Зима, которая не ты

КОНСТАНТИН. Да, конечно… Постой, мне кажется, я что-то припоминаю…

Пауза. Сергей внимательно смотрит на Константина.

КОНСТАНТИН. О! Вспомнил. Как тебе пришлась по вкусу могила того парня, погибшего в 1981 году, второй сектор, третий ряд, посередине?

СЕРГЕЙ. Прелестная безобразная могила.

КОНСТАНТИН. Да, вроде бы именно ты рассказывал о ней когда-то. Позавчера мы с Ириной нарочно ходили посмотреть именно ее. Здорово впечатляет.

СЕРГЕЙ. Ну, а холмик?

КОНСТАНТИН. Холмик мы изучали очень долго, и дело стоило того! Превосходный холмик. Сырая земля сохраняет свою свежесть. И раз в неделю туда кто-то приносит цветы. Иногда обыкновенные, пластмассовые, иногда – живые розы. Я навел справки насчет того, что было причиной гибели этого парня. И что бы ты думал? Его машина врезалась в дерево. Кстати, в ту ночь мы и нашли могилу писателя.

СЕРГЕЙ (немного сбитый с толку). Писателя? Какого писателя?

КОНСТАНТИН (смеется). Ха-ха-ха! Было уже почти утро, мы нашли ее случайно, когда уже просто так ходили. Нам было уже все равно, и очень хотелось спать. Так вот: писатель Белобродов, даты жизни 1951— 1988. Раньше я обращал внимание лишь на дату смерти (и то непонятно зачем), но никак не на возраст, в котором человек отправился в Неизвестность. Что на меня тогда нашло, до сих пор не пойму. Этот мужчина умер, когда ему стукнуло тридцать семь. Меня не покидает ощущение, что это особенная цифра, в некотором роде барьер…

СЕРГЕЙ. Барьер?

КОНСТАНТИН. Да, тот самый барьер, перешагивая через который, человек становится совсем другим. Я не знаю как. Быть может, меняется его отношение к смерти… Это трудно объяснить, просто иногда приходит в голову что-то такое.

СЕРГЕЙ. О чем ты говоришь? Все это бессмыслица. Поверь мне на слово; пусть я тоже не так давно начал регулярно посещать кладбища, но опыта у меня больше. То, о чем ты говоришь, или что-то подобное, я испытывал недели две назад, но это быстро прошло, и теперь я понял: мы, люди, бродящие среди могил, должны быть только с виду задумчивы. Главное – это земля под твоими ногами, в ней – кости, прогнившие доски, мертвецы, передающие нам приветы.

Пауза. Константин смотрит на Сергея. Потом отворачивается и прикуривает еще одну сигарету.

СЕРГЕЙ. Это кладбище мне уже надоело. Я хотел бы перебраться на другой конец города, там целых два кладбища, и притом почти рядом, две автобусных остановки в одну сторону, три – в другую, на автобусе номер 666.

КОНСТАНТИН. Это все в будущем… Хоть ты мне многое подсказал, я и сам обнаружил здесь немало неприятных сюрпризов. Наверно, это везение: иногда случайно набредешь на что-нибудь этакое. Потому и привязываешься порой к месту. В голове у меня карта, где светящимися точками отмечены все эти находки. Я готов с удовольствием рассказывать о них любому встречному.

СЕРГЕЙ. Так-так, подожди, я поставлю пепельницу…

Ставит пепельницу на подоконник.

СЕРГЕЙ. Продолжай.

КОНСТАНТИН. На западной стороне кладбища можно найти тесное скопление дешевых деревянных крестов. Эти убогие могилки занимают площадь всего в несколько аров. Так хоронят старушек, средства которых не позволяют устроить себе пышные похороны.

СЕРГЕЙ. Да, насколько я знаю, этим занимается муниципалитет.

КОНСТАНТИН. Я обнаружил особенную могилу и среди этих. Она была совсем свежей, двух- или трехнедельной давности. Холмик как раз и привлек мое внимание. Он был страшно перекошен и этим выделялся среди остальных. Все тамошние могилы похожи друг на друга, эта же выглядела разворошенной.

СЕРГЕЙ. Неужели погребение заживо?!

КОНСТАНТИН. Да! И еще раз да! Все признаки налицо.

СЕРГЕЙ. У тебя была с собой лупа?

КОНСТАНТИН. Конечно, иначе как бы я определил… Закрыв глаза, я представил себе, как эта старая женщина, очнувшись в гробу, пыталась приподнять крышку. Вообрази ужас, испытанный ею!

СЕРГЕЙ. Но в наше время такие случаи почти невозможны. Ведь любого умершего вскрывают в морге. Распиливают череп. Вынимают внутренности. Это стандартная процедура… Но всякое бывает. Чья-то небрежность… Спешка… И вот человек просыпается под землей.

КОНСТАНТИН. Я уверен, это один из тех случаев, о которых ты говоришь! Сомнений нет!

СЕРГЕЙ. Стоит обратить внимание на то, что деньги на похороны в данном случае выделило государство.

КОНСТАНТИН. Конечно! Я тоже подумал об этом.

СЕРГЕЙ. Наверняка это не единственная твоя находка…

КОНСТАНТИН. Да, не единственная. Где-то там, в том же районе, находится крематорий. Обычный крематорий, высокое здание из желтого кирпича с парадным подъездом – на него нетрудно обратить внимание. Как-то я, ни на что особенно не надеясь, копался в канаве рядом с ним. Целых два часа, без перекуров, я ковырял лопатой глину. Весь вымазался в грязи! Казалось, все труды напрасно. Но представь себе: я нашел там обугленные человеческие кости. Я занес этот случай в свой дневник. Сделал запись почти машинально, ведь забыть такое невозможно.

СЕРГЕЙ. Черт возьми! Ты рассказываешь интересные вещи. Будь уверен, сегодня ночью перед сном я буду думать только об этом. У меня обыкновение в конце дня перебирать в уме разные разности. И, главное, делаю я это лишь для собственного удовольствия.

КОНСТАНТИН. Вот как! Я бы посоветовал тебе заиметь привычку переносить насущные мысли на бумагу.

СЕРГЕЙ. Нет, что он говорит! Брось! Нет у меня соответствующей склонности.

КОНСТАНТИН. Странно. Мне всегда казалось, что ты самый настоящий писатель. Все говорит в пользу этого – твои очки, клетчатая рубашка, потертые джинсы. Ты любишь музыку и сигареты, современный писатель не может жить без этого.

СЕРГЕЙ. Брось: все попусту. И не уговаривай. Разве я настоящий писатель? Нет, для этого я слишком серьезен.

Молчат.

КОНСТАНТИН. Так вот, еще я наткнулся, на том же самом кладбище…

СЕРГЕЙ. Давай переменим тему нашей беседы. Я

понимаю, как здорово вести подобные разговоры, но нам, пожалуй, пора прерваться. Дело в том, что скоро придет Ирина – хорошо бы ее дождаться. Сам знаешь, какая она мастерица говорить о кладбищах, обо всем, что нам так нравится. Чтобы ты не очень скучал – а придет она с минуты на минуту – поговорим о том, как одевают покойников.

КОНСТАНТИН (удивленно). Как одевают покойников?

СЕРГЕЙ. Да, на мужчин, например, надевают темный костюм, белую рубашку, галстук и прочий камуфляж; молодых девушек закутывают в белый саван. Должно быть, это своеобразное ощущение – очнувшись в гробу, почувствовать ненужность всего этого тряпья. Несчастное тело, закутанное в какие-то позорные тряпки. Интересно, насколько такая одежда соответствует вкусам покойного. Ведь обычно люди не выбирают, в какой одежде их положат в гроб. Это понятно – у них масса других проблем. Когда до смерти осталось два дня, будешь думать о чем угодно, только не об этом. Если даже знаешь наверняка, что умрешь.

КОНСТАНТИН. Странно, я никогда об этом не задумывался. А если, скажем, покойник не любил галстуки, на него ведь все равно надевают галстук – нет ли в этом чего-то нонсенса?

СЕРГЕЙ. Все объясняется просто. Никогда традиции не соблюдаются так тщательно, как во время похорон. Люди, помогающие хозяевам устроить похороны, делаются очень аккуратными и предупредительными. Даже если хоронят самого отъявленного безбожника и трансвестита, ни за что не оденут его так, как он, возможно, желал…