Злой король

— Мы на публике, — напомню я. — И я все ещё Сенешаль Верховного Короля.

Он оглядывается, видя других придворных поблизости.

— Оставьте нас, — кричит он. Мне не приходило в голову, что каждый может это сделать, но он привык быть принцем. Он привык к подчинению.

И действительно, придворные, похоже, тают в тени, расчищая пространство для такого рода дуэлей, которых у нас точно не должно быть. Я сунула руку в карман, касаясь рукояти ножа. Бой с ним не совсем похож на бой с мечом. Как неоднократно объяснял Мадок: меч — это оружие войны, кинжал — оружие убийства. Я предпочла бы иметь нож, чем быть безоружной, но больше всего мне хотелось бы иметь Закат.

— Ты предлагаешь дуэль? — спрашиваю я. — Я уверена, что ты не хотел бы оскорблять своё имя дуэлью со мной, столь превосходный в вооружении.

— Ты ожидаешь, что я поверю в твою честь? — спрашивает он, что, к сожалению, справедливо. — Ты трусиха. Как и человек, который тебя воспитал.

Он делает шаг ко мне, готовый порезать меня, есть ли у меня оружие или нет.

— Мадок? — я достаю свой нож. Он не маленький, но он все равно меньше половины длины лезвия, которое он направляет на меня.

— По плану Мадока мы должны были нанести удар во время коронации. Это был его план, что когда Даин уйдёт с дороги, Элдред будет ясно видеть, что лучше надеть корону на мою голову. Это был весь его план, но он остался Верховным Генералом, а меня отправили в Башню Забвения. И он поднял хоть один палец, чтобы помочь мне? Нет. Он склонил голову к моему брату, которого он презирает. И ты так же, как он, готова просить, унижаться и унижаться ради любого, если это даёт тебе силу.

Я сомневаюсь, что посадить Балекина на трон всегда было частью истинного плана Мадока, во что бы он ни позволил Балекину поверить, но это не делает его слова более жгучими. Я провела всю жизнь, чувствуя себя слабой, в надежде найти приемлемое место в Эльфхейме, а затем, когда я совершила самый большой и грандиозный переворот, который только можно себе представить, мне пришлось скрывать свои способности больше, чем когда-либо.

— Нет, — говорю я. — Это не правда.

Он выглядит удивлённым. Даже в Башне Забвения, когда он был заключённым, я все же позволила Вульсиберу ударить меня. В Подводном мире я делала вид, что не имею никакого достоинства вообще. Почему он должен думать, что я вижу себя иначе, чем он видит меня?

— Ты — тот, кто склонил голову перед Орлаг, а не перед своим собственным братом, — говорю я. — Ты трус и предатель. Убийца своего рода. Но хуже всего этого то, что ты дурак.

Он обнажает зубы, когда наступает вперёд, и я отхожу назад, помня свой самый неприятный талант: умение злить народец.

— Давай, — говорит он. — Беги как трусиха, каковой ты и являешься.

Я делаю шаг назад.

«Убей принца Балекина». Я думаю о словах Дулкамары, но не слышу её голоса. Я слышу свой, грубый от морской воды, испуганный, холодный и одинокий.

Слова Мадока, которые он говорил давным-давно, возвращаются ко мне. «А что такое дуэль, как не игра-стратегия в быстром темпе?».

Смысл борьбы не в том, чтобы хорошо сражаться, а в том, чтобы победить.

Я в невыгодном положении против меча, плохой недостаток. И я все ещё слаба из-за проведённого времени в Подводном мире. Балекин может откинуться назад и не торопиться, пока я не могу пройти мимо клинка. Он будет медленно разрезать меня на куски. Моя лучшая ставка — быстрое сокращение дистанции. Мне нужно проникнуть в его личное пространство, и я не могу позволить себе роскошь принять его меры, прежде чем я это сделаю. Я собираюсь поторопить его.

У меня есть один шанс сделать это правильно.

Моё сердце гремит в ушах.

Он бросается ко мне, и я правой рукой бью своим ножом по основанию его меча, затем хватаю его предплечье левой, изгибаясь, чтобы обезоружить его. Он тянет меня за руку. Я провожу ножом по его шее.

— Подожди, — кричит Балекин. — Я сда…

Артериальная кровь забрызгивает мою руку, траву. Блестит на моем ноже. Балекин резко падает, растянувшись на земле.

Все происходит так быстро.

Это происходит слишком быстро.

Я хочу, чтобы у меня была какая-то реакция. Я хочу дрожать или чувствовать тошноту. Я хочу быть человеком, который начинает плакать. Я хочу быть кем угодно, кроме того, кем я являюсь, когда смотрю вокруг, чтобы убедиться, что никто не видел, вытираю мой нож в грязи, вытираю руку о его одежду и ухожу оттуда до того, как придут охранники.

«Ты хорошая маленькая убийца», сказал Дулкамара.

Когда я оглядываюсь назад, глаза Балекина по-прежнему открыты, но он ни на что не смотрит.

…

Когда я вернулась, Кардан сидит на диване. Ведра больше нет, как и Бомбы.

Он смотрит на меня с ленивой улыбкой.

— Твоё платье. Ты надела его обратно.

Я смотрю на него в замешательстве, из-за последствия того, что я только что сделала — и что мне предстоит сделать, включая необходимость рассказать Кардану, — трудно подумать о прошлом. Но платье, которое я ношу, — это то, которое я одевала на маскарад, то, которое я получила из грецкого ореха матери Мэрроу. Сейчас на одном рукаве кровь, но в остальном оно такое же.

— Что-то случилось? — спрашиваю я снова.

— Я не знаю? — недоуменно спрашивает он. — Сделали это? Я предоставил тебе то, что ты просила. Твой отец в безопасности?

То, что я просила?

Мой отец?

Мадок. Конечно. Мадок угрожал мне, Мадок был противен Кардану. Но что он сделал, и какое отношение это имеет к платью?

— Кардан, — говорю я, стараясь быть как можно спокойнее. Я иду к дивану и сажусь рядом с ним. Это не маленький диван, но его длинные ноги лежат на нем, укрыты одеялом и упираются в подушки. Независимо от того, как далеко от него я сижу, кажется, что он слишком близко. — Ты должен сказать мне, что случилось. Я не была здесь в течение последнего часа.

Выражение его лица становится обеспокоенным.

— Бомба вернулась с противоядием, — говорит он. — Она сказала, что ты придёшь прямо за ней. У меня все ещё кружилась голова, а затем пришёл охранник, сказавший, что произошла чрезвычайная ситуация. Она пошла посмотреть. А потом ты вошла, как она и сказала. Ты сказала, что у тебя есть план…

Он смотрит на меня, как будто ждёт, когда я воскликну и расскажу остальную часть истории, ту часть, которую я помню. Но, конечно, я не знаю.

Через мгновение он закрывает глаза и качает головой.

— Тарин.

— Я не понимаю, — говорю я, потому что не хочу понимать.

— Твой план состоял в том, чтобы твой отец взял половину армии, но для того, чтобы он мог действовать независимо, ему нужно было освободиться от своих обетов перед короной. На тебе был один из твоих дублетов — те, которые ты всегда носишь. И эти странные серьги. Луна и звезды, — он качает головой.

Ледяной холод пронизывает меня.

Будучи детьми в мире смертных, мы с Тарин менялись местами, чтобы подшутить над матерью. Даже в Фейриленде мы иногда притворялись друг с другом, чтобы посмотреть, что нам сойдёт с рук. Сможет ли лектор заметить разницу? Сможет ли Ориана? Мадок? Оук? А как на счёт великого и могучего принца Кардана?