Зимнее чудо для босса

— О чем вы с Лизой секретничали-то? – шепнула я.

Никита хитро улыбнулся, и покачал головой.

— Не скажешь? Серьезно?

— Посмотрим на твое поведение. И на твою покладистость, – промурлыкал он, как довольный котяра. — Может, если ты будешь хорошей… хотя, к черту эту «хорошесть». Если будешь плохой, очень плохой девочкой, я тебе расскажу, – Никита сидит рядом, я вдыхаю запах его парфюма, задыхаюсь от горячего, смущающего меня взгляда.

Он провоцирует, ничуть не таясь родственников. И Никите нравится меня смущать, он весь самодовольством пышет… и его горячая ладонь опускается на мое бедро.

— Никита! – прошипела я.

— Что, дорогая? – довольно спросил он, и сделал невинное лицо.

Я сижу, не шевелясь. Мне приятно, жар внутри разливается, а еще дико неудобно – вдруг кто увидит?! Это уже совсем за гранью, а его ладонь все выше, и выше, на кромке моего белья… Я не выдержала, и отпихнула от себя его ладонь. Вернее, попыталась, его попробуй-ка, отпихни. Вымахал вон какой, будто на стероидах рос.

Никита вдруг взял наполненный бокал со стола, обхватил мою ладонь, и кивнул родственникам:

— Мы на улице встретим Новый Год. Отец, позаботься о малышке, – указал он на Лизу, которая итак прилипла к Борису Ефимовичу, заваливая его вопросами, на которые у него хватало терпения отвечать.

Мы оделись, и вышли на улицу. До полуночи всего пара минут, любимый мужчина совсем рядом, в сердце плещется счастье. Оно и в воздухе разлито вместе с ароматом хвои и апельсинов.

— Загадай желание, – прошептал Никита, отведя меня за дом, где он днем уже расчистил снег.

Поднес к моим губам бокал, и я сделала глоток. А затем вполне искренне загадала простое желание: «Хочу счастья рядом с этим мужчиной. Быть счастливой и сделать его счастливым»

— Теперь ты, – также прошептала я, боясь разрушить тишину.

Никита поднес к своим губам бокал, пригубил напиток, и на пару секунд спрятал глаза.

Не знаю, куда вдруг делся бокал из его ладони, но в следующее мгновение меня уже крепко обнимали мужские руки. Прижимали к своему телу как великую ценность – хрупкую и любимую, дорогую и желанную… ох, как же меня прижимали. Да и я сама прижималась, доказывая, что не такая я и хрупкая, а вполне себе инициативная.

— С Новым Годом, – одними губами произнес Никита, и обрушил на меня поцелуй.

Сначала нежный, ласкающий. Пробующий меня на вкус. А затем дурманящий и голодный, очень глубокий и личный. Поцелуй, от которого подгибаются колени, и тело становится ватным. Поцелуй, после которого женщину нужно поднять на руки, и нести в спальню, а затем делать с ней что угодно. Сейчас я именно на это и согласна – на все, что Никита захочет. На все, что он предложит, что потребует.

Я целовала в ответ, не уступая Никите в напоре, и услышала, как вдали начали раздаваться громыхающий выстрелы от фейерверков. Позади раздались голоса – семья Никиты вышла из-за стола, чтобы посмотреть на салют, а мы не могли оторваться друг от друга. Целовались, дышали одним воздухом, и снова сближались.

Я нашла в себе силы отстраниться от Никиты, и даже выскользнула из кольца его рук.

— Лиза любит фейерверки, – срывающимся голосом пояснила я. — У поднимаю ее обычно, чтобы она лучше видела небо. Я к ней.

Я успела сделать два шага к Борису Ефимовичу, державшему мою малышку за руку.

— Надь, я сам малышку подниму, – услышала я веселый, чуть хриплый после поцелуя голос Никиты, а заем он вскрикнул: — Какого черта ты творишь, идиотка?

Я растерялась, обернулась, и мельком успела увидеть лицо Лиды, стоящей неподалеку. А затем меня буквально снесло ударом, пахнущим порохом, и впечатало в стену дома.

Я успела услышать лишь лепет:

— Я нечаянно, я в небо хотела запустить. Видимо, паленую продали или просроченную… ой, она горит…

— … Надя… черт, я убью эту тварь, – ругался Никита.

По животу больно хлопали, сыпали на меня снег, голова кружилась, и я отключилась, так и не осознав, что произошло и почему мне так больно.

ГЛАВА 18

Лиза!

Именно мысль о дочери заставила меня открыть глаза. Я на руках у Никиты, на лицо падают редкие снежинки. Пахнет хвоей, порохом и гарью. Что-то случилось. Что-то плохое, неправильное. Я упала, голова болит, как и шея, на нее давит рука Никиты, и мне больно.

А вот живот онемел. От страха, или…?

— Что случилось? – прошептала я.

Никита ногой открыл дверь, внес меня, лицо сосредоточенное, губы сжаты в тонкую линию. Не слышит меня. — Никита, – повысила я голос, и поморщилась от боли в голове, — что случилось?

— Надя, – он выдохнул, опустил меня на кушетку, а сам сел на полу, придвинулся ко мне, почти навис. — Отец скорую вызывает, платников. Скоро будут.

Скорая.

Я ударилась, а до этого… я обернулась к Лиде. Она что-то сделала? Надо спросить, но сначала Лиза.

— Где Лиза? Нужно успокоить ее, – я чуть приподнялась, но Никита придавил меня ладонью, заставив лежать.

— Они в гостевом доме, Лиза не успела ничего понять. Мать ее увела. Кудряшка только искры увидела, не волнуйся о ней. Отец тоже с ними. Мама… она Лизу не обидит, не волнуйся, – Никита гневно раздул ноздри. — Лиду отец в машину утащил и заблокировал.

Я опустила глаза на живот – туда, где сейчас руки Никиты. Они… трясутся? Да, подрагивают. А моя одежда в дырах на животе, он расстегнул испорченное, промокшее и пригоревшее пальто, и выдохнул.

— Крови нет. Надя, как ты? Не молчи, пожалуйста.

— Голова побаливает. Что случилось?

— Лида в тебя фейерверком выстрелила. В живот. Ты загорелась, отлетела. Черт, – он сжал ладони в кулаки, отвел от меня глаза. — Скоро скорая приедет. Скажи, что мне сейчас сделать? Компресс, таблетки? Я вообще не разбираюсь в этом. Я…

— Никит, я в порядке, – протянула к нему руку, и шею снова прострелило болью – неслабо меня приложило. — Скорая приедет, посмотрят меня. И… фейерверком? – я на секунду зажмурилась в ужасе, представив, что Лида выстрелила бы в лицо, или в руку. — Хорошо, что я в слоях одежды была, да? – улыбнулась ему слабо.

Какая-то реакция у меня ненормальная, заторможенная. Чувствую, будто время замедлилось, а вместе с ним и я сама. Но главное, что Лиза не испугалась, не поняла, и сейчас в безопасности. И Лида… заперта, так Никита сказал вроде?

— Вызвал, – крикнул Борис Ефимович. — Обещали через пятнадцать минут приехать, пункт скорой в Михайловке. В поселке есть фельдшер, но он напраздновался, и лежит лицом в оливье. Как Надюша?

— В порядке, – откликнулась я, стараясь быть бодрой.

Никита помрачнел еще сильнее. Вроде и расслабился и разозлился одновременно – не понимаю, как у него совмещаются такие разные эмоции одновременно.