Злые ветры Запада

Дуайту хватило света и ума, чтобы понять – страшно.

Синий Волк встал, вновь выхватив нож. Просто и буднично он достал из внутреннего кармана тертой джинсовой курточки небольшую банку с плотно притертой металлической крышкой. Внутри ее что-то шевелилось.

Синий Волк подошел к командору. Поставил склянку на стул, стоящий рядом, и потянулся к священнику. Сразу и одновременно случилось немногое. Но именно это и определило дальнейшее.

Всеми забытая святая сестра оказалась рядом с Дуайтом. Она сделала две вещи: вытащила из его правой руки длинную стальную иглу и вложила в ожившие пальцы револьвер Морриса.

Ее преобразившаяся компаньонка вытекла из темноты, скользнув к ним и выбросив длинный черный язык с острыми шипами на конце.

Реакция Дуайта оказалась быстрее. На нее хватило двух выстрелов, боеприпасы Моррис заряжал убойные. «Дум-дум» разворотили обратившейся голову.

Уже освобожденный, Дуайт развернулся к командору. И оторопел.

Синий Волк, нагнувшийся к священнику, дергался всем телом. Вместе с командором. Жара Дуайт не ощущал, но два давних врага горели, на глазах обугливаясь. Цепи, удерживавшие крепыша с крестами на наплечниках, теперь крепко связывали обоих.

Командор повернул почерневшее лицо и что-то просипел. Что именно, Дуайт не разобрал. До сих пор он был уверен, что застывшие груды пепла не разговаривают.

– Твою мать, что это было? – Моррис сел. – А?

– Сила Господа нашего. – Монахиня села рядом. – И вера в него.

Дуайт порадовался нескольким вещам. Самая главная радость оказалась, что они оба, и он сам, и Моррис, помнили пароль.

Оружие священника Моррис хотел оставить себе, но Дуайт не позволил, и «проповедник» спрятался в глухом бронированном фургоне Церкви вместе с сестрой Агатой, переданной братьям погибшего командора.

Pt. 3: Carpe noctem, baby

Во грехе рожденные – да не очистятсяИ будут таковыми до суда Господня.Чтобы помочь Отцу нашему —Сейчас чисти землю от скверны.«Новый Тестамент», ст. «Зло». Преподобный Джосайа из Тако

Ночь накатила на форт как обычно: сразу и внезапно. Темнота сгустилась, приобрела форму и цвет, окутывая дома и стены. Дуайт и командор Марк выбрались из салуна в час койота. Сами койоты подтверждали это за стенами, крайне тоскливо и заунывно.

– Сукины дети… – Марк поправил перевязь.

– Как точно подмечено, – хмыкнул Дуайт, – и впрямь, сукины ж дети.

Марк остановился, насвистывая мотивчик. Прилипчивая, как паучья нить, «Крошка» звучала в его исполнении сказочно хорошо. Дуайт покачал головой, одобрительно хмыкнул.

– Так, а почему нам стоило не пить?

– Сейчас объясню. – Командор покосился на распахнувшуюся дверь. – Сущее наказание Божье…

Наказание, переодевшееся в клетчатое платье и куртку с бахромой, глотнула прямо из бутыли и подмигнула.

– Ну, мальчики, пойдемте погуляем? – Мойра задорно улыбнулась командору и прижалась к плечу Дуайта. – Вы же не откажете в компании женщине? Тем более молодой, одинокой и явно нуждающейся в защите настоящих мужчин?

Марк вздохнул, приглашающе махнув перед собой рукой. Гулять в форте особо не разгуляешься, но и поговорить в салуне не поговоришь. Дуайт его вполне понимал. Но вот компания официантки явно лишняя. Но что поделать, если командор не против?

– А я наполовину еврейка! – радостно сообщила Мойра. – А наполовину – навахо.

Под ногами хрустел вездесущий песок. Спрятаться от него порой не получалось даже в двухэтажной конуре, считающейся у Дуайта за дом. Песок оказывался повсюду. Даже в конском волосе помазка для бритья. Очень неприятно.

– Как вы себя чувствуете, падре? – Дуайт хотел спросить его раньше, но все не получалось.

– Не стоит называть меня падре. И отцом не стоит. А взамен… – Марк поморщился. – Перестану называть вас солдатами.

– Почему не стоит называть падре?

Марк пожал плечами.

– Каждому свое, а мексиканцы очень ревнивы.

– О’кей.

– Знаешь, капрал, мне очень хочется, чтобы твой экипаж относился ко мне проще. У меня есть имя, ты же знаешь. И я, Дуайт, очень прошу тебя обращаться ко мне на «ты».

– О’кей. Мойра, тебе не многовато будет целой пинты?

Мойра захихикала и отмахнулась.

– Чистая душа… – Командор улыбнулся. – Надо же.

– Мойра? – удивился Дуайт.

– Да. Поддержи ее, может упасть.

Дуайт мягко и бережно взял Мойру под локоток.

– Эй-эй! – Девушка шлепнула его по плечу. – Это что за проявление сексизма?

– Что?

– Это не сексизм, миз. – Марк усмехнулся. – Это дружеское проявление заботы. Осторожно, выбоина.

– Ай! Дуайт, держи крепче!

– Другое дело. – Командор заложил руки за спину, предварительно набросив капюшон. Как и всегда в пустыне, к ночи заметно похолодало. – Задержимся вон там, возле фонтана.

Фонтана…

Каменную чашу с девочкой без руки и мальчиком с наполовину отколотой головой поставили еще до Бойни. Воду в нее подавали два раза в год. На День благодарения и на День жизни. Да и то на пару часов, если предварительно успевали прочистить трубы. Но, как ни странно, вокруг бурно разросся розовый кустарник. Густые заросли очень полюбились небогатым, а порой и просто очень нетерпеливым жителям форта, жаждавшим любви. Комендант, то ли предыдущий перед Шепардом, то ли еще какой, в порыве хорошего настроения даже поспособствовал этому, построив три беседки, прячущиеся в самой глубине насаждений.

– Да уж… – Дуайт покосился на Мойру, повисшую у него на руке и тянущую из глиняного горлышка. – Очень подходит для тихой незаметной беседы.

– Почему-то сегодня здесь пусто… – Марк улыбнулся. За вечер его улыбок Дуайт увидел больше, чем за месяц совместных рейдов. – Надо же, как неожиданно и одновременно приятно.

Дуайт покосился на него и ничего не ответил. В дальнем конце улочки он вроде бы заприметил кого-то, но не показалось ли?

– Миз, аккуратнее. – Командор подхватил Мойру под вторую руку, помогая обогнуть торчащие ветки. – Нам вон туда.