Злюка
Шрифт:
А потом…
Потом пришла весна. Сначала, в конце марта — начале апреля, еще холодно было, а потом такая благодать вдруг наступила, что впору повеситься. Потому что весь город, вся природа дышали счастьем. Солнце, птички поют, почки распускаются… И словно крылья за спиной растут. Но он, Иван, вдруг осознал, что разделить эту весеннюю эйфорию не с кем.
Как там, в какой-то песенке, которую давно по радио крутили: «Зачем мне это солнце, зачем мне это лето?» И правда, зачем? Только сердце рвет вся эта красота, блин.
А потом кто-то из ребят в таксопарке сказал, что у писательницы Марго бабка на днях умерла.
Ивану стало не по себе. Неужели та милая бабулечка,
Иван немедленно помчался к Булгаковым, и оказалось, что умерла не бабушка, а прабабка — та самая, которая матерью Калерии Аркадьевны была и которая пыталась от ребенка с помощью иголок избавиться.
Иван помог им с похоронами, поскольку в семействе Булгаковых творился полный бардак. Они от горя плохо соображали. Мать Риты, Анна Сергеевна, нервничала и злилась, забывала о самых простых вещах, а Рита не отходила от бабушки, Калерии Аркадьевны. Потому что бабушка была вне себя от горя.
…На поминки пришло мало народу, в основном соседи.
Рита улучила момент, отозвала Ивана в сторону. Они вышли в другую комнату.
— Ванечка, я тебе хотела сказать спасибо. За все. Ты — необыкновенный. Самый лучший, самый хороший… Я тебя люблю.
— Как друга, да… — криво усмехнулся он.
— Нет. Ты мне дороже всех.
— Как друг, да.
— Боже, какой ты дурак… — со злостью, с отчаянием произнесла она.
— Я знаю, что я дурак и слабоумный.
— Не в этом смысле… Ты сказал, что ты меня ждешь…
— Ждал! — опять перебил он.
— Ну так прости меня за то, что я тебе всю жизнь испортила. Я не знала, что ты меня любишь, и я…
— А я у тебя что-то прошу? Я тебя своей любовью что, попрекаю?
— Ты же дурак в том смысле, что у тебя были иллюзии насчет меня… Чисто мужские, наивные иллюзии. Это нормально. Ты меня слишком идеализировал. А вот когда ты узнал, что со мной невозможно создать полноценную семью, вот тогда ты протрезвел, опомнился. Ты меня придумал. И только тогда, когда ты познакомился со мной, реальной Маргаритой Булгаковой, ты понял, что ошибался.
— Я понял, что ты еще лучше…
— Я видела твое лицо, когда я тебе сказала, что у меня не будет детей…
— Мне плевать на детей, я тебе уже говорил! — взбесился Иван. — Но ты любишь Макса. Ты его всю жизнь любила, ты не умеешь любить кого-то еще. Это ты, ты, Рита, придумала себе Макса!
Они начали кричать друг на друга, ссориться.
Но Иван опомнился первым — замолчал, прижал Риту к себе. Да, он собирался попрощаться с ней, но вдруг понял, что прощание это лучше отложить на потом. Он сказал:
— Я не хочу ссориться. Сегодня не тот день.
— И я не хочу.
— Ты эгоистка. Ты всегда была эгоисткой. Об одной себе думала! — с яростью произнес он и поцеловал ее. Рита была горячей, словно температурила, руки Ивана скользили по ее спине — ткань черного платья была влажной на ощупь. — Ты простыла? Там был ветер, на кладбище, когда хоронили…
— Я не простыла. Я выпила водки, и мне жарко.
— Ты простыла. Господи, как я тебя… ненавижу, — вдруг вырвалось у него.
— Это я ненавижу тебя. Больше всех. Больше жизни, — шепотом ответила она. — Вот наказание мне…
Они долго стояли потом, обнявшись. Молча. За дверью шумели голоса, время от времени принималась громко причитать Калерия Аркадьевна. Надо же — всю жизнь старушка обижалась на мать за те самые иголки, а теперь вдруг так убивается…
— Все было у нас с тобой так хорошо сначала. Почему мы вдруг стали ссориться? — наконец пробормотал он.
— Ты
мне не веришь.— Нет, ни капли. Я могу сегодня остаться тут на ночь? — вырвалось у него.
— Да. Нет! Ты с ума сошел… Маму кондратий хватит. Завтра или послезавтра. Встретимся где-нибудь. Я не могу сейчас… Я нужна бабушке. Она все время вспоминает прошлое, рассказывает о своей маме — что она, прабабушка, сказала когда-то, куда когда-то пошла, в какой день какое у нее было настроение… Что было пять, десять, пятнадцать лет назад. Бабушка очень хорошо помнит прошлое, все то, что связано с ее матерью, бабой Катей. Может, тогда ничего особенного и не происходило, и никакого подтекста в словах и поступках прабабки и не было, но я толкую эти рассказы для бабушки. В том смысле, что доказываю бабушке, что прабабка всегда любила ее и что ею руководила любовь к дочери… К бабушке Лере то есть. У бабушки Леры странное состояние сейчас. Ведь мама так и не сказала, что любит ее, что сожалеет о том чудовищном поступке… С иголками. Бабушка и прабабушка ни разу на эту тему не разговаривали. Словно и не было ничего. Но бабушка Лера-то знает, что с ней хотела сделать ее мать… А я словно заново переписываю прошлое для бабули и доказываю ей — там была любовь, и там, и там — за всеми словами и поступками прабабки на самом деле пряталась любовь, любовь матери к дочери… Если бабуля не поверит, что была любима своей матерью, она сойдет с ума.
— Я понимаю.
…Иван с Ритой расстался недовольным, неудовлетворенным физически и морально. Особенно тяготила Ивана эта физическая неудовлетворенность. А ведь там, где телесное, у них с Ритой раньше было полное согласие.
И уйти от Риты, забыть ее, расстаться окончательно Иван так и не смог, и с ней тоже как-то не клеилось…
Кандидат — Максим Столяров, должность на момент выдвижения — губернатор, субъект выдвижения — самовыдвижение.
Статус — зарегистрирован.
Звонок поздно вечером, почти ночью. Бабушка спала, напичканная успокоительными, и мама — тоже. К городскому телефону подошла Марго. Она была в полной уверенности, что это звонит Иван. Потому что думала только о нем, несмотря на печальные события в их семье.
— Алло?
— Маргарита Алексеевна? Извините за поздний звонок. Вы не могли бы сейчас встретиться с одним человеком, хорошо вам известным?
«А, это, наверное, опять журналисты!» — догадалась Марго. После истории с дядей Толей они часто звонили сюда, надеясь на интервью.
— Делать мне больше нечего! — с раздражением произнесла она. — И не звоните больше…
Марго хотела положить трубку, но в этот момент услышала знакомый голос:
— Рита! Рита, это я. Это мне надо тебя увидеть.
«Макс!»
— Рита, сейчас за тобой заедут. Спускайся. Тебя отвезут ко мне. Мы должны встретиться. Это важно.
В голосе Макса была какая-то непререкаемая уверенность. Сила. Убедительность. Словом, Марго сразу же сдалась. Даже не подумав — она согласилась! Воля этого человека — ее первого любовника — была сильнее ее воли.
Марго собралась, оставила на всякий случай записку для своих родных, чтобы не волновались, и спустилась на улицу.
Там, у подъезда, уже стоял черный внедорожник с тонированными стеклами. Дверца распахнулась… и Марго, словно сомнамбула, скользнула в салон.
Но Макса там не было, только водитель.