Зимний Мальчик

Задержались, трудно, что ли.

— Сейчас набирается новая спецгруппа, — сказала преподавательница. — Вы с вашей базой можете претендовать на место в ней.

— Что за спецгруппа? — спросила Надежда.

— Готовят специалистов для работы за рубежом.

— За каким рубежом? — задал вопрос я.

— Ближний Восток, Африка.

— И что, вот так после института в Африку?

— После института в кадровый резерв. А там как получится. Обычно получается, если стремиться.

— Мы подумаем, — сказал я.

— Подумаем, — согласились девочки.

— Только не долго думайте. Такие предложения два раза не делаются.

И мы пошли на выход.

— Я пас, — сказал я. — Не хочу я в Африку. Не сейчас.

— Почему? — спросила Ольга.

— Климат не подходит. Жарко, малярия, муха цеце. Крокодилы, змеи. И не уговаривайте. Вот в Англии лет пять поработать я бы не прочь. Так ведь не зовут.

— Я Чижика понимаю, — поддержала меня Надя. — У брата на работе доктор три года в Африке работал. В самой Центральной Африке. «Жигули» он привёз, но привез и гепатит.

— Ну, гепатит можно и здесь заработать, — возразила Ольга.

— «Жигули» тоже, если пахать как там, семь дней в неделю по двенадцать часов, и есть одни бататы. Но не в «Жигулях» дело. Доктор рассказывал, что рядом с нашим был французский госпиталь. Так вот для негра француз — господин, большой мбвана, белый человек. Первый сорт. Потом сам негр, он служит французу, потому второй сорт. А потом русский, он служит негру, потому третий сорт. С русского давай-давай требуют. А французу за ту же работу в пояс кланяются. Обидно.

— На обиженных воду возят.

— Ну, и французу платят вдесятеро против нашего. Если не больше.

— Кто платит?

— Французский госпиталь. Потому французы еду покупают европейскую, в особых магазинах. А на базаре африканскую только ради экзотики. А наши, как припасы с родины кончатся, а на три года не напасешься, начинают есть всякую местную дрянь, что подешевле. Дрянь, дрянь, и не спорьте, — хотя никто и не спорил. — Деньги на «Жигули» копят. И не воскресений, не праздников, ничего — приехали больные из дальней деревни, у французов выходной, негры требуют врачей, идите работать!

— Так мы работать не боимся! — сказала Ольга. — Для того и во врачи идём — людям служить.

— Служить бы рада, прислуживать тошно, — ответила Надя.

А я помалкивал. Задело Надю. Она-то знает о наших с Ольгой заработках. Мы не хвастаем, но комсомольские взносы-то платим. И если вместо сорока копеек Ольга отдала пятнадцать рублей, посчитать, как скоро она сможет накопить на «Жигули», нетрудно.

Но, думаю, Надя поймёт и простит. Она умная.

Девушки уехали на трамвае. У них очередная тренировка на «Динамо». В кимоно.

А я пошёл в библиотеку. По пути догнал Сеню Юрьева с Женей — простым человеком. Они нарочно шли медленно, меня поджидали.

— Тут эта… Хмырь приходил. Игнатьев, что ли. Как бы извиняться, мол, он только пошутить хотел, — начал Женя.

— И что?

— Я ему сказал, что извинения не принимаются. Он и ушел.

— Ну да, когда ты его пинком проводил, — наябедничал Сеня.

— Я тоже пошутил, — отмахнулся Женя.

— Угу. Да так, что тот мордой в сугроб.

— Шутка это была, шутка.

— Шутка, — сказал и я.

Женя человек простой. Сильный. Пудовой гирей как мячиком играет. А главное — считает, будто я ему жизнь спас. Вот и старается отблагодарить. С каникул банку икры привез, трехлитровую, и осетровый балык. Он родом из Астрахани, Женя, у него мама главбух на рыбокомбинате. А сегодня решил за Ольгу заступиться. Ну, раз уж я такой робкий.

Я-то робкий, а вот Ольга — ни разу. Она, конечно, девчонка простая, и может месяцами не напоминать, что отец у неё первый секретарь обкома. Не напоминать, покуда об этом помнят другие. А так… Хорошо, если хмырь отделается сегодняшними броском да пинком. А то ведь глядишь, завтра за пьянку отчислят. А не пьет — за неуспеваемость. Это случается. Отчислят — и на весенний призыв, отдавать долги родине. Видно, хмырю это объяснили, вот и суетится.

В библиотеке я не задержался. В художественном отделе взял «Швейка», да и пошел. А у студенческого отдела встретил Яшу Шифферса со стопкой учебников. Библиотекарша отлучилась, и он ждал.

— Сдаёшь книги?

— Сдаю.

— С чего бы вдруг?

— Ухожу, вот и сдаю.

— Куда уходишь?

— Не куда, а откуда. Отсюда. Из института. Поучился, и хватит.

Я не удивился. Поговаривали, что сессию барон сдавал из упрямства. Доказать себе, что может.

Смог. А это было непросто: ходить на занятия после ночного дежурства, да не просто дежурства, а на «скорой», нелегко. Особенно если дежуришь дважды в неделю.

— Твердо решил?

— Тверже победита, — и, словно убеждая себя (ну не меня же), продолжил:

— Четвертый месяц на «скорой», теперь уже вижу точно — странно всё это.

— Что странно?

— Вот езжу я с доктором Николаем. Тридцать лет доктору, и опыт есть, и умение. Тоже подрабатывает, днём-то он в больнице работает, в шестой. А за смену я, шофер, зарабатываю больше, чем он. Не скажу, что намного, но больше. Ну, и смысл мне учиться шесть лет, чтобы зарабатывать меньше, чем сейчас? Понимаешь?

— Понимаю. А поступал зачем?

— По глупости. Кино насмотрелся, книжек начитался. И мать слушал. Матери очень хотелось, чтобы я доктором стал. Белый халат, шляпа и очки, здрасьте-пожалте. После армии чувство, будто любое дело по плечу, я и поступил. Сгоряча. Взял Казбек, и не знаю, что с ним делать.

— Курить, что ж ещё.

— Курить вредно для здоровья. Я за эти месяцы умотался сильно. В армии куда легче было, хоть и не легко. И потом все эти «Светя другим, сгораю сам…» Не для того меня мать родила, чтобы я сгорал на чужую потребу. Если каждый час вбивают про высокий долг, призвание, жертвенность — ясно, что хотят обмануть. А платить не хотят.

— Значит, будешь сгорать на скорой?

— Вот уж нет. Я на производство ухожу, на станкостроительный. Шофером, конечно. Там приятель армейский работает. Сразу сто семьдесят, через год двести. Вот врач когда сто семьдесят будет зарабатывать? Никогда. Ну, на ставку никогда. Потом, меня же из нашей общаги выселят, а на станкостроительном сразу место дают, и комната не на четверых, а на двоих, а через год и на одного. И на очередь на квартиру через год ставят. А врача… Нет, правильно Васин говорил, нечего лезть в прослойку.