Злой король
Шрифт:
Его брови взлетают от удивления.
— Ты действительно предлагаешь мне сделать это…
Я делаю глубокий вдох понимания, что мне придется убедить его, чтобы план сработал. И я знаю кое-что, что помогло бы облегчить мне задачу.
— Никасия — та, кто прошел через тайный проход и выстрелил в ту фэйри, которую ты целовал.
— Ты имеешь в виду, что она пыталась убить меня? — спрашивает он. — Серьезно, Джуд, сколько секретов ты хранишь?
Я вновь думаю о его матери и прикусываю язык в молчании. Очень много.
— Она стреляла в девушку, не
— Я не знаю, во что верить, — говорит он, явно злой. Возможно, на нее, возможно, на нас обеих.
— Она думала удивить тебя в постели. Дай ей то, что она хочет, и получи информацию, которая нам нужна, чтобы избежать войны.
Он подходит ко мне достаточно близко, чтобы я чувствовала, как его дыхание теряется в моих волосах.
— Ты командуешь мной?
— Нет, — говорю я, пораженная и не в силах встреться с ним взглядом. — Конечно, нет.
Его длинные пальцы обхватывают мой подбородок, наклоняя голову, и я смотрю в его черные глаза. Ярость в них такая же пылкая, как угли.
— Ты думаешь, я должен. Что я могу. Что я хорош в этом. Отлично, Джуд. Скажи мне, как это сделать. Как ты думаешь, ей бы понравилось, если бы я пришел к ней, если бы я заглянул так глубоко в ее глаза?
Все мое тело в напряжении, преисполненное болезненным желанием, пристыженное его энергичностью.
Он знает. Я знаю, что он знает.
— Наверное, — говорю я и понимаю, что голос дрожит, — это должно быть то, что ты обычно делаешь, когда хочешь кого-то соблазнить.
— Ох, брось, — Кардан полон едва контролируемой ярости. — Если хочешь, чтобы я играл грязно, то дай мне ощутимую пользу от твоего совета.
Его пальцы ласкают мою щеку, обводят линию губ и спускаются к шее. Я ощущаю головокружение и поражение.
— Должен ли я прикасаться к ней так? — шепчет он, опуская ресницы. Тени мерцают на его лице, очерчивая скулы четким рельефом.
— Не знаю, — отвечаю я, но голос выдает мое волнение. Все это чересчур неправильно. Настолько неправильно, что перехватывает дыхание.
Кардан наклоняется к моему уху в ласковом поцелуе. Его руки скользят по моим плечам, заставляя дрожать.
— А потом так, — его шепот ласкает кожу, — так я должен соблазнить ее?
Я чувствую, как слова обжигают мою кожу.
— Как ты думаешь, это сработает?
Я до боли впиваюсь ногтями в свои же ладони, чтобы не выдать возбуждение, чтобы не шелохнуться под его ласками. Все тело дрожит от напряжения.
— Да.
И тогда его рот впивается в мой, и я раскрываюсь навстречу его требовательному поцелую, непослушные пальцы путаются в его черных волосах.
В его поцелуе не ощущается злости, напротив, лишь мягкость и тоска.
Все вокруг замедляется, становится жидким и пылающим. Я едва могу думать.
Мы спотыкаемся о низкий диван, и Кардан опускает меня на подушки,
удобно устраиваясь сверху. Я не возражаю. Его лицо — отражение моего собственного. Удивление со смесью ужаса.— Скажи мне то, что сказала однажды на пиру, — говорит он, нависая надо мной. Его тело полностью прижато к моему.
— Что?
Я едва могу думать.
— Что ты меня ненавидишь, — говорит он хриплым голосом. — Скажи, что ты ненавидишь меня.
— Я ненавижу тебя, — говорю я, но в словах звучит ласка. Я говорю это снова, вновь и вновь. Уныло и очаровательно. Это плата и я понимаю это.
— Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу.
Он углубляет поцелуй.
— Я ненавижу тебя, — шепчу ему в губы, когда он на мгновение отстраняется, чтобы отдышаться. — Я ненавижу тебя так сильно, что иногда не могу больше думать ни о чем другом.
Слыша это, Кардан издает низкий, резкий звук. Его теплая ладонь скользит по моему животу, повторяя форму кожи. Он снова и снова сладко целует меня и это похоже на падение с высокого обрыва. Его поцелуй словно ледяная горка, создающая яркий импульс каждым прикосновением к ней, пока спустя некоторое время не раздастся грохот разрушения.
Он начинает расстегивать мой дублет и я стараюсь не замерзнуть. Стараюсь дрожью не выдать мою неопытность, потому что не хочу, чтобы он останавливался.
Это похоже на долгожданное нарушение табу. Это похоже на возбуждение, которое получают, когда прокрадываются в дом и получают удовлетворение от кражи. Это напоминает мне о моменте, за мгновение до которого я вонзила лезвие ножа в собственную ладонь, пораженная способностью предать саму себя.
Он наклоняется, чтобы снять свою куртку и я выскальзываю из своей. Кардан смотрит на меня и моргает, как сквозь туман.
— Это просто ужасная идея, — говорит он с изумлением в голосе.
Я соглашаюсь, снимая обувь.
Я отдаю предпочтение чулкам, и не думаю, что есть какой-либо элегантный способ снять их. Разумеется, я и не нахожу его. Запутавшись в ткани и чувствуя себя очень глупо, я осознаю, что могу остановить это прямо сейчас. Я могла бы забрать свои вещи и уйти. Но не делаю этого.
Он снимает белую рубашку с манжетами через голову одним изящным движением, обнажая кожу и шрамы. Мои руки начинают дрожать. Он берёт их в свои и целует мои пальцы с неким почтением.
— Я бы хотел солгать тебе о многом, — говорит он.
Я вздрагиваю, и моё сердце начинает биться в разы быстрее, когда его руки скользят вниз по моей коже, а одна прямо между моих бёдер. Я стараюсь подражать его движениям и начинаю возиться с пуговицами на его брюках. Он помогает мне снять их, а его хвост появляется из-за его ноги и затем обвивает мое бедро, мягко, словно шёпот дыхания. Я провожу рукой по его плоскому животу. Не позволяю себе сомневаться, хотя моя неопытность и очевидна. Его кожа такая горячая под моей ладонью, нежная в сравнении с моими мозолями. Я ожидала большего от его пальцев, которые неуверенно скользили по моей чувствительной коже.