Зимний Фонарь

— Fon, мы вынуждены передать тебя пернатым.

— Ни в жизнь, — цедит культистка, мрачно глядя исподлобья.

Аверс напряжённо сводит брови и угрожающе приближается. Культистка стоит всё также неподвижно. Ей нестрашно. Она с вызовом смотрит в бездну вражеских глаз и усмехается.

— Покуда при тебе твой смертник, ты жив, но потеряешь его — и тебя больше не существует, — скалясь улыбкой, шепчет карпеец и склоняется к девушке. Срывает с шеи языческий амулет — литеру Немока, напоминающую птичью лапу. Жнец беззвучно читает вырезанное на обороте имя. Улыбка становится всё более зловещей. Сжав кулак, мужчина ломает амулет и бросает на землю. — Твой бог мёртв. Saj erevo, Самана Гармане.

Эпизод второй

Российская Империя: Синекамская губерния

телекоммуникационная вышка «Азора»

12-31/917

Густеющий по сторонам лес припорошен снегом. Холод, незримый в раскалённом битвой замке, пробирает до костей. Янис Долорайтис ёжится, когда на шапку падает снежная пригоршня. Ругаясь под нос, молодой человек снимает ушанку и отряхивает её. В горстке темнеет элегический субстрат.

— Правда, Ян, дался тебе этот Реверсон. Он в жизни не командовал кем-то больше группки жнецов, а ты ждёшь от него каких-то решений, — рассуждает Вера, зубами зажимая рыхлый фильтр папиросы. Терпкий запах табака настолько силён, что Долорайтис кашляет. — О, какие мы нежные… Да и, между нами, знаешь, этого карпейца могла продвинуть разве что чья-то смерть. Давай лучше о чём-нибудь другом.

Связист недовольно хмыкает. В сравнении с остальными — братьями да сёстрами — в Стагете он недолго. За его пределами, впрочем, тоже.

— А ты сама откуда будешь? — как бы невзначай интересуется молодой человек во время небольшой передышки. Подъём пройден на четверть. Этой высоты достаточно, чтобы узреть природу низменности, расстилающуюся под склонами гор. — До чего же здесь красиво…

— Неместный, значит? — догадывается разведчица и останавливается рядом. Запрокинув голову, прищуривается и указывает куда-то вдаль. — Мой дом примерно там, на юге Церупилса.

Юноша знает, что дома его спутницу никто не ждёт. Лишь хозяйство, пришедшее с мором войны в упадок.

— Загляденье, — восторгается Долорайтис, силясь отогнать волнения. — А я вот недавно перебрался в Линейную с Родополиса. Познакомился в университете с одной практиканткой, и вот я уже тут…

Неподалёку скрипят птичьи глотки. Яйца с невылупившимися птенцами иссыхают и трескаются. Груды тушек валятся ниц.

— Как зовут эту счастливицу?

— Антонина.

На вытянутой из нагрудного кармана фотокарточке запечатлена темноволосая женщина со светлыми глазами. Из-за очков её взгляд кажется холодным, но губы теплеют улыбкой.

— Мои поздравления, — произносит Озолина и хлопает сослуживца по плечу. Со стороны кустов трещат ветки. — Чу! ты это слышал?

Янис неуверенно кивает. К нему возвращается прежняя тревога. Тем временем разведчица, навострив слух, поднимает винтовку и стволом раздвигает колючие заросли. В прицеле пустота. Женщина по пояс увязает в гуще. Долорайтис, игнорируя цыканье, предаётся тягучим мыслям:

— Происходит действительно что-то странное… Ты только не смейся, но это серьёзно: остальные Пределы уже несколько недель не выходят на связь. Я уже пытался до этого хоть что-то узнать у Монтгомери, но… ничего.

— Сомневаюсь, что они ничего не знают. Эти, Ян, всегда всё знают: тут, скорее, дело в том, что они не хотят, чтобы о чём-то узнали мы… — гнетущим шёпотом предполагает женщина — Янис заинтригованно вслушивается. — О том, что может навредить нашему союзу с Красмор… Так начинаются всякие теории заговора?

— Никакая это не теория заговора! — пытается возмутиться юноша. Кончики его ушей краснеют — то ли от холода, то ли от гнева. Тогда же демиборцы наконец добираются до пункта назначения. — Народ верит в воскресение цесаревича… Что, если байки о легионе нежити вовсе не детские страшилки?

— Поумерь своё воображение, Долорайтис, — советует Вера. — Нашёл что слушать, право. Не кликай беду: мысли материальны, а кроме нас здесь могут быть разве что заблудшие клерикалы…

Для Озолины эти слова становятся последними. Как и прочие демиборцы, она погибла, лишь взглянув в лицо подлинного противника.

***

Бесчувственное тело демиборицы подвешивают к балке над станцией связи. Громоздкая аппаратура занимает всю площадку под опорой линии электропередач. Труп на её фоне кажется незначительным, малым. Запястья его связаны верёвкой, а на голову натянут мешок. Мешковина скрывает застывший на лице страх, впитывая обильный ток крови.

Несколько выстрелов — и нет больше Веры.

Янис не знает, в чём они провинились, но уверен, что будет следующим.

За спиной раздаётся приглушённый напев. Песнь, ставшая гимном Параду. Долорайтис вздрагивает. Скрючивается над столом с микрофоном и спешно настраивает частоту. Он боится обернуться, ибо верит, что излишнее любопытство приблизит его гибель. Дрожь сковывает руки. Настройка передатчика занимает больше обычного.

Нервно сглатывая, связист старается не вспоминать о своей невесте, дожидающейся его всего-то в пятидесяти километрах от Стагета. Всё то, что прежде давало ему сил, обращается прахом. Фотокарточка, что юноша сжимает в руке, заляпана кровью и грязью.

Это не то, чего он хотел.

— Мы же служили вам верой и правдой, — севшим голосом проговаривает Долорайтис, надеясь хоть как-то оттянуть момент. Надеясь на подмогу. Однако никто не приходит. — Зачем вы это делаете?

— Во имя войны, разумеется, — отвечает загробный шёпот, и удавка оплетает шею связиста. В следующее мгновение он чувствует, как обладатель голоса наклоняется к нему, — до чего же она прекрасна.

Вскорости на аварийной частоте 144.23.201 FYD появляется следующее сообщение: «Культисты и все демиборцы лежат мёртвые на руинах, все люди мертвы. Цесаревич вернулся. Меня зовут Янис Долорайтис, и я умираю».

Эпизод третий

Российская Империя: Синекамская губерния

Стагетский Предел

12-31/917

Ужасающий крик раскатистым громом потрясает горы. Птицы с громкими всхлипами поднимаются ввысь. По ступеням, ведущим к телекоммуникационной вышке, стекает кровавый ручей. Лежащий на земле снег алеет.

Скрипят ворота. Хлюпают приближающиеся шаги. Двор наполняется беспокойными перешёптываниями. Замечая тревогу сослуживцев, Реверсон оборачивается и видит подволакивающего ногу человека.

Долорайтис… вернулся.

Спина его утыкана стрелами. Ни жив ни мёртв он стоит посреди двора.

Капитан ошеломлённо приоткрывает рот — разве тот не должен был умереть с таким количеством попаданий?

Демиборцы сторонятся связиста как поражённого. Отзвуки крика к тому моменту превращаются в подобие миража.

— Долорайтис, — неуверенно обращается к вернувшемуся Аверс, — что с тобой произошло? Sero Вера?

Долорайтис неестественно запрокидывает голову. Глаза его закрыты. Рот открывается с натужным хрипом. Сквозь бульканья прорезаются слова: