Зима гнева
Шрифт:
Яна, Русина.
После этой поездки Яна решила, что навсегда возненавидит велосипеды.
А заодно – Луи Буссенара.
И как это у него герои так легко на них ездили?
Ладно, ей тоже жаловаться грех, она прекрасно преодолевала расстояния. Ночевала, где придется, с утра выезжала, крутила педали… поломок было на удивление мало, да и с теми она прекрасно справлялась с помощью гаечного ключа и чьей-то матери.
Но – блин!
Где-то она ехала на велосипеде, а где-то и он на ней. Через некоторые колдобины и на танке-то не враз проедешь… с-сволочи!
Чтоб
Но обычно Яна была не в претензии. Основную грязь подморозило, да и спорт не давал замерзнуть. Опять же фигура…
Даже если ей через год помирать – это не повод отожраться. А то так понесут тебя, а дно у гроба и вывались! Или у кого-нибудь спины сломаются… запросто!
Нет, не надо нам такого!
Но сейчас Яна была довольна. Дорога ровная, колеса крутятся… телега впереди?
Догнать?
Почему бы – нет?
Яна поднажала на педали, благо, крестьянская лошадка не скакала, а скорее, трюхала по дороге.
Крестьянин обернулся на шум, но дергаться не стал – куда от воза-то и от лошади? Яна подъехала поближе, и подняла руки, демонстрируя, что не опасна.
Ну…. Не собирается быть опасной.
– День добрый, жом.
– И тебе добрый, жама, коль не шутишь.
– Чего шутить-то? Еду, вот, с хорошим человеком разговариваю…
Яна в крестьянине ничего удивительного не видела. Самый обыкновенный экземпляр, таких она и дома навидалась. Тулуп, шапка, теплые штаны, валенки, подшитые кожей. Борода окладистая, лицо смышленое, хитроватое…
Лет пятьдесят мужчине, по деревенским меркам – еще не старик, но близко к тому.
– Чего ж и не поговорить, жама. Как звать-то вас?
– Яна. Воронова. А к вам как обращаться, жам?
– Петром именовали. Как анператора.
– Хорошее имя, – одобрила Яна. – А по батюшке?
– Савельич я.
– Петр Савельевич, значит. Рада знакомству. Далеко ли путь держите?
– Домой еду. Сено в город возил, продал избытки, вот, домой еду…
Яна кивнула.
– Не опасно сейчас, жом?
– Всегда опасно, жама. А только хозяйство поднимать надо, это дело такое. Руки сложишь – ноги протянешь…
Яна кивнула.
Это верно, крестьянам не забалуешь. Что-то она слышала про три способа разориться. Быстрый – рулетка, приятный – бабы, а самый верный – сельское хозяйство. Тут на печи не посидишь. [12]
– А я к сыну еду.
– К сыну, жама?
Яна не видела смысла скрывать правду.
– Он сейчас у тетки, в поместье Алексеевых…
12
Есть три способа разориться. Самый быстрый – скачки, самый приятный – женщины, а самый надежный – сельское хозяйство. Граф У. Амхерст. Прим. авт.
Лицо мужчины помрачнело.
– Ох, тора…
– Жама, – с нажимом поправила Яна.
– А все одно… вы не слушали ничего?
– Чего я не слышала? – насторожилась Яна.
– Говорят, поместье Алексеевых разорили. И Изместьевых, и Сайдачных, и…
– Разорили?
Яна почувствовала, как в груди поселился колкий кусочек льда.
Петр вздохнул сочувственно, и принялся рассказывать, не выматывая душу.– У меня свояк живет на Изместьевской земле. Так он рассказал, что приехали люди, освобожденцы энти, что они с Изместьевыми сделали – сказать страшно. А потом к Алексеевым отправились.
– Иван Алексеев, жена – Надежда, сын – Илья, дочь – Ирина, – мертвым тоном перечислила Яна. А вдруг это не они?!
Ну вдруг?
Петр кивнул, убивая все ее надежды.
– Так, то… жама. Их, говорят, всех и положили. И поместье подожгли.
– Всех?
– Всех господ. Жама!!!
Яна медленно сползла с велосипеда.
Руки и ноги не слушались.
Гошка!?
Ее сын!?
ЗА ЧТО!?
Из груди рвался темный звериный вой, она давила его, как могла, суетился рядом испуганный Петр, мок в луже велосипед, и неизвестно, чем бы оно закончилось, если бы…
– А мы тебя уж и догнать не рассчитывали!
Трое мужчин.
Сытые, довольные, на хороших конях…
Морды наглые, одежда теплая… явно не голодают и не бедствуют. И мчались во весь опор… Мародеры?!
Грабители?!
Судя по тому, как сжался рядом с ней Петр – да.
Один из мародеров, самый наглый, спрыгнул с коня. За ним последовал второй, перехватил поводья, третий пока сидел в седле.
– Да тут еще и девка! Ишь ты… значит так, борода. Деньги давай сюда! И лошадь тебе ни к чему.
Яна медленно подняла голову.
Вот, значит, как?
Мародерим по дорогам? Робингудствуем?
Отчаяние куда-то исчезало, вытесняемое холодной, зловещей яростью. И желанием отыграться хоть на ком. К примеру, на этих человекообразных.
– Девка, говоришь? – насмешливо поинтересовалась Яна у живого мертвеца. Вот ведь какой разговорчивый попался… непорядок! У нас тут вуду нет, а значит, надо негодяев аккуратно разложить по могилкам. Нечего им шляться.
– Ишь ты, какая разговорчивая, – от молодчика разило луком и нечищеными зубами. Яна даже в лицо ему не смотрела – зачем?! Стоит ли вглядываться в будущий труп? – Ну, снимай штаны и лезь на телегу…
Яна рассмеялась ему в лицо.
Куда и отчаяние делось. Она медленно притянула к себе мужчину, словно собираясь поцеловать – и шепнула в самое ухо.
– Умри. Во имя Хеллы.
Тело дернулось, обмякло, и под его прикрытием Яна послала две пули в двух других бандитов.
Ну, и попала, конечно. Одному в голову, второму в грудь… лошади взвились на дыбы и наверное разбежались бы, но Петр действовал на автомате.
Перехватил коней, удержал, успокаивающе заговорил… третий подонок еще был жив, еще тянулся за оружием… вот, позорище!
Промазала! Не наповал!
Тьфу! Стыд-то какой…
Яна спихнула с себя труп – и добавила вторую пулю. Перехватила лошадь под уздцы, тоже принялась успокаивать – помогло еще, что револьвер был хороший. Выстрелы не хлопали, а звучали приглушенно.
– Развелось уродов.
Петр посмотрел на нее с ужасом.
– Тора, вы…
– Да успокойся. Не трону. Но убираться отсюда надо, явно ведь тебя поджидали…
– Сволочи, – коротко сказал несчастный забитый крестьянин. И метко плюнул рядом с трупом. Кажется, хотел на труп, но передумал…