Зимний Мальчик

В девятом классе он написал заявление в КГБ. Так, мол, и так, хочу приносить пользу Родине.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам об этом сказал. Какой-то фильм посмотрел, «Щит и Меч», что ли, ну, и написал от высоких чувств прошение. А нам рассказал — мне, Самойлову, Куркову. Похвастать, что ли, хотел, вот какой он решительный и смелый. А потом, месяц спустя, ему пришел ответ: посоветовали хорошо учиться. На том всё и кончилось. С его слов.

— Ну, видишь, кончилось и кончилось. Я сама в космонавтки просилась, — сказала Бочарова. — В третьем классе.

— В космонавтки простительно, в третьем-то классе. Ещё и полетишь, врачом, если очень постараешься. Но вот скажи, какую пользу девятиклассник может приносить КГБ, учась в школе? Кроме стука, думаю, никакую. И это бы ничего, стукачи в любом коллективе есть. Сигнализируют, всё ли благополучно, не затаилась ли где измена. Но Гене этого было мало. Он хотел измену вскрывать, а если её, измены, нет, то подтолкнуть к ней. Создать дело самому.

«Наш дорогой Леонид Ильич», думаешь, он случайно спел? Я тоже так решил, мол, по дури. Хотя он вовсе не дурак. А теперь думаю иначе. Ему нужно было привлечь внимание. К нам, к школе, к себе. Вот и спел.

— Но его же первого исключили?

— Пострадал, как же без этого. Исключили. А потом включили. И он поступает на филфак университета. С репутацией вольнодумца. И начинает искать сердитых молодых людей. Давать им поручения — вот как вам…

— Нам он никаких поручений не давал…

— Размножить Солженицына просил? Просил. Это и есть поручение. Ну, а когда шумиха против Солженицына наберет силу, Гену вызовут Куда Надо, он там во всём признается, и сдаст вас. Будут сроки, нет, не знаю, но вот то, что хорошего ничего не будет — факт. Там нити и в Одессу потянутся, и в Москву, Евтушенко вспомнят, такую кашу заварят…

— Но у Ольги…

— У Ольги отец — первый секретарь? В этом и суть. Там ведь не тишь да благодать, там, — я показал на потолок — борьба. И локтями, и рогами, и копытами. Андрей Николаевич уже в ЦеКа, следующая ступень — кандидат в члены политбюро ЦеКа, а это совсем другой коленкор. Вот и подрезают крылышки-то. Собирают компромат. Другие претенденты. Ну, и, думаю, Гена нам просто завидует, не без того. Сильно завидует. И всегда завидовал. Наде — что учится лучше него, что в комсомоле успехи, мне — что пою лучше него, Ольге — что пишет стихи лучше него. Он ведь писал в школе стихи?

— Писал. И продолжает писать.

— Ну вот. Потому сейчас и подавно завидует. А от зависти и присочинит, того, что нет, придумает. Что не он нас, а мы его втянули. Что ты, Оля, на занятиях литобъединения затираешь истинных патриотов России, ветеранов труда, а выпячиваешь сомнительных евтушенок. И тому подобное.

До девушек стало доходить.

— И что теперь нам делать?

— Нам — ничего. Нет, можно, конечно, Гене навалять, но слабо — без толку, а сильно — это уголовка.

— Так и оставить?

— Против КГБ мы — что цыплята супротив лисы. Не наша весовая категория. Тут волк требуется. Или медведь. Фигура, в общем. Нужно просто рассказать Андрею Николаевичу. А он выберет и стратегию, и тактику.

— Я отцу ничего рассказывать не стану, — сказала Ольга.

— А кто станет?

Ольга промолчала, потом вздохнула.

— Придётся…

Мы разошлись не в самом хорошем настроении. Даже просто плохом, чего уж там.

Но лучше так, чем беспечно сидеть на доске деревенского сортира, которая вот-вот провалится.

Глава 18 СВОБОДНЫЙ ТРУД

21 апреля 1973 года, суббота

Саженцев привезли всего ничего. Четыре. Остальные то ли в пути потерялись, то ли их и вовсе не было. Или добрым людям раздали. Последнее лучше всего, какая разница для планеты, где вырастет дерево — на пустыре у общаги, или на даче хорошего человека?

Четыре саженца на пятнадцать человек — смех один. Но смеяться нельзя. В день Всесоюзного Ленинского Коммунистического Субботника работать нужно, а не смеяться. Токари точат детали, каменщики кладут камни, научные сотрудники перебирают гнилую картошку, почтальоны разносят почту. И всё — безвозмездно. Сегодняшний заработок будет перечислен на строительство объектов соцкультбыта, без конкретики.

А у нас, у студентов, и заработка-то никакого нет. Со студенческой стипендии брать как-то не с руки, а отдавать и подавно. Вот и сажаем безвозмездно деревья. Поручили нашей группе. «Аллея первокурсников». Думали, хотя бы по парочке на брата посадим, а получается вон оно как.

Остальной курс кто мусор в Детском Парке убирает, кто аудитории отмывает, кто просто на подхвате.

Поскидали смокинги, взяли лопаты в руки… То есть смокинги не трогали, пришли уже в полевой одежде, а лопаты, что лопаты… Рутрум вульгарис, лопата обыкновенная, проходили. Необходимая вещь для сокрытия неудач и промахов. У каждого врача свой огород, и что закопано на том огороде, обывателю лучше не знать.

Мы-то не врачи, мы только учимся.

Ямки под саженцы вырыть — дело и нехитрое, и нетрудное, и недолгое. Пять на четыре не делится, ну да не беда. Пятого, Игната Шишикина, послали за пивом, четыре джентльмена вырыли по ямке, десять юных леди посадили деревца.

Всё равно шансов прижиться у них немного. Почки на деревьях уже распустились, а это, как авторитетно сказал простой человек Конопатьев, знак, что время прошло.

Но мы старались. Сходили в общагу за водой, принесли по ведру на деревце, полили, а дальше уж дело природы.

Аллея первокурсников выглядела жалко. Да никак не выглядела. Её, аллею, решили создать три года назад, и то там, то сям торчали засохшие палочки, те, что высаживали год или два назад первокурсники вроде нас. Теперь-то они на втором, на третьем курсе, прежние первокурсники, но дело их продолжают новые поколения.

Вернули инвентарь в общежитие.

У института два общежития. Одно старое, рядом с самим институтом, другое новое, у края пустыря. В будущем этот пустырь собираются застроить, и найдется на генплане местечко для аллеи, нет — никто не знает. Однако есть распоряжение — сажать, вот нашу группу и отправили сюда. Хотя в общежитии живет один Шишикин, который как раз вернулся с пивом.

— Хватило только на пятнадцать бутылок, — доложился он, — потому что не «Жигулевское», а «Мартовское».

Но пить пиво на виду всей общаги не хотелось. Оно хоть и слабо, но алкогольное. Да и рано, полудня нет. Вся страна в трудовом порыве, а мы тут расслабляемся.

Но что делать? Время Ч — два часа пополудни, к двум часам мы должны собраться у института и отчитаться о проделанной работе. Озеленение приписанной институту территории.

Поехали в городской парк отдыха, что в трех трамвайных остановках. По случаю субботника билетов с трудящихся не требовали, денег за проезд не брали. Для поддержания энтузиазма и демонстрации перспектив — как оно будет при коммунизме.