно событие в жизни флота связано с именем Терновского. Кортик — короткий узкий прямой кинжал — традиционное оружие флотских офицеров. На бронзовой оправе искусно выгравирован парусный клипер, стремительно несущийся под всеми парусами. Осенью 1938 года в нашей стране проводился конкурс по оформлению вводимых тогда морских кортиков, и первое место занял эскиз Георгия Терновского. Теперь у каждого флотского офицера есть память о флагманском артиллеристе.

А. Григорьев, капитан 2-го ранга

Школа в буше

Буш — слово английское и обозначает «куст, кустарник». В Африке оно имеет такое же широкое значение, как, скажем, у нас слово «окраина». Когда пересекаешь на самолете замбийскую границу, под крылом открывается однообразная равнина, сплошь изумрудная, если сезон дождливый, или желто-серо-зеленоватая в сухой сезон. Густые, труднопроходимые леса перемежаются бескрайней степью. Крохотные рощицы акаций и папоротников сменяются болотистыми низинами. Все это буш. Бушем еще называют и любой пустырь, будь то в городе или в деревне.

Наконец, «буш» — это просто сельская местность.

Бомо

«Г де живешь?» — «В буше». Далеко, значит. В глуши. Буш хоть и глушь, но и здесь есть свои города. Называют их «бомо». «Куда идешь?» — часто услышишь в Замбии. «В бомо». В город, значит.

Солвези — один из бомо. Девятьсот миль от экватора, два часа лету на самолете от Лусаки. Солвези — столица Северо-Западной провинции, хотя это, конечно, громко сказано для такого городка. В нем живет всего 20 тысяч человек. Но на весь Северо-Запад это самое крупное селение.

В Солвези, как и в любом другом бомо, всего одна улица. От нее идут проулки, проезды, тропы к домам, складам, конторам. Замбийские бомо настолько похожи, что зачастую только по растительности и рельефу местности отличишь один от другого. В Солвези зелень яркая. Даже вызывающе яркая — рядом знойный экватор. В пору цветения жасмина, орхидей, акаций городок похож на огромную клумбу. Кроме того, Солвези покоится на холмах, которые в дождливый сезон превращаются в гигантские зеленые полусферы, придающие городку свою неповторимость. Наконец, с севера городок огибает речушка Солвези. А это броская примета в Африке. Не каждому бомо повезло с рекой.