Злодеи-чародеи

– То есть?

– Ну, перепады настроения, то он в депрессии, то радуется, как ребенок. В общем, я отказался. И ему посоветовал – остаться с Усом.

– Почему?

– Не понимаешь? Ус – это фигура, предательства он не простил бы и не спустил бы с рук. Второе. А не с целью ли завалить Уса сманивали Ларика? И такое вполне могло быть. Это игроки серьезные, они играют на жизнь и – жизнями, зачем же подвергать себя такой опасности?

– Разумно, – согласился Вовчик.

Паныч выпил еще водки, ничем не закусил, только кулак приложил ко рту, бесшумно дыша и щурясь. Видимо, со смертью Уса опасность для него возросла. Через минуту он продолжил:

– Теперь считай: Ус убит. К его верной пособнице запускают Лариона, и?..

– Им что-то нужно было от Уса и Яминой, то, что объединяло их обоих.

– Наверняка! Но еще людей убивают – когда? В каких случаях?

– Когда их надувают, «разводят»… – начал перечислять Вовчик.

– И когда люди выходят из-под контроля! – высказал свою главную мысль Паныч. – Усманов не имел чувства меры, Ямина – тоже, бабки они добывали не в одиночку и далеко не праведным путем. Запомни: копать надо в подпольном цехе Яминой. Она его держала… дай бог памяти… не знал, что это может понадобиться… Ищите где-то у Быковского шоссе, на выезде из города. Там должна быть то ли мастерская, то ли завод небольшой… м-м… с какими-то котлами связано производство Яминой, то есть эти котлы прикрывают ее. Ну, пока, мент, лично я линяю отсюда, иначе – мало ли что…

– Как тебе это? – Вовчик скрестил руки на груди и улыбался во все тридцать два зуба, довольный своей работой.

– У Быковского шоссе? – повторил Артем. – Черт, я не знаю, что там за завод может быть. Завод! Это – о! – развел он руками, показывая возможные габариты завода.

– Паныч сказал, что завод небольшой.

– Надо Денисовичу доложить, он должен знать.

– Завтра. А сейчас – держите. – Вовчик достал ключи и показал каждый – по очереди – им обоим. – Этот от верхнего замка, этот – от нижнего. Оба повернуть два раза, запомнили? Умоляю, укротите свою злость, а то это просто невозможно, честное слово! Я поехал к Люсе, хоть сегодня не увижу твою небритую рожу.

Бросив ключи на стол, Вовчик убежал, оставив огорошенных друзей решать проблемы с их злостью. И кто-то должен был сделать первый шаг, сказать первое слово, взять инициативу в свои руки. У Артема с инициативой было совсем плохо, он как уставился на ключи, так и не шевельнулся, очевидно, восстанавливал в памяти карту местности, где Светлана Ямина соорудила свой подпольный завод. София (тоже штучка хитрющая!) изобразила на лице непонимание и выговорила всего несколько слов:

– А что… он… хотел…

– Молчи, – сказал Артем.

У него включилась-таки инициатива: он открыл шкаф, схватил пальто Софии, заставил ее надеть его и сгреб ключи со стола:

– Поехали.

Уже в коридоре, когда он запер кабинет, она опомнилась:

– Куда?

– Молчи. Просто иди за мной.

Все же Артем взял ее за руку, видимо, он опасался, что София пойдет куда-то не туда, и увлек за собой к выходу.

– Там моя сумочка… – пролепетала она, показывая рукой себе за спину.

– Еще не было случая, чтобы ограбили отделение милиции.

Он сдал ключ от кабинета, и оба вышли из здания под артиллерийскими залпами взглядов тех, кто был в дежурной части и поблизости. Артем открыл дверцу своего автомобиля, усадил Софию, сел за руль. Взревел мотор старого авто, предупреждая прохожих: с дороги!

При полной тишине ехали они, даже музыку не включили, впрочем, время промелькнуло, как тайфун, перенеся их из точки А в точку В практически незаметно. В этом виновато было некое предвкушение, ощущение близкого объединения, когда его ждешь и боишься одновременно, но знаешь: оно будет, это уже скоро свершится! И нечто жгучее сковывает все у тебя внутри, не позволяя глубоко дышать. Потом тебя вдруг охватывает жар и приходит осознание, что сейчас случится что-то настоящее, а все происходившее с тобой до этой минуты осталось позади и больше не вернется.

Еще в прихожей, едва захлопнулась дверь, руки их сплелись, губы соединились. Поцелуи – много, жарко, часто… И, словно в лихорадке, падают, падают одежды…

Ее роман

Викт'oр остался верен себе и пришел днем на место своей встречи с Элизой, оставив в своей комнате вчерашний маскарадный костюм. Как коршун, он кружил вокруг этого пятачка, якобы прогуливаясь, на самом же деле он присматривался к особнякам, дворам, многоквартирным зданиям, в которых состоятельные люди снимали целые этажи или владели ими целиком. Викт'oр сворачивал на маленькие улочки, он не пропустил ни одного окна, а если видел там женскую фигуру, останавливался и рассматривал ее, но потом разочарованно следовал дальше. Обойдя весь квартал, он упорно возвращался на тот же перекресток и продумывал свой дальнейший маршрут.

– Викт'oр! – кто-то окликнул его.

Князь Дубровин оглянулся, но никого из знакомых не заметил, пока не подъехал извозчик, а в коляске сидел…

– Борис?! – воскликнул Викт'oр.

Не дожидаясь приглашения, он запрыгнул в коляску, и друзья крепко обнялись, потом отстранились друг от друга, чтобы еще раз взглянуть в глаза, и рассмеялись. Откинувшись на сиденье, Борис весело приказал извозчику:

– Трогай, к ресторану «Аркада»! Надеюсь, Викт'oр, ты не откажешься посвятить часик давнишнему другу?

– Не откажусь. Какими судьбами? Ты же на службу поступил.

– Служба, друг мой, у военных, а в ведомствах – прозябание, и дураков там много, так что служить нет особой охоты.

– А кто меня тянул на службу? А?

– Так поначалу и мне она виделась в розовых тонах. В общем, с карьерой покончено, тем более что я получил неплохое наследство, поэтому и приехал.

– Повезло тебе! Искренне рад.

– Меня отправили за покупками, я еду, гляжу – и вдруг глазам своим не верю: ты! У тебя-то что? Женился?

– Не удалось… – помрачнел Викт'oр.

– Именно так: Уланский, сын Дмитрия Петровича, – повторил Кирсанов.

– Что еще ты узнал? – спросил Зыбин.

– Ничего более, кроме того, что Уланский захворал позавчера. Доктора не в силах ему помочь, он угасает. Вы, ваше высокоблагородие, требовали докладывать вам о подобных случаях, я и поспешил.

– Правильно. Пригляди за Уланскими! Ежели он помрет…

Виссарион Фомич застыл на половине фразы и показался бы кому-то полностью окаменевшим, если бы не его толстые губы, которыми он вдруг зачмокал, будто в рот ему насильно влили некое отвратительное по вкусу лекарство. Долго ждать не пришлось, что он там надумал. Зыбин взглянул на сыщика по-доброму и нежно заворковал: