Злые боги Нью-Йорка

Я пропущу эту часть рассказа. В ней есть только факты, и факты мрачные. Ни причин, ни смысла. В любом случае, несмотря на жару и тяжелую работу, все заняло слишком мало времени. Какой бы Бог ни смотрел на нас, протестантский или католический, я не могу представить Его впечатление, когда две наши лопаты подняли из земли тонкую белую кость и гниющую руку. Я не помню точно, кто держал лопаты. То ли Мэтселл и я, то ли Пист и я, но помню, как мой инструмент вошел не в землю. Я никогда это не забуду.

Всегда два фута глубины. Выше – мягкая земля, ниже – мягкая плоть, и черви в каждом ее дюйме. Хотя меня выбила из колеи не рука. Ногти были содраны, да, и кожа вплавилась в дерн. Но рядом – мертвые пальцы нежно скрючились вокруг нее – виднелась другая кость. Почти разложившаяся часть ноги.

Эта кость сразу сказала мне: «Намного больше одного». И плоть послала мне тайный запах, говорящий: «Найди нас».

«Пожалуйста, найди нас».

Мы тяжко работали в тот день, снимая почву и обнажая останки детей. Но в памяти моей остался один эпизод. Бывают минуты, когда ты решаешь, что этот человек достоин уважения, и другие минуты, когда ты решаешь, что ты на стороне этого человека. В ту минуту, когда Джордж Вашингтон Мэтселл приказал убрать Птичку подальше от гниющих останков ее товарищей, я по-другому посмотрел на значок на своей груди и на мужчину, который доверил мне носить этот знак.

– Уведите ее отсюда, – сказал шеф Мэтселл, по-прежнему не глядя на Птичку.

Я опустил лопату. Проклял себя за то, что не сообразил раньше, хотя мы выкопали первое тело всего три минуты назад. Побежал за Птичкой. Она замерла в пятне клевера, сжав зубы, пытаясь не закричать. Я подхватил ее на руки и понес к сверкающему камню, который скроет от нее дьявольское зрелище.

– Я не вернусь, – еще раз поклялась она, мертвой хваткой стиснув мою рубашку.

– Да, не вернешься, – согласился я, хотя не представлял, как мне приютить эту маленькую звездочетку.

Прежде я не был «медной звездой». Но, думаю, стал ею в ту минуту, когда Птичка задыхалась в моих руках от дрожи.

И я остаюсь ею и сейчас.

Ибо если не мы, кто бы отыскал их?

Глава 9

…Есть множество путей, которыми папизм, это христианское идолопоклонничество, может прокрасться в Америку, хотя сейчас у нас есть всего лишь намек на него… Тем не менее, мои дорогие соотечественники, позвольте предупредить вас, что если вы цените свои гражданские свободы и все, что для вас дорого, вам следует остерегаться наступления папизма.

Сэмюэл Адамс, «Бостон газетт», 4 апреля 1768 года

Город Нью-Йорк заселялся с южной оконечности острова Манхэттен, от стремительно растущих верфей и доков, и когда у нас закончилось место для жилья и работы, мы, естественно, двинулись на север. К примеру, Гринвич-Виллидж, где я родился, сейчас полностью захвачен Нью-Йорком, и мысль о высшем обществе, заселяющем земли к северу от Четырнадцатой улицы, все время приводит меня в замешательство. Между тем, «городская» часть города более или менее заканчивается к северу от Челси, и этот крошечный кусочек земли, всего в несколько квадратных миль, населяет столько людей, что он поделен на двенадцать округов. И если вы пять минут назад разрыли посреди леса тайное захоронение, вопрос о том, куда же бежать за помощью, становится весьма срочным.

Всё выше Четырнадцатой улицы, от Юнион-Сквер-парка до бурной застройки Пятой авеню к северу от Приюта, от реки до реки и от фермы до фермы – Двенадцатый округ. Но полицейский участок, обозначенный как Двенадцатый округ, находится в Старой тюрьме, невероятно далеко от нас, за лесом и спокойными улыбчивыми фермерскими деревушками Гарлема, где стоят симпатичные ограды и голландские женушки машут друг другу с вымытых добела крылец и пьют свой кофе. И потому бессмысленно скакать по Бостонской почтовой дороге, если помощь можно отыскать намного ближе.

Мистер Пист, к неудовольствию возницы, отвязал от экипажа одну лошадь, а я – другую. Однако нельзя сказать, чтобы мы были сильно озабочены его неудовольствием; вдобавок мы поклялись как можно скорее вернуть животных назад. Пист поскакал как ураган, для такого-то старикана, к Юнион-маркет на Четырнадцатой улице, центру Одиннадцатого округа, а я повез Птичку, застывшую и полуобморочную, на Элизабет-стрит, чтобы оставить ее на попечение миссис Боэм.

Мэтселл стоял и смотрел, как мы уезжаем, положив одну руку на лопату. Сюртук сброшен с бычьих плеч, губы поджаты. Наверное, ему хотелось бы провести этот день иначе.

Гнев миссис Боэм испарился, едва она увидела Птичку – девочка двигалась сосредоточенно и неуверенно, одновременно отточенно и неумело, будто вовсе не выучилась ходить. Мне хотелось остаться. Но меня жгла наша находка. И я приподнял шляпу в сторону моей хозяйки, которая уже обхватила девочку своими юбками, и поскольку уже наступил вечер, поскакал к подвижному и размытому краю Нью-Йорка.

Повсюду были «медные звезды». Два немца копали в одном конце теперь уже широкого песчаного рва, американский кролик и бывший британец – в другом, а группа ирландцев посредине раскладывала найденные кости в разные мешки. Пист суетился рядом, приглядывая за факелами. Но от них сумерки казались только темнее, а злонамеренный ветерок нес к нам запахи разложившейся человеческой плоти. Ничто в мире не пахнет, как она, и этот запах преследует вас часами. Днями. Я подошел к Мэтселлу.

– Я не могу поверить, – сказал он, не глядя на меня, – что все они из дома Шелковой Марш.

– Но почему, сэр? Разумеется, за годы через ее бордель прошло множество детей. Нет ничего невозможного, если нескольких из них зарыли здесь.

– Нет, Уайлд, – сухо ответил он, – но попробуйте еще раз задуматься о возможном и невозможном, когда я скажу, что мы выкопали уже девятнадцать тел.

Я выдавил какой-то странный звук. Потом откашлялся. Обежал взглядом всю картину. Мешки, белые кости, пока еще не белые кости с кусками мяса. Несколько мешков, расстеленных на земле, на них лежат останки. Просто какое-то безумие, не исключая и наш разговор.

– Мы не могли ошибиться в подсчетах? Некоторые из… некоторые части очень… Очень разрозненные, сэр.

– Головы, Уайлд, – с отвращением выдавил шеф Мэтселл. – Если со счетом у вас не хуже, чем с брызгами, можете пойти и пересчитать головы… – Пист! – закричал он.

Мистер Пист поспешил к нам; в свете факелов и наступающей тьме он походил скорее на паука, чем на краба. Очень любезно с его стороны, подумал я, не обращать внимания на мой вид: я выглядел так, будто кто-то секунду назад отвесил мне пощечину. Очень по-товарищески.

– Найдите мне что-нибудь, – задушевно произнес Мэтселл.

– Да, сэр? Что мне найти?

– Что угодно. Это тела. Просто куски трупов. Абсолютно бесполезные, пустая трата моего времени. Их невозможно опознать. Пища для ближайшего кладбища бродяг. Найдите мне медальон, ручку лопаты, обрывок газеты, ржавый гвоздь, пуговицу. Лучше всего пуговицу. Хоть что-нибудь.

Пист крутанулся и исчез.

– Уайлд, – медленно сказал Мэтселл, – расскажите, как вы собираетесь разбираться с этой проблемой. Поскольку с этой минуты разбираться с ней будете вы.