Зимнее чудо для босса

— Не хочу, праздник же, – дочка подскочила, будто не она еще недавно сладко спала.

Я уложила ее в восемь вечера, малышка успела отдохнуть три часа. У нас всегда так, я укладывала ее перед праздником, а затем будила, чтобы и моя малышка смогла насладиться атмосферой веселья. Мама из-за этого вечно ругалась на меня – ребенку не место за взрослым столом, но я была непреклонна. Пусть, Лиза маленькая еще, но она мне ближе всех, и не меньше остальных заслуживает праздника. Да и вспоминались свои собственные мелкие детские обиды, когда меня отсылали от взрослых, чтобы не мешалась. Неприятно было и обидно.

Лиза крутилась рядом со мной, выбирая платье. Еще дома мы договорились, что она наденет свое любимое новенькое розовое платье, но кто-то милый и кудрявый вдруг раскапризничался.

— Синее надену, со звездочками. Не хочу розовое, – упрямо надулась Лиза, сжимая в руках темное, блестящее платье.

Она хоть и умненькая у меня, и милая, но все же упрямая и капризная, как почти все дети. Раз сказала «синее, со звездочками», значит – отглаживай, мамочка, платье, иначе грянет гром, ураган и детская истерика со слезами.

Я, ругаясь сквозь зубы, гладила легко мнущееся платье, недоумевая, зачем купила ребенку такое. Его в порядок привести – та еще жесть.

— Мам, а когда свадьба? – Лиза пальцами подкручивала свои кудряшки, а я воевала с ее платьем. — Дядя Ник сказал, что устроит сказку, он обещал, – строго добавила она. — Так и сказал, что будет много цветов, гостей, подарков. И все будет так, как мы с тобой захочем.

— Захотим, – поправила я. — Раз обещал – устроит.

— А можно мне ресницы накрасить? – переключилась Лиза на мою косметичку.

— Лиза, – нахмурилась я.

— Ну мам! Ну пожалуйста!

— Ресницы – нет, – строго сказала я, погладив, наконец, платье. — Давай, милая, одевайся.

Так, нужно теперь себя в порядок привести. Вот только времени совсем нет, катастрофически. В моей семье было принято за стол к празднику садиться часов в десять вечера, а здесь все собирались ближе к полуночи, поздравляли друг друга, а затем уже спокойно сидели за столом.

И, я уверена, все уже выглядят прилично, одна я до сих пор как бедная родственница. Зато Лиза у меня – загляденье.

— Красавица моя, – умилилась я, разглядывая крутящуюся перед зеркалом дочку.

Ладненькая, обаятельная, и платье это, на которое я уйму времени потратила я ей простила за одну лишь улыбку. С собой я взяла только одно платье – серебристо-стальное, с еле заметной россыпью стаз по лифу и облегающее меня, как вторая кожа. В него я облачилась, и подошла к зеркалу.

А я хороша! В некоторые моменты, как в этот, я искренне могу собой любоваться. До появления на свет Лизы, я была плоской, только «нижние девяноста» выдавали в моей фигуре женщину. А как Лиза родилась, появилась и грудь. А еще лишние пятнадцать кило, от которых я не могла избавиться полтора года. Сергей даже упрекал меня за полноту, а я не спешила худеть, хоть и комплексовала изрядно, привыкла быть худенькой.

Но тогда мама, пожалуй, дала мне единственный правильный совет за всю жизнь: главное – здоровье ребенка, и оно зависит от кормящей мамы. А фигура… может, восстановится, а может и нет, но она – далеко не главное и спешить, морить себя голодом и спортом, как инстаграммные дивы не стоит. Это они пусть на пятый день после родов красуются в купальнике, хвастаясь плоским животом.

На второй год фигура пришла в норму, я вернула талию, а грудь осталась – пышная, высокая. И сейчас мою фигуру облегало красивое платье, в котором мне не терпелось показаться перед Никитой.

Я красилась, а Лиза наблюдала за мной, помогала подобрать цвет помады, теней, и всячески мешалась.

— А губы можно накрасить? А щеки? Ну мам! – Лиза сложила ладони, как в молитве, и я сдалась.

Мазнула по ее губам полупрозрачным розовым блеском, и чуть тронула щеки персиковыми блестящими румянами. А затем пощекотала курносый нос пушистой кистью для макияжа, и Лиза рассмеялась.

— Все, тебе хватит, – я оглядела саму себя, и хмыкнула.

Всего за пять минут собралась, и выгляжу почему-то вполне прилично. Иногда это для меня загадка: трачу по два часа на внешность, и недовольна, а когда времени нет, умудряюсь нарисовать себе и ровные стрелки, и прическу соорудить красивую. Видимо, профессия секретаря сказывается, когда лучше всего работа спорится в стрессовых ситуациях.

— Все, детка, идем праздновать, – я хотела взять Лизу за ладошку, но она вдруг схватила свой альбом, и лишь затем взяла меня за руку.

— Я рисунки приготовила. Неприлично без подарков ведь, – по-взрослому заявила дочка, и мы пошли к дому.

На часах уже без пятнадцати двенадцать, скоро начнут показывать обращение президента, а затем настанет новый год. От этого праздника принято ждать чудес, и мое чудо уже свершилось, Дедушка Мороз ко мне был щедр. Жаловаться не на что.

Потому я, улыбаясь, подошла к столу, и приобняла Никиту, когда Лида отвернулась. Он окинул меня жгучим, жадным взглядом, чисто мужским. Я даже смутилась, и на секунду пожалела, что надела именно это платье. Очень уж оно облегает. Не намек, а громкое заявление: «сними с меня это платье, дорогой».

Я буквально картинку в глазах Никиты увидела, как ему не терпится остаться со мной наедине, и медленно снять с меня этот наряд, а затем распустить прическу, любуясь темными прядями волос на светлой коже… как в нашу первую ночь.

Также голодно смотрит, как тогда.

Я отшатнулась от Ника, когда Лида обернулась к нам.

— Чувствую себя школьником каким-то. Надь, я уже сказал ей, можешь не скрываться, – хмыкнул Никита, и помог Лизе забраться на стул с парой высоких подушечек.

— Как, сказал? – я внимательно оглядела свою «соперницу», почему-то не бьющуюся в истерике, и не устраивающую погром, а вполне мирно переговаривающуюся с Ольгой Андреевной. — Мы же договорились, что потом скажем ей про свадьбу. И… почему она так спокойна?

— Я решил, что скрываться от нее глупо. В конце концов, Лида нам никто. Пока ты занята была, я подозвал ее, и все объяснил, как есть, – пожал Никита плечами. — Доходчиво донес, что у нее шансов не было, и не будет, и что мы с тобой очень скоро женимся. Она это приняла.

Никита, не скрываясь, потянулся ко мне, и поцеловал. Не слишком интимно, чтобы не смущать сидящую рядом дочку, но все равно нежно, собственнически. Лида взглянула на нас, и… отвернулась. Неужели так просто переболела? Поняла, что Никита с ней никогда не будет, и отступила?

Ох, хорошо бы.

Борис Ефимович включил телевизор, а Никита тем временем начал разливать по бокалам искристый напиток. Лизе достался яблочный сок, но она поглядывала на наши бокалы, и слегка дулась. Все торопится вырасти зачем-то. Я и сама такой была, а затем с грустью мечтала вернуться в беззаботное детство.