Злая мачеха против!

— Я вижу многое, — спокойно говорит падчерица, — И это в первую очередь.

— Тогда "ура" твоей проницательности, — поздравляю ее я, — Ты закончила месить тесто?

Амелия показывает мне липкие, грязные руки.

— Ну как ты смогла вырасти такой неумехой! — вслух возмущаюсь я, — Чтобы руки не были в тесте, их надо чуточку покрыть мукой!

— Вот так? — Амелия окунает грязные руки в муку, отчего они становятся похожими на руки в толстенных перчатках.

— Нет.

Я беру Амелию под локоть. Веду ее к умывальнику. Оттираю ее руки. Затем хорошенько их высушиваю полотенцем. Чуточку окунаю в муку.

— Попробуй теперь, — говорю я падчерице.

Амелия прикасается к тесту. Оно больше не липнет в рукам. Огромные зеленые глаза падчерицы светятся таким счастьем, будто я показала ей настоящую магию, а не бытовой прием.

— Теперь добавим чуточку цедры, немного, буквально несколько семян, гвоздики, щепотку перца…

— Перца? — изумленно повторяет Амелия.

— Да. Даже в самом сладком блюде должно быть что-то, что оттеняет вкус. Иначе — десерт не будет столь изысканным.

— Откуда вам знать? — недоверчиво глядит на меня Амелия.

О..о кексах, тортах, пирогах я знаю много. Моя мама была кухаркой. Всю жизнь простояла на кухне. Готовила то для одного, то для другого хозяина. Особенно хорошо у нее получались десерты. Иногда она тайком приносила мне с хозяйской кухни какое-нибудь свое творение. Я ела, а она, словно сказку на ночь, рассказывала мне рецепт…Потом, когда я уже сама стала матерью, я готовила по этим рецептам своим дочерям. Не часто, но когда те болели, или им просто бывало грустно. Конечно, то что я пеку — было строжайшим секретом нашей маленькой семьи. Никто из моих мужей не должен был знать моего истинного происхождения. По правде говоря, я сама почти забыла, что умею это готовить. Ведь девочки мои давно выросли. Теперь им более не нужны маленькие мамины утешения. Да и при всех своих делах я редко наведывалась на кухни домов моих мужей. А теперь пришло такое странное время, и я снова вынуждена стоять в фартуке на черной кухне. И странно, но я даже счастлива. Будто бы возле меня снова стоит моя матушка, и шепчет мне сколько нужно сахару, чтобы растопить самую холодную душу, и сколько цукатов, чтобы человек смог почувствовать лето.

— Просто знаю и все, — отвечаю я Амелии.

— Перец и сахар, — задумывается та, — Думаю, маменька, это ваш рецепт.

Я не успеваю спросить, что она имела под этим в виду, как Амелия чихает от муки.

Увы, стоит она при этом над самим мешком, и в результате еще больше частиц поднимаются в небо, оседая на лице моей падчерицы. Теперь на ней словно белая маска, ужасно контрастирующая с каштановыми кудрями. Эффект соль уморителен, что я начинаю смеяться.

Амлеия снова чихает, становится еще белей, и я буквально хватаюсь за живот.

— Очень весело, маменька, — бормочет Амелия, а затем в меня прилетает целая пригоршня муки.

Я замираю, а хохотать начинает Амелия. Повернувшись, я вижу свое отражение в одной из кастрюль. Да, теперь и я словно призрак…

Наверное, зайди сейчас кто посторонний на кухню Хилсноу, то наверняка решили бы что поместье полно демонов.

От этой мысли мне снова становится, и я даже присоединяюсь к Амелии в ее веселье.

Потом, отряхнувшись, мы продолжаем свою работу.

Заливаем тесто по формам. Выпекаем. Украшаем…

Последнее — моя любимая часть. Когда мои девочки были маленькие, мы всегда старались придумать наиболее оригинально украшение нашим "шедеврам". Даже устраивали небольшие конкурсы между собой. Сейчас, конечно, все не так: кексы это заказ. С ними не разойдешься. Но все же мы откладываем четыре штуки на ужин. Мне, Амелии, Арнольду и Юджину. И, когда кексы остывают, превращаем свои четыре в апогей нелепости из топленого сахара.

— Здорово вышло, — говорит Амелия, разглядывая наши творения.

— Видишь, — открываю я ей тайну, — Твои книги в чем-то правы. Готовить всегда надо с любовью. Только не обязательно любить того, кому ты готовишь. Достаточно любить сам процесс и свое творение.

Амелия смотрит на меня с полуулыбкой.

— А ваш рецепт даже интересней, чем я думала, маменька.

Кредитор

Примерно в четыре дня я слышу стук в парадную дверь. Скорее всего, это Юджин приехал за кексами. Хотя с чего это господин учитель стал фамильярно стучать в дверь? Мне казалось, он уже давно взял за привычку ходить по Хилсноу как по родному дому. Тем не менее, я открываю дверь и застываю на пороге. Передо мною стоит самый высокий человек, которого я когда-либо видела. Облачен этот великан мужского пола в черный сюртук, черные брюки и черную рубашку. Создается неприятное впечатление, что он одет на похороны. Интересно, может умер кто-то из слуг поместья, и этот чудак зашел сюда прям с похорон попросить монетку? Но нет…

— Госпожа Соцкая? — спрашивает меня этот человек.

Голос его очень тихий. Вкрадчивый. Без тени злобы. Но, между тем, от него по моему телу бегут мурашки.

Я поднимаю голову. Смотрю в лицо собеседника. Оно даже красиво. Разве что нос слишком длинный. В остальном…В остальном этот человек все равно навевает на меня ужас. И тем страшнее, что я не понимаю, отчего так боюсь его. Однако, надо собраться.

— Да, я графиня Соцкая. Позвольте спросить кто вы и зачем пришли в мои владения?

— Пригласите меня в дом, и я все расскажу.

Глаза мои невольно падают на линию порога. Пока она разделяет нас, я могу быть в безопасности…

Да что же это со мной? Видимо надышалась муки и потеряла способность мыслить здраво.

— Конечно, заходите, — говорю я мужчине.

Тот молча проходит в дом.

— Теперь, позвольте ответить кто вы и зачем пришли? — снова задаю я свой вопрос.

— Безусловно, госпожа графиня, — тон собеседника мягкий, спокойный, но от него веет льдом.

— Меня зовут Джон Моноган. Я имел честь знать вашего супруга.

— Да, я тоже имела честь знать его, — пожимаю я плечами, — Чем могу помочь вам сейчас?

Вместо всяких слов, господин Моноган протягивает мне кукую-то бумагу. Рука моя дрожит, когда я беру ее. Разворачиваю и читаю. Это долговая расписка, и она больше, чем половина наших долгов в банке.

Бумага вылетает из моих рук.

— За отсутствием вашего мужа я полагаю, что должен обратиться за этими деньгами к вам?

— Мой муж…, - медленно говорю я, — Скоро приедет. Обращайтесь к нему. Я не знала об этом займе до вашего появления.

— Неужели?

— Вы удивлены? — стараюсь я стоять на своем, — Поверьте, мужья редко повествуют женам о своих долгах.

— Я удивлен потому, что ваш муж брал эти деньги на бал, устроенным им в вашу честь.

В гостиной воцаряется тишина.

Вот тебе и прекрасный бал… Демоны…

— В условиях возврата ваш муж оговорил сегодняшнее число, — говорит Моноган.

Его тон все еще спокойный. Даже без нажима. Но я чувствую, что этот человек способен выпить душу, если он не получит желаемого.