Злая Русь. Зима 1237

В грудь что-то тяжело ударило — и осознал я себя лежащим на снегу. Всего мгновение не понимаю, что произошло — но потом приходит осознание случившегося… В ужасе скосив глаза вниз, я замечаю торчащее из тулупа древко стрелы — и онемев от ужаса, бешено хватаюсь за него руками, ожидая, что овчина под ними окажется мокрой от крови… Однако с удивлением и одновременно радостью осознаю, что вражеский срезень лишь рассек одежду, однако кольчуги взять не смог, инерцией удара опрокинув меня на снег…

А всего секундой спустя бросившийся ко мне десятник Петр, увидев, что я не ранен, помог встать и радостно произнес:

— Бегут, бегут вороги!

И действительно, потеряв еще десяток конных стрелков и не менее двух десятков тех, кто пытался подняться на высокий берег, да так и остался лежать в сугробах, мокша, наконец, не выдержала обстрела! Оставшиеся пешцы принялись спешно скатываться вниз, в то время как всадники подвели соратникам лошадей, продолжая стрелять для острастки, обернувшись назад. Я же зычно воскликнул, стараясь, чтобы меня услышала вся сотня:

— Бросьте их! Пусть бегут к своим!

И уже тише, себе под нос:

— Оправдываясь за бегство, наверняка ведь станут клясться, что нас было не меньше тысячи…

Глава 19

Хрипло дышат вои, бегущие на лыжах, да поочередно тянущие за собой волокуши с ранеными. Из двенадцати человек, правда, только семеро получили ранения в ноги или потеряли слишком много крови, чтобы перестать двигаться самостоятельно. Но и этих семерых тащить ой как тяжело! Ведь чтобы не терять в скорости движения, каждого «подранка» тянут сразу четверо дружинников, неминуемо быстро устающих. И хоть мы и тренировались бежать на лыжах с палками с первого же дня устоявшегося снега, да все одно тяжко после боя, с волокушами, да поминутно оглядываясь назад, ожидая преследования!

Ох, и надолго же я запомню эти три версты…

Лишь когда вдалеке показалась пока еще смутно различимая преграда из рогаток, я облегченно выдохнул. Успели! Хоть и не верилось, что мокша вернется как только мы покинем свою позицию, или, что темник, получив известие о засаде, тут же бросит нам в погоню сильный отряд — и все же гнали мы изо всех сил, будто поганые действительно на плечах висят! Но обошлось. Все-таки и рогатки мы старались делать из прочных, крепких стволов молодых деревьев, что не разрубишь с двух ударов, и татары наверняка ведь должны были переполошиться, получив известия о «многочисленном» противнике… Глупо на их месте было бросаться в драку без подготовки и разведки, очертя голову.

Кречет, выехавший навстречу к нам вместе с бродником, напряженно спросил, тревожно поглядывая на волокуши с ранеными и тянущих их упревших, залитых потом воев:

— Сколько?

Затормозив возле дядьки и пару раз глубоко вдохнув, восстанавливая дыхание, я отрывисто произнес:

— Девять человек погибло. Еще дюжина раненых, из них семеро тяжелых.

Ждан огорченно мотнул головой:

— Это ж надо, а? Пятая часть сотни выбыла с первым же боем! Татар хоть сколько-то побили?

Кречет раздраженно осадил «вольного воина»:

— Ты в разговоры сотников не встревай, умник. Вон, с ранеными помоги!

Бродник возмущенно цокнул, но отъехал от нас, а дядька меж тем, повторил его вопрос — только в менее осуждающей форме:

— Тяжелый бой был? Сколько поганых явилось? И скольких удалось положить?

Я последовательно ответил на все вопросы:

— Вначале был разъезд половецкий, два десятка. Их не тронули, дали вернуться к своим, себя не обозначая. Затем пришло две сотни мокшан, у многих были топоры — мокше, видать, сподручнее рогатки рубить… Вот их мы и обстреляли — да и положили многих. Из двух сотен всего десятков семь ушло, самое большое! Однако же и они били по нам в ответ. Так что…

Кречет сумрачно кивнул, после чего заметил:

— Одного к шести, значит, разменяли.

— Ну почему к шести? У нас раненые, глядишь, еще восстановятся. Пятеро задеты несильно, остальных местные заберут. А мокша своих бросила на льду кровью истекать, да на морозе! Мы луки их лучшие, клинки да стрелы сколько успели, собрали — вот и насмотрелись, как «подранки» их отходят… Местные-то пришли?

— Да.

Дядька односложно ответил, при этом обратив свой взгляд на пологий берег. А я принялся искать глазами «ополченцев» — стариков и подростков из местной веси, чьи жители уже целиком перебрались в лесные схроны, и по уговору с нами должны были приютить, да выходить раненых. И вскоре я действительно разглядел нескольких лыжников, двинувшихся к волокушам — явно не из числа дружинных. А Кречет меж тем уточнил:

— Ну что думаешь, отправят они вперед сильный отряд?

Я пожал плечами:

— А как еще? Не сунутся же всей туменой — вдруг тут целиком рать рязанская встала? Но и пары сотен воев уже недостаточно, чтобы пробиться вперед — они это сейчас хорошо понимают. Думаю, пошлют не менее тысячи всадников, тех же мокшан да половцев — ну, а коли те встретят большую рать, то гонцов в тумену с запросом о помощи отправят.

Дядька сумрачно кивнул, после чего глухо, с легким напряжением в голосе спросил:

— Встречаем, как и задумали?

— А почему нет? У меня в сотне более восьми десятков на ногах, им только отдышатся дать — да костры разжечь, можно уже и не таясь. Вспотели на бегу, а сейчас встанут — тут-то мороз и придавит. У самого ведь спина уже холодеет нещадно!

…Преградить реку рогатками — отличная идея. Только работает она не всегда — в том смысле, что низкий берег зачастую вполне проходим для всадников, и преграду при желании вполне реально обойти. Естественно, мы учли это и постарались разместить рогатки там, где даже низкий берег имеет возвышенность или резкий, отрывистый спуск к воде, протянув до него преграду. Но так получается не везде… Позиция Кречета — «неудобная» как раз для нас: низкий берег Прони имеет здесь пологий, длинный покатый спуск, да еще и ветер сметает снег на реку — чем, кстати, наши и воспользовались, растопив полыньи с расчетом прикрыть их снеговой шапкой. Вроде ведь все естественно выглядит! А чтобы побыстрее схватились, накидали туда сухой травы по совету старожилов — лед в таком варианте не держит!

Да только вот сами рогатки на триста метров не протянешь…

Так что решили мы сделать иначе, а именно — накопали десять волчьих ям, прикрыв их снегом по стометровой линии от речной преграды, да под острым углом к реке. И щедро усеяли сей относительно небольшой участок чесноком, который хоть и слегка прикрыт снегом, но в тоже время не проваливается глубоко — сам снежный покров из-за ветра здесь не слишком толстый. Угол же нужен для того, чтобы стрелки левого фланга могли достать противника на реке…

А чтобы заманить поганых на «минное поле» да отбить им всякое желание обходить в будущем рогатки по ровному бережку, придумали мы совместно с Кречетом небольшую хитрость…

— Идут!!!

Заполошный крик часового заставляет меня подскочить — также, как и практически две сотни крепких, здоровых мужиков, греющихся у костров и наворачивающих наваристый, сытный мясной кулеш. Конечно, не такой вкусный, как когда-то приготовленный мной для сторожи, времени нарезать и пассировать лучок в растопленном сале не было, но… Пережитый бой, нервное и физическое напряжения, связанное как с «перестрелкой», так и последующим спешным уходом требовали восстановления сил едой и одновременно с тем отбросили на второй план желание покушать «изысканно». Горячо? Со свежим мясом? Посолено? Крупа разварилась? Ешь и радуйся!