Зимняя сказка

— Я… право слово… — дрожащим голосом произнес Элжерон. — Вы задаете… такие вопросы…

— И мне тоже не повезло, — бесхитростно ответила девушка, совсем по-ребячески мотнув головой. Элжерон невольно отступил на шаг, пряча глаза, не представляя, что ему на это ответить. — Знаете, как говорят, — продолжила Маргарет, и не требуя от него ответа, — что люди, которые знают, что им недолго осталось, пускаются во все тяжкие. Стремятся успеть сделать то, чего не делали раньше, попробовать что-то необычное. А я не смогу. Если прикосновение к моей коже оставляет на ней язвы и ожоги, Вы можете представить, что со мной бы произошло, если бы я рискнула? — Маргарет расхохоталась, каким-то неестественным смехом, который показался Элжерону крайне нервным. Постепенно ее смех начал меняться, и уже через несколько мгновений он сменился истеричными рыданиями. Граф окончательно растерялся и заметался по оранжерее, думая, пойти ли на кухню за водой, либо же как-то утешить девушку, чьи рыдания отчего-то перемежевывались с ойканьем. — Я не могу поехать, куда мне бы хотелось, хоть у меня и есть деньги, — продолжила она, — Во многий местах мне жарко, от переездов мне плохо, в гостиницах не понимают, что мне нужен холод, а не хорошо натопленный камин. Я не могу есть любую еду, какую мне захочется, потому что почти вся она подается горячей, и весь ее вкус и достоинство именно в этом. Я не могу носить одежду, которая мне нравится, поскольку вынуждена выбирать то, что закрыто, чтобы никто не коснулся меня. Я не могу общаться с мужчинами, потому что… — Маргарет икнула и поднесла дрожащие ладони к глазам. Элжерон не выдержал и подошел к ней, сев рядом. Девушка опустила руки, и граф увидел на одной из ее перчаток отблеск. Элжерон с удивлением понял, что она плакала льдинками. Крошечными кусочками льда, в которые превратились ее слезы, и, по-видимому, они так резали ее глаза, что она тихо охала от боли физической, что смешивалась с болью ее души.

— Вы в порядке? — взволнованно спросил граф, бережно взяв девушку за запястья, скрытые под тканью свободных манжетов платья.

— Нет, Элжерон, я не в порядке! Как, глядя на меня, можно решить, что я в порядке?!

— Извините… — пробормотал граф, отпуская ее. Маргарет глубоко вдохнула, очевидно, пытаясь успокоиться, и заговорила уже более ровным голосом:

— Это началось не так давно, где-то месяц назад. Слезы превратились в крошечные кусочки льда. С тех пор я старалась держать себя в руках и не выплескивать эмоции, поскольку… это очень больно. И от ощущения боли хочется рыдать еще больше, но и она становится сильнее… Замкнутый круг, в который лучше просто не вступать. А еще… Вы знаете, весь мой организм будто остановился.

— Остановился? О чем Вы?

— Я больше не хочу есть. Не хочу пить. И… мне это стало не нужно. Холод вытесняет из меня все мои естественные потребности, замораживая меня, будто какую-то тушку в глубоком погребе, — Маргарет горько усмехнулась и повернулась к мужчине. — Будь я здоровой, а Вы не столь робким… осмелились бы Вы?..

— Ч-что осмелился? — он внезапно заикнулся, и нервно сглотнул.

— О, ну конечно, нет, — Маргарет нежно ему улыбнулась и ласково провела ладонью в перчатке по щеке, отчего Элжерон окончательно закостенел от замешательства и смущения. — Вы так наивны и бесхитростны, что стеснение — неотъемлемая Ваша часть. Вы не способны на импульсивные поступки, такие, что могли бы раз и навсегда изменить Вашу жизнь не известным Вам образом. Но перед приближающейся смертью я поняла одно: наше стеснение, робость, оглядки на других людей, постоянное принятие во внимание их мнения и взглядов строят перед и вокруг нас непреодолимые стены, за которые мы прячем то, чего мы на самом деле хотим. Или даже сами от этого прячемся, не желая признаваться себе, и боясь того, что эти желания встретят чье-то осуждение, а наше решение приведет к событиям, что в дальнейшем нам не изменить. Но если не пробовать, не решаться разрушить эту стену — Вы останетесь, как я, в тишине, пустоте, в окружении лишь своих мыслей о том, как когда-то давно Вы могли бы поступить, и насколько все вышло бы иначе, не рискните Вы вытащить из своей стены хотя бы один кирпич и взглянуть, что находится за ней, ведь эти стены для Вас формируют отнюдь не уютный и безопасный дом, как Вы привыкли думать.

— Мой дом для меня… скорее как нора для зверя, — выпалил Элжерон, чтобы наконец произнести хоть что-то, отстраненное от печальных и тяжелых размышлений юной баронессы.

— Ну что Вы, граф, — Маргарет мило засмеялась, очевидно, чтобы окончательно отогнать от себя слезы. — Какой же Вы зверь? Когда мужчину сравнивают со зверем, представляется некто огромный и дикий, похожий на медведя или тигра.

Элжерон в негодовании вскинул брови. Баронесса откровенно умаляла его достоинства.

— Вы пытаетесь отомстить мне за сравнение с кошкой? Поверьте, я тогда не подумал, и был излишне встревожен, оттого неудачно пошутил.

— Я вовсе не сержусь на Вас за те слова. Просто мне подумалось, что Вы скорее…

— …паук, Вы уже говорили когда-то. Считали, что я ночью превращаюсь в рыжего паука, оттого живу один, и у меня столь непривычный питомец.

— Это было первое впечатление, и я вижу, что оно ошибочно. Я бы сказала… что Вы лис. Благородное, хитрое и довольно рациональное животное. Но никак не дикий необузданный зверь. Вы знаете, когда нужно замести следы, а когда — развернуться и показать зубы, хотя все же последнее произойдет наверно только в том случае, если Вас загнать в угол. В иной ситуации Вы вернетесь в нору, в свое самое защищенное в мире место, закроете глаза и просто будете ждать, пока беда или то, что Вас печалит, не минет. И это так грустно, ведь Вы могли делать много больше для самого себя.

— Вы сейчас пропагандируете вольнодумие, но Вы сами замечали, что делает с Вами Ваша мачеха, и как с Вами обращается? — возмутился граф.

— Я знаю, — грустно улыбнулась Маргарет. — Просто у меня нет сил. Совершенно нет сил противостоять ее поведению и доказывать, что заслуживаю иного, и не желаю безропотно ей подчиняться. Но для этого нужна энергия, а той, что у меня осталась, едва хватает на мое унылое и болезненное существование.

— Вы говорите такие вещи, что мне ужасно хочется Вас как-то приободрить и развеселить, — Элжерон взволнованно встал и отошел от баронессы, тоже уставившись в окно на мерцающий снег. — Чего бы Вы сейчас хотели? — он осекся и смущенно прокашлялся. — Что-либо такое, что выполнимо? Ведь еще многое Вам доступно. Вот сейчас, к примеру, Вы любуетесь красивыми рыбками в фонтане, окруженная зелеными цветущими растениями, что огромная редкость среди зимы. Такие оранжереи требуют больших трудов, и обычно за ними ухаживают целые группы профессионалов.

— Вы так любите хвастаться, — захихикала Маргарет. — Вы кстати знаете, что та косточка, что Вы посадили на днях, уже дала росток? Я взглянула из любопытства, и увидела три листика.

Элжерон подошел к тому месту, в которое закапывал косточку, и действительно увидел росток.

— Это ведь я посадил, — пожал он плечами. — Для меня это совершенно нормальное явление.

— Вы очень странный… — Маргарет тихо подошла к нему со спины и положила голову на плечо, вновь заставив замереть. — Но, знаете, по-хорошему странный. В Лондоне нет таких людей, как Вы.

Граф сосредоточенно смотрел в окно перед собой. Оба молчали, думая о чем-то своем, и мысли улетали куда-то далеко по зимним снежным полям, не оставляя на их поверхности ни малейшего следа. Элжерон заметил, как рядом с Маргарет на стекле появилась изморозь, будто она дышала сильным холодом, и пар, висящий в оранжерее, от него замерзал.

— Я хочу спать, — прошептала баронесса.

— Давайте я провожу Вас в спальню, — предложил Элжерон.

— Чью? — встрепенулась девушка, и насмешливо улыбнулась, увидев, как граф на нее нахмурился.

— На чердаке есть отличная самодельная спальня. Поверьте, проведя в ней хоть одну ночь, Вы получите незабываемый опыт и впечатления. Если, конечно, Вы готовы впутаться в толстую липкую паутину, и не испугаетесь, если ночью Вас придет проведать Франческа.

— Ваша паучиха вездесуща, — засмеялась Маргарет, неспешным шагом отправившись к выходу из оранжереи. — Куда я ни взгляну — кажется, что она неотрывно следит за мной. — Баронесса начала подниматься по лестнице, направляясь на свой этаж, сопровождаемая Элжероном. — Она сегодня ко мне забегала, перед тем, как Виолетта решила, что пора ложиться спать.

— Правда? Она мне не сказала, — удивился мужчина.

— Да, она спустилась с потолка, остановилась передо мной и начала издавать какие-то странные звуки… Будто скрипела, как дверь, и трещала как как… знаете звук, когда давишь жука?

— Знаю, — неодобрительно поморщился мужчина.

— Так вот, она пару минут это делала, потом помахала двумя лапами и убежала по стене.

— Она с Вами беседовала, — объяснил мужчина. Он подошел к спальне Маргарет и остановился, собираясь пожелать доброй ночи, хоть и совершенно не хотелось сейчас уходить. — Я обязательно спрошу у нее, о чем она с Вами говорила, и завтра Вам передам.

— Не беспокойтесь, это едва ли что-то важное, иначе, уверена, Ваш питомец бы с Вами поделился этим, — баронесса взволнованно замахала руками.

— Нет, меня теперь беспокоит, что она хотела о чем-то с Вами поговорить, — граф вновь нахмурился.

— Вы излишне суровы, граф, как и обычно, — Маргарет аккуратно коснулась пальцем, спрятанным под тканью перчатки, груди Элжерона. — Думаю, оставшиеся дни, что я проведу в Вашем замке, я буду изо всех сил так шутить, чтобы Вы только и делали, что регулярно заикались и смущались!