Злом за зло

Вдруг она заметила пару пышных дубовых веников, из которых Тобиус еще в парке вытянул влагу, тем самым засушив ветки и листья до нужного состояния. Хохотнув, незнакомка приблизилась, взяла один и глубоко вдохнула дубовый аромат.

– Сколько ни бегала, а правильного веника так и не нашла! Ладно, седой, раздевайся, первый пар уже вышел, так что можно и вместе. Пущу тебя, только если веником поделишься.

– Не жалко.

Она прошла из раздевальни в предбанник, а Тобиус, скинув вещи, прихватил с собой сумку и пошел следом. Войдя в предбанник, он успел заметить как молочно-белые ягодицы незнакомки мелькнули и исчезли за дверью парной, из которой шло влажное тепло с запахом березового дегтя. Волшебник не торопился, достал с настенной полки две чашки, которыми давно не пользовались, промыл их водой, сгущенной из воздуха, сыпанул внутрь сушеных трав, залил новой порцией воды, предварительной вскипяченной, и, соорудив на голове тюрбан из полотенца, с веником под мышкой и двумя чашками в руках вошел в парилку.

Незнакомка сидела на широкой полке, укрытой отрезом льняного полотна, тоже с тюрбаном на голове и зажмуренными глазами. Она только начинала разогреваться, и постепенно густая влага, оседая, заставляла призывные изгибы тела блестеть. Подмышки и низ живота женщины чернели и курчавились волосами, живот был плоским, а груди небольшими, но весьма красивыми, с острыми темными сосками.

– Для внутреннего согревания.

Она открыла глаза и приняла протянутую чашку, вдохнула травяной запах и заулыбалась шире. В традиционное понимание красоты незнакомка никак не вписывалась, но большие широко посаженные глаза цвета антрацита, прямой нос с характерной для шехверцев крючковатостью кончика и широкий рот составляли на длинном лице какую-то странно притягательную гармонию... хотя по отдельности эти черты наверняка испортили бы жизнь любой обычной девице. Было в этой короткостриженой брюнетке что-то, что задевало за живое и притягивало внимание Тобиуса. Возможно, это были задорные искорки в глазах, возможно, бесстыдная улыбка или откровенный язык тела.

Прогревшись, волшебник отправился в мыльню, где как следует выскоблил себя. Очищение кожи от грязи являлось лишь дополнением процесса омовения у диморисийцев, парились они для здоровья и для удовольствия. Историки не раз обращали внимание на то, что даже самые страшные пандемии прошлого обходили Диморис и Шехвер стороной, и многие верили, что причиной тому был целебный банный жар, пропахший березовым дегтем.

Когда он вернулся в парилку, незнакомка лежала на полке животом вниз, подложив руки под голову и оставив блестящий от влаги тыл беззащитным.

– Давай, - глухо сказала она, - начинай.

И Тобиус начал. Примерно четверть часа баню оглашали отборные шехверские ругательства, а когда незнакомка выбилась из сил, она могла лишь стонать и взвизгивать под неудержимым напором опытного мужчины. В конце концов, перегревшись, Тобиус уселся на свободную полку и отложил дубовый веник. Женщина лежала едва в силах дышать, исстеганная и красная в приглушенном туманном свете. Волшебник оценил эту картину как восхитительную, только прилипший к ягодице листок раздражал. Он потянулся чтобы убрать его, но не получилось.

– Седой, - хихикнула незнакомка, - ты чего? Если хочешь схватить, то всей пятерней надо работать.

– Показалось, что листик пристал, а это не листик. Что это?

– А ты наклонись пониже да посмотри.

– Чую подвох.

Ее смех увяз в густой атмосфере парилки; взорвалась шипением порция воды, выплеснутая в печку Тобиусом.

– Знаешь, Седой, сперва я приняла тебя за злостного рукоблуда.

– Это не про меня, ну а вообще-то кто без греха?

Она опять рассмеялась.

– И почему же ты так подумала?

– Из-за рук. У тебя левая толще правой, и плечи не одинаковые.

Теперь расхохотался он.

– А быть может, я воин и левша, и машу я левой рукой, а правой держу щит? А может, я кузнец, и у меня левая рука рабочая?

– А может, ты волшебник, и долгое время у тебя не было правой руки, но недавно тебе сделали новую?

– Хм, а это ты как поняла?

– Просто не дура, - мурлыкнула незнакомка, глядя на него искоса.
– Травяной сбор, которого в аптекарской лавке не купишь, кипяток, появившийся там, где никто воды не кипятил. И глаза у тебя желтые как янтарь, хотя и стылые какие-то. Опять же рученька твоя правая иного цвета, чем левая.

– Зоркий глаз.

Серый волшебник лег на полку, и веник, повинуясь воле хозяина, начал стегать уже его. Они хорошо пропарились и вместе нырнули в купель с холодной водой, опрометью бросились обратно - и так несколько раз. Наконец, закончив процедуры, Тобиус выбрался в предбанник и уселся на лавку, укутавшись в отрез льняного полотна. Его компаньонка показалась следом, подошла нетвердой походкой, повернулась задом и приподняла ткань.

– Вот, гляди, Седой.

– Я уже нагляделся.

– Не на зад мой гляди, а на то, что ты листиком банным посчитал, дурень!

На правой ягодице темнела аккуратная татуировка в виде розы ветров.

– Нравится?

– Да. Хотя картина уступает в прелести холсту.

Смеясь, она улеглась на лавку и положила голову ему на ноги. Остывать после парилки следовало на свежем воздухе, но в мягком тепле без сквозняков, так что предбанник подходил вполне хорошо.

– Ты смешной, волшебник. И красивый, хоть и седой.

Ее ладонь легла ему на грудь, переместилась на правое плечо, скользнула вниз, к бронзе.

– Как это случилось?

– Был щенком, - скупо ответил он.
– Полез на матерого пса. Поплатился.

– Понятно. Видишь этот длинный промеж моих малюток? Тоже на матерого полезла, он и рубанул от души, отступила, кончик его меча распорол кольчугу, как ситец, и самым концом царапнул по телу. Если бы хоть на мгновение промедлила, развалил бы он меня от макушки до матки.

– Рад, что успела.

– Конечно, рад, а то бы не валялась я сейчас здесь да задом не вертела перед мордой твоей бесстыжей, - хихикнула незнакомка, глядя ему в глаза.

Оба умолкли и некоторое время смотрели друг на друга напряженно, потом она приподнялась, и случился поцелуй, долгий, рваный, нервный, когда и мужчина, и женщина пытались его прекратить, но не могли.

– Нельзя... у меня уже есть... хороший... очень... нельзя...- бормотала она, задыхаясь и шаря по телу Тобиуса жадными руками.

– Нельзя... обижать... хороших людей!

Потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы его собственные руки, так крепко прижимавшие желанную незнакомку, рывком отстранили ее. Женщина вскочила на ноги и отошла на несколько шагов, захлебываясь воздухом и дрожа, красная уже не от пара, а как будто от искреннего стыда. Ее полотно упало на пол, и, поняв это, она впервые попыталась прикрыть затвердевшие острые соски и черный треугольник внизу живота. Волшебник поднял ткань и осторожно передал ей. Он не понимал, чего боялся больше - того, что она вновь бросится на него, или он на нее? Некоторое время они сидели молча на почтительном расстоянии друг от друга. Тобиус поджал ноги под себя и медитативным путем усмирял бунт в душе и теле, незнакомка, будто еще не совсем оклемавшись после инцидента, глядела в стену.

– С тобой такое случалось? Такое... звериное?

– Один раз, - ответил он, открывая глаза, - семь лет назад. Это было как наваждение, волна прибоя, сметающая все и вся.

Ее уши пылали алым.

– Спасибо, что остановился, сама бы не смогла.

– Борьба со страстями необходима для моей профессии, иначе погибну от самой магии.

Незнакомка впервые с момента прояснения рассудка посмотрела на него.

– Она была похожа на меня?

– Кто?

– Та, первая... к которой ты... к которой тебя...