Зимний Фонарь

Выходцам из поражённых зон непринято сохранять одежду — не существует ещё такой чистки, что избавит её от химикатов. Особенно от Воздействия страдают натуральные ткани и материалы: от них избавляются в первую очередь. Синтетика обладает лучшей резистентностью, не допускает отраву до кожи, однако панацеей не является. Исключение составляют некоторые виды амуниции, в число которых, например, входят крематорские доспехи.

Сами выжившие вынуждены проходить депылизацию, заключающуюся в очищении кожи от тлетворных соединений. Обычно процедура реализуется посредством контраста температур, чередуемых следующим образом: холод — тепло — холод. Проводится в душе: ледяной водой смывают налипшую грязь, горячей — расширяют поры, а затем прохладной вымывают оставшееся.

Элиот проходит депылизацию за сестрой. После душа обламываются волосы: укорачиваются, редеют. Парень потрясённо смотрит в зеркало и не узнаёт себя. Под глазами цветут иссиня-красные синяки, а шея и грудь усыпаны тёмными пятнами. Манифест сухой коркой ползёт вверх от ключиц и практически чернеет к кадыку. В горле комом тупая боль.

Почитатель достаёт из предоставленной аптечки апейрон и вдыхает аэрозоль. Отметины едва заметно светлеют. Кожа смягчается.

Но дышать не становится легче.

Следом идут мотуссупрессоры.

Элиот не помнит, какие должен пить — Шарлотта не напомнит ему об этом. Впрочем, в аптечке только «Каредит» да «Локмипан». Брюнет наугад берёт первый и вытряхивает из пузырька на ладонь пару синеватых пилюль. Проглатывает. Открывает кран и наклоняется к бьющей струе.

Хлорированная вода обжигает горло. Боль сменяется першением.

Терпимо.

Элиот устало выдыхает. Облокачивается на раковину, пятернёй зачёсывает волосы назад. Среди мокрых прядей виднеется грязная проседь.

Чистую одежду им выделили. Не новую, но добротную и, главное, тёплую. Элиот одевается и наконец покидает санитарную зону.

Когда он выходит в вестибюль, Анастази ещё у коменданта — именно он, златоклюв Бриль, зачитывает выжившим все нюансы их дальнейшего существования и подаёт документы на подпись. Элиот не знает, чем чреват отказ, но уверен, ответ ему не понравится: на заднем дворе валяются гильзы.

Отголосками горя полнится весь холл административного здания. Впервые за долго время Элиоту удаётся осмыслить всё, что произошло с ним и его миром за последний месяц. Парень смотрит на сданные добровольцами фотографии — находит на них себя и своих умерших друзей. Ему кажется, он на пороге потери сознания, когда осознаёт число погибших.

Приблизительное.

Точные цифры никогда не огласят.

Когда погибших становится больше, чем выживших, мир сходит с ума: на памятниках вместо имён умерших пишут имена живых. Считается, что это не будет бередить раны, и чувство вины не постигнет спасшихся.

Только это так не работает.

Элиот сгорает от гнева и стыда, когда смотрит на собственное имя в конце рукописного списка, вывешенного при входе. Те, кто выбрался из города после прибытия «Осколы». Они с сестрой стали сто сорок третьим и сто сорок четвёртой, соответственно. После них — больше никого.

Хочется себя вычеркнуть, выкинуть, стереть. Едва рука тянется за маркером, как взгляд случайно цепляется за одну из фотографий. В нижнем углу висит снимок с прошлогоднего корпоратива. На него даже попали Фриц с Даналией. Не веря своему зрению, Элиот дрожащей рукой отрывает фотографию и подносит к самому лицу.

— Эл? — внезапно слышит он знакомый голос.

Вздрагивает от неожиданности и оборачивается.

У самого входа стоит Вельпутар.

— Гео? — удивляется брюнет.

— Рад тебя видеть, чел, — радуется тот и обнимает старого знакомого. Похлопывает по плечу и сразу отстраняется. — Я боялся, что никто не выжил. Меня сразу вызвонили, как вы приехали. Знаешь, я-я… мне так стыдно, что ты из-за меня оказался там в ту ночь, не твоя смена даже…

— Забей. Ты же знаешь, я бы и так припёрся, — пытается успокоить приятеля Лайн. Он сам не знает, насколько его слова являются правдой, но это срабатывает:

— Наверное… — утешается Вельпутар и, смущаясь, чешет затылок. — Наверное, мне просто нужно было услышать это от тебя.

Внезапно в здание залетает собака. Та самая, что ещё недавно бессильно лежала у крыльца «Канкана». Псина радостно скулит и мечется меж старыми знакомыми. Сначала она трётся о колени Вельпутара, а затем ластится к Элиоту. Последний, несколько опешив, наклоняется и нерешительно гладит ту по голове.

— Дана была права: здесь хорошая ветеринарка, — со слабой улыбкой делится приятель и, присев, подзывает собаку к себе. — Я назвал её Шавой.

— Типа шавермой что ли? — Впервые за несколько дней Элиот улыбается. Георгий слабо кивает. — Что-то я сомневаюсь, что для собаки это хорошее имя.

Вельпутар невозмутимо пожимает плечами.

Занимается рассвет, когда пережившие Линейную выходят из административного здания и устраиваются на крыльце. Они больше молчат, чем говорят. Провожают современные бронетранспортёры серии «Ворон», военные поезда и крематорские фуры…

— Здесь были и другие, — уже после рассказывает Вельпутар, — из «Канкана». Я застал только сестру Ранайне с мужем — они сказали, что ты спас их.

— Да какой спас? — вяло отмахивается Элиот. — Просто сказал банкетным, что надо валить — ну, и подождал, пока все спустятся. Я бы сам там отсох, если бы не Алиса — она оттащила меня от лестницы и одела маску.

Вельпутар кивает. Мельком глянув на собеседника, уточняет:

— Терминальная?

— Не, вторая. Была третья, на самой границе, но в больнице откачали.

— Хорошо… Во всяком случае, лучше, чем могло бы быть. А что с Алисой?

Внутри всё замирает.

— Нет, — только отвечает почитатель. Качнув головой, добавляет тише: — Дана тоже. Они так и остались в «Адеоле».

Мимо них проезжает вереница из четырёх машин. Возглавляет ряд «Ворон», за ним следуют автобетономешалка и грузовик. Заключительной едет крематорская машина — «коптильня» в народе. Бригады, разъезжающие на таких, не тушат, а поджигают.

— Они готовят землю, — меланхолично комментирует отъезжающий транспорт Георгий, — чтобы оградить очаг.

— А как же эти, ну, спасательные операции? — удивляется Элиот. — Там же ещё могли остаться люди…

— После бомбардировки? — тоскливо усмехается Вельпутар и, подобрав с земли палку, бросает собаки. Та радостно несётся за ней. — Что-то я сомневаюсь. Если запуск ВААРП ещё можно пережить где-то под водой, то взрывы… Не, в городе таких подвалов не было.

— В Церупилсе было бомбоубежище… вроде бы.