Злодеи-чародеи

– Уф! – встрепенулась графиня Шембек. – А этот… ходячий труп… можно сделать из любого человека?!

– Гаитяне верят, что из любого. И боятся этого панически.

Чай им подали, но пить его никто не стал.

– А второй вариант? – напомнила Марго.

– В этом случае колдун дает жертве выпить отвар, варево из смеси тел ядовитых жаб, тарантулов, змеиных голов и тайных ядов, различных растений, кладет он туда и черепа ведьм…

– Боже, какой ужас! – сморщилась графиня Шембек. – И что же, все… это… добровольно жертвой выпивается?!

Однозначно, месье Медьери получал наслаждение от вида двух дам с брезгливыми минами и от их реакции, а ведь он рассказывал с явной иронией.

– Кто же добровольно станет пить яд? – ответил Медьери со смехом. – Думаю, колдун подмешивает зелье жертве в пищу. Ну, а дальше – то же самое: душу – в бутылку, труп – в могилу, через несколько дней – реанимация трупа. Как видите, все очень даже просто, оттого и смешно. Дамы, я вас шокировал?

– Нисколько, – вымолвила Марго. – Но я прочту ваши записки.

– Дорогая, только не читайте их на ночь, вы не уснете, – сказала графиня Шембек. – Я-то уж точно сегодня не засну.

– Спите спокойно, графиня, вам ничто не грозит, – успокоил ее Медьери. – По мне, так эти страшилки придуманы для того, чтобы народ удерживать в состоянии относительного равновесия. То есть людей удерживает страх: не сотворишь соседу дурного – тот не рассердится и не попросит колдуна превратить тебя в зомби – живого мертвеца, не способного мыслить и даже говорить связно.

– Разве гаитяне не веруют в Бога, что их надобно таким варварским способом держать в страхе? – осведомилась графиня Шембек. – Ведь Бог всем запрещает поступать дурно.

– Они – католики. Но, поскольку среди гаитян множество чернокожих из различных африканских племен, завезенных туда в качестве рабов еще пару веков тому назад, они хранят традиции своих народов и совместили постулаты христианства с древними верованиями африканцев.

Не поддавшись на скепсис венгра и как умная женщина, не терпящая пробелов в логической цепочке рассуждений, Марго, сопоставив обстоятельства смерти и воскрешения людей из рассказа Медьери, уточнила:

– Ежели колдуны оживляют мертвецов, то… то, значит, их жертвы не совсем умерли, не до конца, не так ли, месье Медьери?

На столь прямой вопрос трудно было бы так же прямо ответить, ведь его задали с полной верой в сии магические действа. Медьери попал в тупик, в замешательстве он пожал плечами:

– Должно быть… Я же не проверял!

– А если бы вам представился такой случай, вы бы определили, мертв ли человек или в нем теплится жизнь, незаметная окружающим?

– Конечно, мадам.

Удовлетворенная, Марго взяла чашку с остывшим чаем. Медьери еще долго рассказывал об островах Карибского моря, правда, побывал он только на четырех, но зато – на самых крупных. Марго слушала его с большим вниманием, ее всегда интересовало все, чего она не знала или не понимала. Она отметила про себя, что Медьери наделен умом, богат – путешествия требуют огромных затрат, – знатного рода, следовательно, он мог бы сделать блестящую карьеру, а вместо этого углубился в изучение странных болезней. Зачем это ему? Но Марго посчитала неуместным спрашивать его об этом сегодня.

Полицейские из стражей порядка превратились в наемных гробокопателей. Чтобы подкрепить их боевой дух, Виссарион Фомич пообещал каждому по пяти рублей выдать. В этой исключительно таинственной обстановке один анатом Чиркун пребывал в статичном положении: он дымил трубкой и смотрел в небо, время от времени философствуя, будто находился на отдыхе:

– Экая тьма… Тысячи лет до нас звезды светили, и после нас они будут светить… Вечные огни, а человек – не вечен. Человек рождается, чтобы подпортить сию нетленную жизнь, он мстит ей за то, что он не вечен и так убог.

Полицейские копали, Зыбин нервно бродил поблизости, за ним семенил смотритель кладбища, мужичонок, похожий на комара, – махонький и противно зудевший. Без него нельзя было обойтись, кто-то же должен был им нужные могилы показать, потому и вытащили смотрителя из дому, перепугали его насмерть, а как только успокоили, так он права начал качать:

– Ваше высокоблагородие, нехорошо получается по отношению к покойному люду, никакого уважения, а ведь все там будем…

– Довольно, – заворчал Зыбин. – Им твоя забота не надобна!

– А как прознает кто? – ныл смотритель. – А как доложат его высокопревосходительству? Что же мне, места лишаться?

– Забываешься, любезный! – огрызнулся Зыбин. – Здесь тебе не грабители могилы копают, а полиция!

– Так-то оно так, но без меня ни один покойник не обойдется. Я ж тут за могилками слежу, подправляю, особливо те, что без ухода родственников остались. Я ж тут всех знаю-с…

– Вот пристал! Чего ты хочешь?

– Гумагу.

– Что за бумагу? – озадачился Зыбин.

– Написание дайте, по каким таким причинам полиция могилы разворошила вандальским способом.

– Это еще зачем?!

– А вдруг его высокопревосходительство отчету затребует?

– Его высокопревосходительству плевать на тебя и на твое кладбище.

– А чего это ему плевать? И он здеся будет!

– Право, Виссарион Фомич, напишите ему хоть двадцать бумаг, надоел же до смерти, – посоветовал Чиркун. Он был настроен на лирический лад и не желал слушать меркантильные требования хранителя кладбища.

– Черт с тобой, – устало бросил Зыбин смотрителю. – Завтра придешь в полицию, получишь «гумагу».

– С печатью? – не унимался тот.

– Пшел вон! – Но, как только смотритель двинулся от него прочь, Виссарион Фомич остановил «комара»: – Обожди! Ты еще должен нам показать, где хоронит своих покойников богадельня. В сторонке постой, каналья. Молча постой!

К этому моменту полицейские достали один гроб, начали его открывать – и усилий не потребовалось, крышка легко отсоединилась.