Зима в горах

Роджер ожидал продолжения, но Мэдог молча допил пиво и тяжело поднялся на ноги.

— Ну, мне пора. Надо перекусить и возвращаться в контору. Хозяину нужна моя помощь, чтобы приводить клиентов в благодушное настроение.

— Надеюсь, мы еще увидимся.

— Если вы тут побудете, — сказал Мэдог, — то непременно увидимся. А теперь занимайтесь своими перегласовками.

Он улыбнулся довольно добродушно и пошел прочь. Но Роджер никак не мог отделаться от чувства тревоги. Почему все-таки Мэдог так резко оборвал их беседу? Потому что не хотел или боялся распространяться о Дике Шарпе и его деятельности? Это что — опасно? Или просто мерзко? Мэдог явно гордился языком, образом жизни, традициями Гвинеда, как он назвал свою страну. А Дик Шарп — это олицетворение всего того, что Мэдог и ему подобные не желали видеть в своей жизни и боялись признать? Или просто Дик Шарп — опасный человек, с которым не стоит связываться и о котором даже не стоит говорить, если тебя могут услышать?

Роджер передернул плечами. Ну, какое ему-то до всего этого дело? Но, должно быть, какое-то все-таки было, потому что, хоть он и развернул газету и попытался вернуться к своему занятию, сосредоточиться он не мог. Великий дар, отличающий человека, — язык, одновременно и необычайно конкретный и абстрактный, вдруг утратил для него свою привлекательность. Вот рядом, всего в нескольких ярдах от него, находились два сильных, решительных человека, прошедших через те же страдания, что и Гэрет, и сдавшихся. Ну и что? Роджер снова постарался отбросить от себя эту мысль. Экономические силы — они как силы природы: безразличны к судьбам людей, но воздействуют на них. Мелкие предприятия, местные службы, находящиеся в руках местных жителей, всюду в мире обречены на гибель. И Гэрет тоже обречен. Все гэреты мира исчезнут с лица земли раньше, чем водяной пастушок или белый носорог.

От этих мыслей Роджеру стало не по себе, он поднялся, вышел на улицу и бесцельно побрел к площади. Да вот он, автобус Гэрета, стоит в длинном однообразном ряду автобусов компании «Дженерал». Горбун уже сидел за рулем, готовясь двинуться в горы, и дожидался лишь, когда последние пассажиры с картонками и коробками залезут в машину. Автобус у Гэрета был ярко-желтый. Он показался Роджеру особенно ярким под сверкающим небом. Последний пассажир взобрался по ступенькам; Гэрет с кожаной сумкой через плечо пополз, словно краб, по проходу; Роджер, наблюдая все это с противоположной стороны площади, казалось, слышал, как в автобусе живым фонтаном бьет беседа — люди обмениваются приветствиями, новостями, шутками, соболезнованиями, благодарностями, приглашениями, намеками, колкостями, и все это покатится вверх по горному склону, словно автобус — передвижная гостиница, только в ней не подают напитков. Роджер видел, как Гэрет вернулся на свое место, сел и уставился в ветровое стекло, услышал, как закашлял и заурчал мотор; желтая глыба автобуса тронулась с места и исчезла. Сколько еще поездок он совершит? Сколько пройдет еще дней или недель, прежде чем Гэрет вынужден будет продать свое дело, а у старинных зданий останется лишь унылый строй однотонных автобусов «Дженерал», похожих в своей неизменной шоколадно-кремовой ливрее на уложенные в ряд линейки?

Ну что ж, пусть об этом думает Гэрет. А он должен подумать о том, чтобы позавтракать где-нибудь. Ноги машинально понесли Роджера назад. В ту же пивную? Нет, бутерброды там выглядели изрядно засохшими, а горячие булочки, одиноко томившиеся в обогреваемом стеклянном отделении стойки, были явно фабричного происхождения. Роджер уже прошел было мимо дверей, намереваясь поискать какое-нибудь другое место, как вдруг вспомнил, что оставил на столе газету. Не мешает все-таки забрать ее: пять пенсов это пять пенсов. Он вернулся. Айво и Гито, решившие пренебречь тем, что булочки явно фабричные, сидели на той самой скамье, где совсем недавно сидел он с Мэдогом, ели и оживленно о чем-то беседовали. Газета, оставленная Роджером, лежала перед ними на столе.

Роджер подошел и протянул руку за газетой. Таким образом он неизбежно попал в поле их зрения, и они подняли на него глаза. Он улыбнулся.

— Хочу забрать свою газету.

— Если найдете в ней что-нибудь стоящее, сообщите мне, — сказал Айво.

И он тотчас снова повернулся к Гито, но Роджер, которому вдруг неудержимо захотелось постоять и поболтать, не уходил. Он словно прирос к месту и, старательно свертывая и развертывая газету, неотрывно смотрел на двух приятелей. Оба были загорелые, обветренные и казались крепкими, сильными — таких ни усталость не проймет, ни беда. И тем не менее Дик Шарп сломил обоих. Эти двое не выстояли против того, с чем столкнулся горбун и чему он твердо решил не покориться: в какую-то минуту они повернули и бросились наутек. Если бы Роджеру удалось поговорить с ними по душам, если бы подвезло и удалось заставить их открыться, возможно, он понял бы подлинную природу бед, которые грозили Гэрету. Мэдога, конечно, не заставишь разговориться, как и Гэрета.

Айво, со свойственной ему интуицией, должно быть, почувствовал, что Роджер пытается придумать, как бы завязать разговор, и потому, кивнув на газету, заметил:

— Что — ищете работу?

— В известном смысле, да.

— Но вы же не говорите по-валлийски, еще только вроде учитесь.

— Совершенно верно.

— Я уже видал таких, — сказал Айво. — Только немножко научатся по-валлийски, и давай им работу в просвещении. Работа в просвещении, конечно, есть, и очень хорошая, да только не нужны там люди, которые не говорят по-валлийски.

— У нас тут, во всяком случае, не нужны, — поддакнул Гито.

— Я вижу, ничего от вас не скроешь, — сказал Роджер. Он придвинул стул и сел по другую сторону стола. — Вы угадали: я действительно ищу место преподавателя. (В Упсале, где полно блондинок. Но к чему вдаваться в подробности?) Я изучаю валлийский. Но я только начал, и пройдет немало времени, прежде чем я буду на что-нибудь годен.

— Да что ты, малый, — сказал Айво, махнув рукой. — Неделя-другая, и ты будешь знать больше, чем многие у нас тут. Ей-же-ей. Когда поступаешь на работу, достаточно сказать комиссии несколько слов по-валлийски — и дело в шляпе. Сумеешь сказать: Sut yr ydych chwi heddiw [11] — и все в порядке.

11

Как вы поживаете? (валл.)

— А детишки научат тебя остальному, — добавил Гито. — Особенно крепким словцам.

— И все-таки, — сказал Роджер, — я знаю, что быстрее освою язык, если устроюсь в такое место, где я все время буду слышать валлийскую речь и сам смогу говорить.

— Может, Марио возьмет его на подмогу к себе в бар, — заметил Гито.

— Ничего не выйдет, — сказал Айво. — Для этого надо быть в профсоюзе. Любая работа в ресторане или в баре — это для членов профсоюза, только так.

— А кто это Марио? — спросил Роджер.

— Да здешний хозяин, — сказал Айво. — Он итальянец. Прибыл в Уэльс в сорок третьем как военнопленный. А теперь говорит, что это его дом. Даже и не думает возвращаться на родину. По-валлийски болтает, как туземец. Туземец из Италии.

— А вот по-английски никак не может выучиться, — сказал Гито.

— Просто не хочет. Не может им простить, что они взяли его в плен.

Роджер посмотрел в другой конец зала на хозяина, который, засучив рукава рубашки и обнажив смуглые руки, старательно вытирал салфеткой стакан и о чем-то горячо спорил с клиентом. Во всяком случае, глядя на то, как он играет бровями и вытягивает губы, Роджер решил, что он спорит, хотя, возможно, он просто выражал сочувствие человеку, попавшему в беду.

— Так или иначе, но он возьмет только члена профсоюза. И уж наверняка не станет связываться с англичанином, — сказал Гито.

— Ничего подобного, — сказал Айво. — Ему бы очень понравилось командовать англичанином.

— Вот я о чем подумал… — начал Роджер.

— Да?

— Видите ли, жалованья мне не нужно. Я получаю пособие, мне его дали на работе, чтобы я изучил валлийский. Так что для меня вопрос о деньгах не стоит. Мне важно просто находиться среди людей, которые говорят по-валлийски.

— Тогда займись продажей, поработай коммивояжером.

— Или приобрети место на рынке.

— Или пои чаем строителей. Нет, не годится: для этого нужно быть членом профсоюза.

— Продавай программы на футбольных матчах.

— Но я же серьезно говорю, — со смехом попытался урезонить их Роджер.

— А мы тоже говорим серьезно, друг, — сказал Айво. — Труднее задачи ты нам не мог задать. Ну, какой хозяин возьмет к себе служащего, который говорит, что будет работать бесплатно? Он решит, что тут явный подвох и лучше ему держаться от этого подальше. Ведь так?