Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…

Глава 5 Обреченная бабочка

Пнево встретило искателя метеоритов звуковым гвалтом.

В этих садах, огороженных сеткой-рабицей, тишина была под запретом.

Кто-то ругался матом.

Кто-то требовал вернуть грабли.

Кто-то настойчиво звал потерявшуюся кошку.

Кто-то требовал на завтрак сто грамм.

Кто-то искал непутевое дитя.

Ох, наверное, и добавилось бы шума, прознай обитатели, что на самом деле я ищу не каменный подарок небес, а земных невест Дьявола – бывших и будущих…

Неожиданно я получил подтверждение актуальности моего визита в Пнево.

Обычно все девочки мира играют в больницу, в школу или топ-моделей.

Здесь же детские игры были явно навеяны текущими событиями.

Девчонки лет семи-восьми, счастливо зачатые перед мальчишеским бумом, играли в невест Дьявола.

На каждой – по черной фате.

– Ой, как я его боюсь!

– Дурочка, это же так приятно.

– Ага, приятно… Девять месяцев с животом ходить…

– Тихо, девочки, тихо!

Вырастут красавицы и тоже познакомятся с жутким сексуальным гигантом.

Неужели всем садоградским девицам так и рожать сплошь мальчишек, так и рожать?

А на первосортный сервелат реагировали только садовые шавки.

Каждая пробегала свою дистанцию, ограниченную рабицей метровой высоты, с ячейками 15 на 15, и передавала тявкальную эстафету соседствующей псине.

Я с удовольствием направлял объектив и на играющих девчонок, и на беснующихся собак.

Достаточно углубившись в Пнево, решил наконец законтачить с женщиной, которая точно имела половую связь с интересующим меня субъектом.

Главное теперь было не ошибиться в выборе.

А то нарвешься на оручую стерву или психованную дуру.

Я утроил внимание.

Коттеджи здесь возводились без архитектурных излишеств, сугубо по типовым проектам, с расчетом на минимальные запросы и неразбалованные потребности.

В чопорном, строгом, приватном Кронино исповедовали герметичное бытие.

В Пнево – кулацкой благоустроенной деревне – вековой мечте расейского крестьянства – правил открытый быт.

На своей земле – в свое удовольствие.

Разногаммье вывешенного на общее обозрение белья – от зимних панталонов до вместительных бюстгальтеров.

Коврики с китчем, цигейковые шубы, застиранные кальсоны, заношенные колготки.

Заспанные лица, искаженные хроническим гастритом.

Волосы неприбраны.

Замызганные халаты не застегнуты.

Ни маникюра, ни педикюра, ни гламурного макияжа.

Стоптанные шлепанцы.

Вываливающиеся груди.

Полное наплевательство на культурное поведение.

Здесь жизнь не умещалась на участках, ограниченных рабицей и разделенных асфальтированными (бордюры не гранит – бетон) межами.

Хозяйки азартно переругивались через проезжую часть, выясняя соседские отношения.

Кошки сигали туда-сюда.

И никто, кроме шавок дворянского происхождения, не замечал меня, невольного посланца из ученого стана.

Назло сермяжному быту, я насвистывал гимн энтузиастов.

Путешествие из снобистского Кронино транзитом через кинотеатр, кегельбан и гастрономию дало представление об урбанистической диффузии, происходящей между районами Садограда.

Обитатели элитной части и аборигены коммунального жития пересекались между собой только в двух точках: Научно-исследовательском центре и Торгово-развлекательном комплексе.

Помнится, на макете Садоград напоминал гигантскую бабочку, отдыхающую у реки.

Нет – этой наукоградской бабочке никогда не покинуть заповедной глуши.

Слишком разные у нее крылья.

Пребывать ей здесь до полного и окончательного перенасыщения страны продуктами – как мясо-молочными, так и зерново-бобовыми.

Глава 6 Дальнобойщица

За сеткой-рабицей неистовствовал дворянин, занимающей среднее положение между аристократичной болонкой и норной таксой.

Такого настойчивого и заливистого ублюдка я еще не встречал.

Присев, угостил бойкую собаченцию колбасой.

Уродливый кобель не отказался от халявы.

Разве устоишь против непросроченного сервелата?

Выдернув из ячейки, тронутой ржой, благословенный кусок, страннопородистый кобелек отправился в укромное местечко предаваться гурманству.

За рабицей, там, где только что бесновался песик, возникли разношенные тапки дамского размера – правый с истоптанным задником, левый с уцелевшим помпончиком.

– Балуете Чапу?

Я взглядом бывалого натуралиста продолжил исследование вверх по голени до колен.

Чисто выбриты.

Немного отекшие.

С набухшими венами.

Опрятный халат (синий горошек на белом поле) скрывал живот.

Больше, чем у Оленьки, но меньше, чем у Светланы Константиновны.

– Налюбовался?

Голос прокуренный или надорванный в семейных перепалках.

– Извините, задумался…

Теперь надо завернуть этакое-преэтакое.

– Не ожидал в пневских садах встретить такую очаровательную собачку.

Выпрямился.

– Славный песик.

Потаращился.

– Как зовут?

– Его – Чапа, меня – Ксюха! А тебя?

– По-разному – для тети я был Сева, для себя – Диня.

– За Диню сойдешь.

Беременная хозяйка держалась просто – без кривлянья, стенанья, прорицанья.

Сервелат не пропал даром.

– А скажи, Ксюха, где чаще залетают бабоньки?

С этой надо по-простому, напрямик.

– В Пнево или Кронино?

– У башковитых – реже.

– А почему?

– Вечно такие важные, такие надутые, такие занятые…

Точно подмечено.

– Скажи, Ксюха, а пневские женщины тоже страдают от непорочного зачатия?

Ну и формулировочка, блин.

– Почему страдают и почему непорочного?

– Вразуми дурака.

– У нас каждая баба скажет – это над нами экскремент.

– Эксперимент.

– Я и говорю – экспермент проводят.

– Кто?

– Ученые.

– Какие именно?

– Из говна толченого.

– Из какой шараги?

Всплыло же словечко.

– А мне почем знать?

– И вы так спокойно об этих экспериментах говорите?