Зимний Мальчик

Быстренько надел фрак, повязал бабочку, вставил в глаз монокль. Денди!

Отнёс ящик с гусем в гараж, положил в багажник, укутав для верности брезентом. Ящик минералки и пакет конфет, всяких «Красных Шапочек» и «Мишек На Севере» был уложен ещё с вечера, это уже чисто моя инициатива. Сладкоежка я. А спиртного не покупал. Без меня купят, а не хватит, так по мне, лучше недопить, чем перепить. Шесть бутылок «Донского игристого» не в счёт. Это из дедушкиных запасов. У него этого «Донского» дюжина ящиков в подвале. Теперь у меня.

Тут и девы подоспели.

Ехали мы не быстро: к восьми успевали, да и зимняя дорога не место для лихачества. Машин мало. Навстречу, пока не въехали в город, попались четыре за весь путь. Праздник же. Новый Год. Дома сидят, или где-то ещё, салаты крошат, водку остужают.

— Вы к кому? — просил консьерж.

— К Юрьеву, — ответили хором. И пошли на третий этаж. Девушкам что, вспорхнули, а мне гуся нести.

Пришли предпоследними. Последним пришёл Суслик и принес два торта «Сказка». Молодец!

Нас собралось двенадцать человек. Трое из группы решили встречать в семье. Шишикин, так и вообще улетел в Тбилиси. Нану-Нону-Нину поражать. Студент-медик в Тбилиси — перспективный жених.

Выходит, что на восемь девчонок — четверо ребят. Я, Суслик, Юрьев и Женя Конопатьев, человек обыкновенный. Это он так представляется, я, мол, человек обыкновенный, на многое не претендую, но что моё, то моё.

Девушки обступили Олю с Надей, расспрашивая, кто их так разукрасил. Чижик, кто ж ещё, отвечали они. А нас можешь? Могу, отвечал я. Кошечка, белочка, лошадка. Могу даже корову изобразить. Зачем корову? Так наступающий год по восточному календарю — год Коровы. Не, корову не нужно. Кошечку изобразишь? Изображу, вот только за гримом схожу, я его в машине оставил. Тик иди скорее.

И я, прихватив Суслика и Конопатьева («Там еще кое-что поднять нужно»), спустились вниз. Конопатьеву, как человеку простому, но сильному, я доверил ящик «боржоми» (двадцать кг, не шутка), Виталию, как приверженцу закона и порядка — игристое (десять кг), а сам задержался. Догоню. Посидел в машине, привел мысли в надлежащий вид, взял чемоданчик с гримом (три кг), авоську с конфетами (ещё три кг) и пошёл вслед.

Следующие полчаса я творил. Полноценный грим требует времени, и не мало, но я действовал по очень упрощенной методе. Как хирург на передовой. Он, хирург, не может оперировать одного раненого три часа, у него этих раненых взвод. Вот и мастерится, мечтая, чтобы у него было четыре руки, а лучше шесть, как у индийского бога. Все девушки захотели быть кошечками, одна Гурьева попросила корову. Над коровой я и постарался: увеличил глаза, пририсовал огромные ресницы, губы — получилось мило. Кошечки тоже вышли симпатичными, сиамская, архангельская и персидская. Зайцева с Семенихиной от грима отказались, сохраняя индивидуальность.

Комната наполнилась зверюшками, но было видно, что Ольга среди них пантера. Не только по лику и наряду. Пантеру с кошечкой не спутаешь. А Надя — чистая лиса, подбирающаяся к колобку. Вот только кто у нас колобок?

Включили «Комету», Сеня взял с полки бобину, а их было с полста, и сказал со скрытой гордостью:

— «Wild Life», послушаем?

— Отчего бы и не послушать? — согласились все. — Для разогрева.

Признаться, я к этому альбому равнодушен, по мне уж лучше «RAM», но хозяин — барин.

Леди хлопотали и накрывали на стол, джентльмены курили сигары? нет! пили портвейн? опять нет! Ждали назначенной минуты и глотали слюни? да!!!

И, конечно, говорили. О том, о сём. О хоккее. О предстоящей сессии. О пиве. О письме Митренкова и реакции на него.

— Он уже ко мне подходил вчера, Саулин, — рассказал Суслик. Просил, нет, скорее требовал, чтобы я не выносил сор из избы. Намекал на неприятности, которые могут приключиться.

— С кем? — спросил Сеня.

— Со мной, с кем ещё.

— Ну и тип!

— Тип не очень умный. Угроза — это почти признание, притом не чистосердечное, снисхождения не будет.

— И что ты собираешься делать?

— А причем здесь я? Машина запущена. В институте вскроют имеющиеся недостатки, вскроют, искоренят и разработают план на будущее. Придёт комиссия, из ЦеКа ли, из нашего обкома ли, а виновный уже найден и примерно наказан. Судя по тому, как мельтешит Саулин, он и назначен виновным, поскольку был комиссаром курса и отвечал за договора. Он ведь опытный стройотрядовец. Может, ещё и Землицина пристегнут.

Пленка кончилась, магнитофон замолчал, замолчали и мы.

— К столу! — позвали нас девушки. — Пора провожать Старый Год!

И в самом деле, пора. Одиннадцать часов. Для связи с миром включили телевизор, цветной, «Рубин». Новый Год, как водится, шагал по стране. Владивостокцы, хабаровчане, омичи многие другие его уже встретили, и теперь, взволнованные и воодушевлённые, делились планами и задумками на семьдесят третий год. Падал снег, вокруг главных ёлок Ижевска, Читы и Новосибирска по ночным площадям гулял праздничный люд, а счастливцы давали интервью, чуть запинаясь от волнения: как же, их видит вся страна!

Только вот пар изо рта у них не шёл.

Но я наблюдательностью похваляться не стал. А положил себе студенческий Оливье.

Спиртное до полуночи решили не трогать. Показать характер. Мы ж не пить собрались, а веселиться. Его, спиртного, помимо полудюжины «Донского», имелось: две бутылки «Столичной», бутылка коньяка, и вина сухого «Алиготе» ещё шесть бутылок. В плепорцию, если поделить на всех и учесть, что мы начали с закуски. С плотной закуски.

Гусь проводы старого года не пережил, съели тёпленьким, остались от гусика лишь косточки, и то немного. Пантера и Лиса принимали поздравления, делились кулинарными тайнами, а обо мне забыли. А я ведь яблоки резал!

Я, как и все, пил только боржом, но на душе было легко и весело, как после чарки рома. Или ром чарками не пьют? Тогда полустакан!

Терпение вознаграждается, и вот уже Леонид Ильич с экрана произнес короткую, но прочувствованную речь. Сделано много, предстоит сделать ещё больше, с праздником, дорогие товарищи, за победу мира и коммунизма во всём мире!

— Ура! — закричали мы. Не очень громко, всё же полночь, но кто в такую полночь спит?

Пока били куранты, джентльмены откупоривали шампанское. То есть «Донское игристое», которое, по мнению Сени, было даже лучше шампанского. Уж наверное, иначе с чего бы это дедушка запасал его ящиками.

В двенадцать ударов уложились все. Аккуратно, по врачебному, откупорили. Без гусарского лихачества, без пробок в потолок и пены на платье.

Разлили, каждый — двум дамам, а уж потом себе. Из вежливости, хотя, по этикету, положено начинать с себя, дабы показать, что вино не отравлено.

И я налил себе, хотя до этого намеревался обходить одной лишь минералкой. Дедушка наставлял, что ординарное вино пить нельзя никогда, а марочное — если другого нет.

Значит ли это, что «Донское» выше марочного?