Зимний сон Малинки
Шрифт:
– А если знаешь, тогда почему Петухову с собой не взял, вместо Игоря? Было бы с кем разделить светский ужин в вагоне-ресторане.
– А ты почему не пойдешь?
– А мне не по карману. У меня вон, - кивнула головой, - все с собой. И не косись на мои пирожки, хочу и ем, понял? – взяла, наконец, пирожок, и откусила.
– У меня нет папы директора. Что заработала, то мое!
В пакете лежали яблоки, я достала одно и захрустела уже без стеснения, отвернувшись к окну. Надоело. То видит он меня в первый раз, то я, оказывается, неорганизованная. Да чихать я
За окном уже стемнело, и ничего нельзя было разглядеть. В купе горел свет и, чтобы не смотреть в отражении на Димку, пришлось смотреть на себя – такую гордую и неприступную.
– Он что, никогда тебя не искал? Не помогал?
Ну и вопросец. Я чуть не поперхнулась.
– Кто?
– Кирилл.
Я напряглась, отложив яблоко в сторону.
– А тебе-то что до того, Гордеев? Как будто ты сам не знаешь.
– Не знаю. Мы давно не общаемся.
– Вот и мы «не общаемся». Понятия не имею, о ком ты говоришь. Это мои дети были и будут.
Гордеев смотрел мне в лицо, я тоже. Так и сидели оба, разделенные маленьким столиком, словно тетива, натянутая в луках.
А глаза у него все-таки красивые – у Димки. Лицо вроде бы холодное, гордое, а глаза, как теплый чай холодной зимой, если подпустит к себе - согреют. Не зря Леночка так старается подобраться ближе. И губы точно прорисованные, права Наташка. Хоть и заносчивый гордец, а привлекательный, с этим не поспоришь.
– Почему ты мне отказала, Малина?
– Что? К-когда? – я даже растерялась от вопроса. Это он сейчас о чем говорит?
– В десятом классе. До того, как стала встречаться с Мамлеевым. Я пригласил тебя в кино, но ты не пошла.
Вот ведь вспомнил, нашел момент.
– Не помню уже. Это давно было.
– А если правду?
Правду? Я замялась. Времени прошло немало, пожалуй, можно и признаться.
– Ты Феякиной очень нравился. Не могла я пойти, она бы месяц ревела.
– Ну и дура.
– Кто, Наташка?
Димка сидел, сложив руки на груди, и смотрел на меня.
– Причем тут Феякина. Ты.
Я не сразу поняла, что он сказал. А когда поняла, задохнулась от возмущения, не найдя слов. Вскочила, глядя на парня сверху вниз.
– Знаешь что, Гордеев?!
– Что?
– Пошел ты в задницу, умник! Дуру он нашел. Потому что ты мне не нравился, ясно? Каким был в школе гусем, таким и остался! Даже в кино пригласить нормально не мог – билеты он купил, идем. А ты меня спросил? Как ты вообще до Малинкиной снизошел?
Сказав все это, фыркнула, сбросила с ног тапочки, и легла на свое место. Отвернулась к стене, сунув руки по подушку. Поезд набирал ход, я покачивалась под перестук колес, когда вдруг поняла, что не укрыта, а юбка обтянула оттопыренную пятую точку. Как глупо! Наверняка Гордеев
сейчас на нее таращится. Я нахмурилась, оглянулась, собираясь сказать парню что-то не очень умное… но Димка смотрел на мои щиколотки и ступни в тонких колготках. И я не нашлась, что сказать.Глава 11
Встала, взяла футболку и брюки, и пошла в уборную переодеваться.
Нет, вы только подумайте, какой злопамятный, вспомнил он! Дуру нашел. Общество мое ему не нравится. Когда за одной партой четыре года сидели – не возмущался. Списывать не давал, но остальным делился, помню. Малиной обзывал, за что получал. Десять лет проучились в одном классе, а он нашел о ком спросить. О Мамлееве. Как будто слухи, которые обо мне ходят – самые интересные на свете. Еще бы пожалеть вздумал, я бы ему и не так ответила. Слава богу, здоровье есть, а детки так вообще – ягодки, в меня удались. Да мы живем лучше всех! Вот заработаю командировочные и куплю себе брендовую юбку!
Хотя насчет Кирилла странно. Неужели Димка не соврал и они совсем не общаются? Все-таки родственники. Ладно в школе не дружили, но мы все уже давно из школы выросли, а тут как-никак двоюродные братья.
«Он что, никогда тебя не искал? Не помогал?», - а чего меня искать-то? Две сотни километров на север и вот она – деревня Гваздюкино. Почти первозданная красота. На карте, конечно, найти сложно, но если постараться, то можно. Только я Кирилла предупредила: появишься, дед старое любимое ружье в сенях хранит – от всяких проходимцев добро бережет. Так солью между ног пальнет, вообще никогда не женишься!
Правда, он тогда лишь на телефонный разговор и решился. Просил понять и подождать. А теперь помощь нам не нужна. Так и сказала Мамлееву в лицо, когда он год назад нарисовался – мы как раз с детьми только из деревни вернулись. В квартиру побоялся прийти, поджидал у остановки. Трус! Уф, сколько я до этой встречи разных дум передумала! И как буду выглядеть? И что скажу, когда увижу? А что он скажет? А когда встретились, так противно стало, а еще обидно: что не мой человек оказался совсем. И не ёкает сердечко, и не трогает ничего в груди, и даже не болит. Неужели эту дерганную худосочную жердь я когда-то любила? Тьфу! Ведь смотреть-то не на что, одно позерство. Правду говорит поговорка: любовь зла. А вот почему Димка дурой обозвал – не поняла.
Я вошла в уборную и закрыла дверь. Посмотрела на свое лицо. После разговора с Гордеевым щеки просто горели. Вот ведь, и не нравится он мне, а смутил так, что чуть язык не проглотила. Тоже мне – устроил гляделки.
Умывшись, переоделась, взяла одежду и вышла в тамбур. Не успела открыть дверь в спальную зону, как проход загородил незнакомец. Мужчина был лет на десять старше, и килограммов на сорок тяжелее. Он явно меня с кем-то спутал, потому что вдруг схватил за плечи и выдохнул в лицо, счастливо ощерившись:
– Даша, привет! Помнишь меня? Это же я – Жека! Ну!
Жеку я видела первый раз в жизни и совершенно точно знать не знала.
– Простите мужчина, но я не Даша. Вы ошиблись, - я попыталась освободиться из рук незнакомца и обойти его, но где там! Пальцы только сильнее сжались на плечах и меня встряхнули.
– Да ладно тебе выкобениваться, Дашка! Лето, море, Анталия и ночь любви! Я, конечно, тогда не просыхал, но тебя запомнил! Два года прошло – забыть не могу. А тут на тебе – судьба свела! Дашка…