Зимние ходоки
Шрифт:
— Хороший мороз, внушительный!.. — ответил я, хлюпнув носом и покосившись на очередную замерзающую струйку воды.
Что мне, что Трибэ, что Мелкому приходилось прятать носы за воротниками. И чтобы услышать друг друга, мы вынуждены были кричать. Впрочем, кричать бы всё равно пришлось: ветер выл очень уж громко.
— Всё, Мелкий! Я — пас! — сообщил Трибэ. — Костра не будет!
— А я чо те говорил? Со мной натурально спорить не резон! Сказал — не развёдешь, значит, типа, не разведёшь! — Мелкий вылил из фляги остатки воды, с интересом наблюдая, как ветер рвёт их и замораживает в полёте. —
— Я тоже! — согласился Трибэ.
Наверно, мне бы стоило последовать их примеру. Но взыграло упрямство! И желание поесть чего-нибудь тёплого. Конечно, пищевой рацион тоже бы подошёл: он разогревается при вскрытии. Но я понимал, что если сейчас отступить — день пропадёт зря!
Все мы просто засядем в капсулах. И не выйдем оттуда, пока не потеплеет. Или пока нас снова не завалит снегом по самые крыши…
Поэтому я присел рядом с кострищем и попытался сделать то, что не получилось у Трибэ.
Разведение костра при сильном ветре — это отдельная история… Не могу сказать, что владею этим умением, но, в отличие от Трибэ, я спешить не стал — хоть и было жутко холодно. В первую очередь, убрал из кострища уже сложенные дрова, а потом тщательно расчистил его, стараясь отгрести снег как можно дальше.
Затем переложил камни так, чтобы они защищали будущий огонь от восточного ветра. И только потом начал выкладывать первичную кучку дров. Обычный трут — тонкую кору и пучки сухой травы — использовать не стал. Вернулся в капсулу, чтобы взять просмолённую паклю и спички. Пытаться сейчас что-то сделать трутом было бы глупо.
— Как там погода? — сонно спросила из спальни Кэт.
— Холодно и снежно! — ответил я.
— Тогда не буди меня! Буду спать! — сообщила девушка и, судя по шуршанию, завернулась в одеяло.
В качестве одеял мы использовали спальники, под которые подкладывали простыню. И шуршали они очень уж характерно. Я улыбнулся, представив сонную Кэт в кровати, но не стал расстраивать её тем, что не дам никому спать весь день напролёт. Пускай ещё немного порадуется «ленивому» утру!
А я, снова запаковавшись в тёплую одежду, выбрался на мороз. Костёр сам себя не разведёт! Пока меня не было, ветер, кажется, только усилился. Редкие колючие снежинки били в лицо, как ледяные иглы. Но я упорный! Морщась и ёжась, я добрался до кострища и склонился над ним.
Когда костёр маленький, его может задуть что угодно — даже, собственно, дыхание разжигающего! Но когда огонь разгорится, ветер ему может только помочь. Пальцы в перчатках уже слегка задубели, но я сложил «шалаш» из веток, начиная от очень тоненьких и заканчивая обломками толщиной в палец. А затем засунул в «шалаш» бумагу и взялся за спички.
И вот тут пришлось снять одну из перчаток… Спалить защиту для рук, когда путь к Алтарю занесло снегом — это был бы подвиг, достойный премии Дарвина. Лучше я немного помёрзну, чем стану лауреатом.
Спичка, к счастью, загорелась сразу. И пока сера ещё не прогорела до конца, я успел запалить бумагу.
Наша бумага не такая древесная, как на Земле. Мы уже поняли, что неплохо бы добавлять в неё опилок, но пока не реализовали план. Поэтому наша бумага была, скорее, водорослевого происхождения.
И всё-таки занялась она хорошо!
А вслед за
ней и мелкие веточки. А потом — ветки побольше.Пока разгоралось пламя, я продолжал стоять, наклонившись над костром, чтобы защитить его даже от самых слабых порывов ветра. Но чем дальше, тем сильнее я отодвигался, не забывая подкладывать всё более крупные полешки.
Финальным аккордом стали несколько брёвнышек с мою ногу в обхвате, которые, занявшись, выдали пламя под пару метров высотой!
И ничто уже могло не могло затушить мой костёр. Он полыхал, как фонарь маяка в утреннем сумраке, маня к себе уставших от заключения в капсулах людей.
— Ого! Ничего себе ты тут пожар устроил! — оценила Кострома, добравшись до костра. — Сжигаешь зиму, чтобы поскорее пришла весна?
— Хм! Интересная версия! — ответил я, стараясь увернуться от беснующихся языков огня, которые хаотично трепались по ветру. — Но вообще-то просто делаю костёр. Не всё же в капсулах сидеть!
— Предлагаешь работать в такую погоду? — оглядевшись, скептически уточнила Кострома.
— Нет, я предлагаю копать проход в Верхний город! — ответил я. — Это не работа! Это — необходимость!
— Да что ж тебе на месте-то не сидится… — вздохнула Кострома.
К обеду я сумел убедить людей в том, что путь в Верхний город нужен каждому из нас. Работы возобновились, и от уже расчищенных участков потянулась дорога к ближайшим воротам. На местах погрузки снега теперь горели большие костры, а рядом возводились простенькие шалаши, в которых работники могли погреться.
Не сказать, что прямо вот помогало… Но рядом с костром всё ж таки было теплее! Группы расчистки работали не больше десяти минут, после чего шли греться к огню. А их, в свою очередь, сменяла следующая группа.
Впрочем, в этот день на работу вышли, в основном, мужчины. Ни у кого рука не поднялась гнать женщин на улицу в такой собачий холод.
Через четыре часа мы докопались до створок. И что делать дальше — не знали. Как ни кричали, с той стороны никто не откликался, а ворота оставались закрытыми.
По всему выходило, что пора перебираться самостоятельно…
— Нет! Мне даже работать было западло! — отбрыкивался от важного задания Мелкий. — Сам лезь!.. Я и тут проживу, без никого!..
— Мелкий, ну хорош ломаться! Я с тобой полезу! Ты просто для подстраховки! — уговаривал я.
— Других идиотов нет, что ли? — возмутился гопник.
— Остальным я спину не доверю! — ответил я, не смущаясь, что все вокруг меня слышат. — Вдруг укусят, а?
— Да я тебя ща сам укушу! Не полезу! Не хочу! — Мелкий был суров и неумолим.
…Через три минуты мы взбирались на стену по лестнице. Снизу её приходилось держать двум крепким мужикам из наших. Ветер достиг такой силы, что ещё немного — и можно говорить про ураган…
— Вано, ля! Вано, меня сейчас сорвёт, нахрен! — завопил гопник, едва я перевалился животом через парапет.
Честно говоря, меня тоже могло ветром сорвать… Прямо-таки в любой момент. Стена была покрыта ледяной коркой, и удерживался я на месте разве что молитвами отца Фёдора, который ждал новостей внизу. И всё-таки я заставил себя высунуться, чтобы помочь Мелкому. Сам уговорил — сам и затаскивай!