Злая корча

Императорское Вольное экономическое общество, учрежденное в Санкт-Петербурге в 1765 году, старейшее из ученых обществ России, посвятило много сил описанию проблем эрготизма. Ситуация со спорыньей в России, согласно материалам Императорского общества, была ужасающей и позже в советской литературе вполне справедливо характеризовалась как «поистине национальное бедствие»:

В материалах общества можно встретить много работ по эрготизму, заболеваемость которым среди крестьянских масс дореволюционной России нередко принимала широкий размах и наносила большой ущерб народному хозяйству страны. Причиной такого положения являлась засоренность ржи спорыньей («изгаром»). В многочисленной печатной продукции общества, посвященной этому поистине национальному бедствию, болезнь освещалась не только в клиническом, но и в медико-статистическом и даже евгеническом аспектах. О вреде рожков спорыньи известны труды X. Пекена (1767), А. Т. Болотова (1788), Фрибе (1810), Нелюбина (1853) [236] .

236

Советское здравоохранение. Министерство здравоохранения СССР. М.: Гос. Изд-во медицинской литературы, вып. 1, 1965. С. 150.

Стоит заметить только, что непосредственно под «изгаром» имели в виду, скорее, головню, которую со спорыньей путали и вплоть до середины XX века считали ядовитой. Осознавать проблему спорыньи начали только в конце XVIII века. Впервые в России конкретную эпидемию связал с рогатой рожью в 1786 году штаб-лекарь Остерского уезда Киевского наместничества Яков Стефанович-Донцов. Ранее лейб-медик Готлиб Шобер, расследовавший по повелению Петра I эпидемию в 1722 году, уже предполагал роль хлеба в отравлении, но винил головню [237] . Правильно определив этиологию заболевания, Стефанович-Донцов подробно описал клинику, способы лечения, меры профилактики и в результате написал первую в России диссертацию по этому вопросу: «Описание о черных рожках, причиняющих корчи и помертвение членов» (1797). В 1794 году при массовых отравлениях гарнизона в Одессе (тогда Гаджибей) полковые лекари (за исключение лекарей Богоявленского госпиталя) также видели проблему в хлебе с рожками. В 1803 году члены Полтавской врачебной управы уже разработали систему профилактических мероприятий при наличии спорыньи в хлебе. Они рекомендовали: выбирать спорынью из колосьев, зерна перед помолом тщательно промыть водой, хлеб, выпекаемый из зерен, пораженных спорыньей, тщательно пропекать, не делать из него галушек и пресного хлеба, не гнать из него вина [238] .

237

Вернадский В. И. Труды по истории науки в России. М.: Наука, 1988. С. 159

238

Палкин Б. Н. Русские госпитальные школы XVIII века и их воспитанники. М., 1959. С. 138–140.

Особенно сильная эпидемия была зафиксирована в России в 1832 году. Она охватила 30 различных районов. Смертность от болезни в разных местах колебалась от 11 до 66 процентов. В связи с широким распространением болезни медицинский департамент в Петербурге создал специальную комиссию по изучению эрготизма, а МВД выпустило инструкции, а затем распоряжение для Медицинской Полиции с описанием вреда спорыньи и симптомов отравления [239] . Со временем, просвещение, казалось, давало свои плоды. Спорынья уже иногда описывалась даже в художественной литературе как бедствие. Например, Гоголь, наслышанный о ее вреде, пытаясь найти некое сравнение, записывает в черновике «Мертвых душ»: «…и родились, посыпались грозные следствия бесчисленно, как черви в дожди, как рождаются в ненастное время черные наросты, зовомые спорыньем, которыми вся покрывается нива, страшные предвестники глада» (VI, 834). Гоголь здесь не совсем прав (может, сомневаясь, он и не включил фразу в окончательный вариант?) — отравление спорыньей часто происходит на фоне голода, провоцирует «волчий аппетит», но нередко голод — например, вследствие нескольких лет засухи — наоборот, этому предшествует. Когда же после засухи выдается влажный год с хорошим урожаем — появляется и много спорыньи. Вероятно, именно поэтому она и стала в народном сознании с урожаем ассоциироваться. Подобные наблюдения присутствуют в дореволюционных источниках:

239

Распоряженiя относящiяся до Медицинской Полицiи // Сборникъ циркуляровъ и инструкцiй МВД. Томъ 7. 1858, 139–142, 168–180.

Спорынья, по наблюдениямъ русскихъ крестьянъ, преимущественно развивается на хлбахъ въ годы урожайные, когда и рожь растетъ хорошо [240] .

Министерство Внутренних Дел продолжало бороться с невежеством — выпускало циркуляры, запрещало использовать неочищенную от рожков рожь не только в пищу, но и для выкуривания вина и приготовления кваса [241] . Основанный еще Пушкиным журнал «Современник», обращаясь к помещикам, писал о наставлении Медицинского Совета Царства Польского по предупреждению вредных последствий ржаного хлеба со спорыньей:

240

Ермоловъ, Алексй Сергевич. Народная сельскохозяйственная мудрость въ пословицахъ, поговоркахъ и примтахъ: Всенародная агрономия, томъ 2. 1905. С. 291.

241

Сборникъ циркуляровъ и инструкцiй МВД. Томъ 7. 1858. С. 140.

Благоразумные помщики должны стараться о распространенiи въ простомъ народ свдній, здсь изложенныхъ. Еще не искоренился у простолюдиновъ предразсудокъ, будто спорынья во ржи не только не вредна, но и служитъ признакомъ хорошаго урожая. Самое названіе, данное ей въ Россіи, указываетъ на счастливую прибыль, какой ожидаютъ земледльцы отъ спорыньи. [242]

Несмотря на все предпринимаемые усилия, в народном сознании ничего существенно не изменилось, и два десятилетия спустя в Записках Императорского русского географического общества сообщалось, что крестьяне по-прежнему «спорынью (secale cornutum), раждающуся въ колос ржи, дятъ какъ конфекту» [243] (конфекта — устар. лакомство, конфета — Д. А.).

242

Современникъ, Томъ 37–39. САНКТПЕТЕРБУРГЪ, 1845. С. 312–313.

243

Записки Императорскаго русскаго географическаго общества по Отдленію статистики. Томъ 1, 1866. С. 431.

Для писателя Василия Преображенского в середине XIX века спорынья — это «пьяный хлеб» с одуряющими свойствами, хоть и вредный, но не всегда опасный. При этом «спорынья ежегодно почти встрчается въ ржи, бываетъ иногда в пшениц и жит». [244] Крестьяне же, как он пишет, по-прежнему радуются наличию спорыньи и с удовольствием ее едят, да и сам писатель не брезговал полакомиться:

Пьяный хлебъ получающiй одуряющее свойство отъ обилiя въ немъ рожковъ и костеря, очень рдко замчается, можетъ быть потому, что крестьяне скоро привыкаютъ къ этому хлбу, или въ немъ не бываетъ столько вредной примеси, чтобы она могла производить опьяненiе. Замчательно заблужденiе крестьянъ на счетъ этого вреднаго выродка хлба; если замчаютъ большое количество спорыньи, то говорятъ: слава Богу! Богь спорость хлебу далъ.

Я часто видалъ, какъ крестьянскiя дти и даже взрослые, проходя мимо полосъ, обильныхъ рожками, сбирали ихъ въ руку и ли, какъ лакомство, и дурныхъ послдствiй я не замчалъ. Нечего грха таить! я и самъ не разъ далъ рожки, но вкусъ ихъ мн не нравился [245] .

244

Преображенскій В. А. Описаніе Тверской губерніи въ сельско-хозяйственномъ отношеніи. Издано Ученымъ комитетомъ М. Г. И., 1854. С. 283.

245

Ibid., 283 (курсив Преображенского).

Спорынья этим и отличается от других ядов и наркотиков. Например, отравившийся беленой приходит в «сильное возбуждение с галлюцинациями и бредом» [246] . О дурманящем и ядовитом действии этого растения знали представители многих народов. Быстрые последствия отравления — симптомы проявляются уже минут через двадцать — замечались легко, породив в народе устойчивые выражения: «взбеленился» или «белены объелся», то есть «внезапно перестал соображать, одурел», «бес вселился», «ведет себя как умалишенный». Как у Пушкина в «Сказке о рыбаке и рыбке»: «Что ты, баба, белены объелась?» Но выражения «объелся спорыньи» не существует, ибо острое отравление происходит значительно реже, эффект хронического отравления проявляется через слишком долгое время и не осознается, а сама спорынья стала понятием сакральным. Ее вред и одуряющее действие упорно не замечали, хотя травились ей на много порядков чаще, чем той же беленой. Никакое безумие, отупение, да и физические проблемы со спорыньей крестьяне не связывали. Это же не яд, а мать ржи, удача, дающая урожай и хлеб: «Упек в тесте бывает, а в муке спорынья, припек, упека не бывает» (Даль). «Якъ есть в хлiбi рiжки, будутъ и пирiжки (Малор.)» [247] .

246

Семенов С. Р., Телятьев В. В. Лекарственные растения Восточной Сибири, Иркутск, 1966. С. 198.

247

Ермоловъ, 1905. С. 291.

Нехватка спорыньи в хлебе приписывалась ведьмам. В этих грехах ведьмы и каялись в духовных песнях:

Изъ чужихъ мы коровъ молоко выдаивали, Мы изъ хлба спорынью вынимывали; Не ходили ни къ обедне, ни къ завтрени; Мы не слушали звона колокольнаго. Мы не слушали пнья божьяго, церковнаго… [248]

Молоко пропадало у коров из-за той же спорыньи, алкалоиды которой тормозят секрецию пролактина, что нарушает лактацию, но об этом крестьяне не догадывались. Зато «вынимывать спорынью» — это великий грех ведьмы, лишение «спорости», урожая, успеха. «„Спорынья в квашню, а тесто в шляпу“ — пожелание прибыли, удачи хозяевам при входе в дом. Слово спорынья, «обилие», древнее в лексическом составе русского языка, в современном языке сохранилось только в говорах» [249] . Мы знаем, что поговорка «спорынья в труде» означает «пожелание успеха при уборке урожая», и нам кажется, что толкование «спорынья в тесте — приветствие, пожелание тем, кто приготовляет тесто или валяет хлебы» [250] тоже относится к пожеланиям абстрактного успеха. Но в народе это понималось совершенно буквально. Профессор Милов в своей монографии «Великорусский пахарь» нашел такой «ответ» — просто некогда, мол, было спорынью из зерна отвеивать: «на Руси, видимо, из-за острой нехватки времени, спорынью оставляли в муке, то есть ее „из ржаных зерен не выкидывают, мелют вместе“» [251] . Но дело обстояло куда как серьезней — если спорыньи в муке не хватало, то крестьяне запекали ее в хлеб специально …для спорыньи:

248

Порфирьевъ И. Исторія русской словесности, Часть 1. 1876. С. 315.

249

Ларин Б. А. Из истории слов и словарей: очерки по лексикологии и лексикографии. Изд-во Ленинградского университета, 1963. С. 172.

250

Словарь русских народных говоров, том 40. Институт русского языка АН СССР. Наука, 1965. С. 236.

251

Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОСПЭН, 1998. С. 358.

Спорынья, ржаные маточные рожки (secale cornit). Наши крестьяне, пользуясь названiемъ, встрчаютъ на колосьяхъ ржи появляющiяся обыкновенно во время сыраго лта черные наросты въ вид рожковъ. Эти зернышки крестьяне вообще для спорыньи, въ припек запекаютъ въ хлебъ, между тмъ какъ это самый сильный ядъ, от котораго можно умереть или, наконецъ, прiиобрсти самые сильные припадки, сопровождаемые корчами, нервнымъ разстройствомъ, криками, стонами, тоскою, и даже онмнiемъ въ нкоторыхъ частяхъ тла. Эта болзнь называется рафанiя, или злая корча. Поэтому въ такихъ случаяхъ нужне всего остерегаться рожковъ и тщательно отдляя ихъ, зарывать въ землю, чтобы кому нибудь не попало по втру въ ротъ [252] .

252

Забылинъ М. Русскій народъ, его обычаи, обряды, преданія, суеврія и поэзія. 1880. С. 433–434; (или см. репринт М.: ТЕРРА, 1996, том 2. С. 36).

Не ведали об опасности не только крестьяне. Если Лев Толстой писал в начале 1890-х: «лучше совсем не есть хлеба, чем есть хлеб с спорыньей, от которой наверное умрешь», то многие другие писатели были еще очень далеки от такого осознания. Русский прозаик Владимир Пименович Крымов (1878–1968), любивший хвастаться как раз тем, что его выгнал из своего дома сам Толстой, в автобиографической книге «Сидорово учение» (Берлин, 1933) пишет о своем детстве и рожках спорыньи: «никто у нас не знал, что это ядовитая спорынья; я собирал их и ел, а потом у меня на ногах появились какие-то мокрые пятна, долго не заживали, и доктор не знал, что это такое, и только теперь я узнал, что это было от спорыньи». Уже в эмиграции у писателя стало ухудшаться зрение, а к концу жизни он полностью ослеп. Сам он считал, что был «пожирателем книг» и слишком много читал. Было ли это отдаленным последствием отравления? Сложно сказать. Возможно, эти «мокрые пятна» появились и по какой-то другой причине, хотя симптомы в виде «волдырей или язвинок» от эрготизма в источниках встречаются нередко (вспомним и «демона» на Изенхеймском алтаре), да и слепота писателя в контексте отравления выглядит логично. Но сам этот рассказ — лишнее подтверждение того, что дети спорынью ели, и характерно, что писатель, издатель и бизнесмен Крымов узнал о ее вреде только к концу жизни.

Даже в XX веке ничего не меняется, несмотря на все разъяснительные меры. В массовом крестьянском сознании вредность спорыньи по-прежнему не укладывается, и в 1906 году мы также можем прочитать:

Такъ какъ крестьяне не признаютъ спорынью за вредную примсь и потребляютъ ее съ хлбомъ в значительныхъ количествахъ, то въ результат среди населенiя наблюдаются такiя болзненныя явленiя, какъ злая корча, выкидыши и проч.» [253] .

При этом агрономический журнал сообщает, что в отдельных случаях спорынья на тот момент составляла до 2 % урожая. Ровно ту же картину описывает в 1927 году изучающий текущую эпидемию врач Максудов:

253

Журналъ опытной агрономiи. Томъ 7, кн. 3–6. Министерство земледлія. Ученый комитетъ, 1906. С. 600.