Жужик
Шрифт:
Дед встречал Валерку у задней калитки и говорил весело:
– Отчиняй ворота, едет Степка-сирота!
Потом на виду у домашних он встряхивал вербочкой и небольно ударял его. Дотягивался, изобразив ловкость и молодую прыть, и до бабушки:
– Не верба бьет, старый грех!
– Че ж ты,
Отец, глядя на них, улыбался и потихоньку приобнимал мать.
– Сам плетку сплел? – спрашивал Валерку. – Прутки надо разминать дольше, тогда на сгибах не будут лопаться. Показать?
Валерка уже уплетал какой-нибудь пирожок с тыквушкой, подсунутый бабушкой, готов был хоть снова на Пески, и они, трое мужиков, шли ко двору. Отец с увлечением брался за плетку, а дед молчал, постегивал по голенищу сапога красной веточкой и улыбался, если сын с внуком начинали спорить.
– Ну, мужики, айдате кашу есть, – звала попозже бабушка.
Через неделю, на Светлое воскресенье, она сварит рисовую кашу с изюмом и осколками карамели, а сперва они ели вербную. Серебристых шариков в ней совсем не густо, они уже не пушатся, сделавшись похожими на рисинки, но пахнут.
– Каша с весной! – смеялся отец.
И было это совсем недавно, словно вчера, и в то же время уже страшно далеко. Так далеко, что Валерке хотелось тихо заплакать. Он вдруг понял, что уже никогда не повторятся те походы за вербочками…
На следующий вечер он остался дома. Видел, как кормили ужином деда, приподняв его на подушках, как, сдерживая стоны, молился он, повернувшись неловко на бок, благодарил, наверное, за ужин, съев две ложки молочного кулеша.
– Учи билеты, – напомнила мать.
Валерка
кивнул и ушел в теплушку с первым попавшимся учебником.– Хто… дома? – услышал он слабый дедов голос.
– Все, – ответила бабушка.
– Мужики где?
– Анатолий на дворе, Валерка уроки учит.
– Пусть… ничего, – отозвался дед.
Бабушка отвечала так же, как, наверное, и вчера и раньше, когда их с отцом не было дома, и дед успокаивался. Было в этом что-то стыдное, будто они с отцом бросили деда.
Он оделся и вышел во двор. Теплая влажная ночь обступила его, и Валерка вдруг вспомнил, как учил его дед кликать жаворонок.
Бабушка пекла штук пять птиц с пшеничными глазами, и надо было влезть на лапас, положить «жаворонку» на голову и петь: «Жаворонушки, перепелушки, летите к нам, несите нам…»
– Громче, громче! – стоя внизу, просил дед. – Ты играй, пой, че ты как Алену-дуду толмишь!
– Жаворо-онушки, перепе-олушки-и, – начинал подвывать Валерка.
– Хорош, слазь, – звал его дед. – Немтырь ты, как твой отец. А я еще гармонь собирался покупать! Ешь жаворонку, чего насупился.
И все-таки Валеркой дед гордился. Рассказывал соседям:
– Ей-бо, не учил – сам! Я читаю, он слухает. Потом взял и дальше один читать стал! Лерк, про кого книжка?
– Про Филипка.
– Ну! Про Филипка!
Валерке шел тогда седьмой год, а грамоте у деда любой мог научиться, потому что он сам читал по слогам и водил по листу пальцем. Дед любил порассказать, повздыхать, но Валерке не хватало терпения его выслушивать. Поэтому и запоминал он истории, вроде того, как дед ездил по селу на верблюде.
Конец ознакомительного фрагмента.