Змеев столб

– А-а-а! Понимаю! Табу! Вера не позволяет, – англичанин понизил голос. – Ваши бегут из Германии. Страшно читать передовицы «Таймс», так и ждешь какого-нибудь военного подвоха. Но люди никогда не знают по-настоящему, что происходит. Большинство официальных сообщений состоит из смеси правды и лжи, сложно отделить котлеты от мух… О, я – стреляный воробей, все насквозь вижу! Политики ориентируются на то, во что хочет верить народ, и ведут двойную игру. Можно только догадываться, что в мире пахнет войной… Мой отец в свое время сражался с немцами. Рассказывал, как однажды под Рождество наши солдаты сошлись с ними на демаркационной полосе и играли в футбол.

Он принялся энергично терзать ножом лангет.

– Ну и кто выиграл? – спросил Хаим.

– Война! Отца давно нет, а я не помню – кто. На следующий день они уже снова убивали друг друга, и в этой «игре», как вы знаете, продули немцы. Но надо признать, Гитлер сумел поднять страну с колен. Грандиозная, динамичная личность! Германия вышла победителем из экономического паралича. Фюрер увеличил производство, ликвидировал безработицу, у них смертность куда ниже нашей, а как процветает внутренний туризм – это надо видеть! У любого мелкого клерка, любого рабочего есть право отгулять свой отпуск на великолепном лайнере! А какое движение на Курфюрстендамм [24] , и все машины новые – налицо благосостояние народа! Бедность забыта, на одежде не видно заплат! Возьмите хотя бы Любек – здесь всегда было полно попрошаек, нынче же я не заметил ни одного!

24

Курфюрстендамм – крупная автомагистраль Берлина.

– А лишение гражданских свобод?

– Чего они стоят, если человек живет плохо? – отмахнулся мистер Дженкинс. – Цель оправдывает средства! Да и что значат интересы одного против интересов общества? Люди, как все биологические особи, зависят от инстинктов, а свобода – штука сомнительная. Животные прекрасно чувствуют себя в зоологических парках, где их кормят и пестуют. Свобода чужда естеству, в том числе человеческому. Если человеку нечего есть, он не станет вопить: «Свободу мне, свободу!» Нет, он будет умолять: «Дайте мне хлеба!» Лишь крезы могут позволить себе роскошь думать о свободе, но и они подневольны своему богатству. Лидеры нации зависят от нации. Тут все взаимосвязано. Не нравился бы Гитлер народу, народ бы его не потерпел. А зачем скидывать правителя, каждому в стране давшего хлеба и зрелищ? Права на свободу – пустой звук! Пф-ф! Глаза, смотрящие в сторону свободы – голодные глаза! Ничего лучше кризиса не излечивает от желания быть свободным, и слава тому, кто заткнул пасти голоду и нищете!

– Вот не ожидал, что англичане завидуют немцам и вместо: «Да здравствует король!» готовы кричать: «Хайль Гитлер!» – съязвил Хаим.

– Мы? Завидуем?! – мистер Дженкинс расхохотался и вытер салфеткой выступившие слезы. – Великобритания – вдумайтесь в само название, друг мой! – великая страна, ее невозможно сравнить ни с какой другой! Британская империя была первой «владычицей морей»! Мы имели свой парламент уже тогда, когда все остальные еще раздумывали, на какой цвет кожи им поменять шкуры… Англичане открыты миру и не впадают в ужас при виде желто-, черно– и краснокожих. Расовый ренессанс невозможен так же, как невозможно представить, что потомки баронов подчинятся потомкам варваров. Хотя кто-то мне говорил, будто фюрер уверен в едином арийском происхождении немцев и англичан… Но мы – гераклы, а не геростраты, и понимаем: нацизм не меньшая угроза для будущего, чем большевизм. С большевиками у нас не может быть ничего общего, «Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись» [25] . Что же касается нацизма и, в частности, Гитлера, то национальный вопрос, конечно, слабая его сторона. Да, он антисемит… Но у кого из нас нет слабостей?

25

Строчка из стихотворения Р. Киплинга «Запад и восток».

Мария старалась переводить тихо, чтобы разговор не привлек внимания работников и клиентов ресторана, хотя кто-нибудь из них мог знать английский. Она едва поспевала за бойким на язык «потомком баронов», а он все говорил и говорил.

– …однако будьте же справедливы и отдайте ему должное – Германия титаническими шагами идет к прогрессу! Ведь что движет развитием государства, как не экономика?

– Перевооружение вермахта грозит вот-вот подорвать германскую экономику, – возразил Хаим. – Экономика неотделима от политики, а большинство прогрессивных деятелей мира осуждает гитлеровский режим.

Англичанин укоризненно покачал головой.

– Ай-яй-яй! Вам надо выучить английский язык и читать «Таймс»! Фюрера, к вашему сведению, поддерживают министр Иден [26] и драматург Шоу [27] , с восторгом отзывается о Гитлере исследователь Гедин [28] , а он «ваш», между прочим! Да что я говорю – римский кардинал [29] , иерусалимский муфтий [30] – главные сторонники Гитлера! Без одобрения рейха Ватикан теперь и пальцем не шевелит!

26

Энтони Иден (1897–1977) – министр иностранных дел Великобритании (1935–1938).

27

Джордж Бернгард Шоу (1856–1950) – английский драматург, один из основателей остросоциальной пьесы-дискуссии.

28

Свен Андерс Гедин (1865–1952) – шведский путешественник, первооткрыватель Трансгималай, писатель, общественный деятель; на 1/16 еврейского происхождения, чем он гордился.

29

Кардинал Пачелли (1876–1958) – после интронизации – папа римский Пий XII (1929–1939).

30

Мухаммад Амин аль-Хусейни (ок. 1895–1974) – муфтий Иерусалима (1921–1941), лидер арабских националистов в Палестине.

В горле мистера Дженкинса опять заклокотал кудахчущий смех.

– Не кто иной, как наш «да здравствует король» Эдуард [31] поднимал руку в «Зиг хайль!» Из его дружбы с Гитлером, возможно, вышел бы толк, если б наш монарх не пожелал жениться так опрометчиво… странный человек!

– Почему – странный?

– Если честно, эта его Уоллис Симпсон отнюдь не красотка. Длинноносая, тонкогубая жердина, два раза замужем! Не свежачок, так сказать! А ведь чем-то угодила, стала герцогиней Виндзорской! Говорят, хороша в постели…

31

Эдуард VIII (1894–1972) – король Великобритании с 20 января по 11 декабря 1936 г., добровольно отрекся от престола в пользу брата из-за намерения вступить в брак, противоречащий традиции династических браков, на что правящие круги страны не давали согласия. После отречения получил титул герцога Виндзорского.

Мария возмущенно замолчала, и мистер Дженкинс, сообразив, что наговорил лишнего, поспешил исправиться:

– Аристократка, умница, леди высокой пробы! Эдуарда можно понять! И все-таки… все-таки он сглупил.

– Он поступил так из-за любви, – тихо сказал Хаим.

– Да, представьте себе! Первый король в истории Великобритании, который сменял страну на женщину!

– Значит, он – настоящий мужчина.

Политически подкованный коммерсант отечески улыбнулся.

– Мой молодой друг! Вы, кажется, хорошо осведомлены о том, что такое любовь! И вы правы! Не зря, когда Эдуард совершал круиз по миру со своей фавориткой, народ повсюду встречал их воплями «Да здравствует любовь!» – Он закатил глаза. – Ах, любовь, магнетическое чувство! Недавно я видел новую версию фильма «Дама с камелиями» с Гретой Гарбо. Какая трогательная история любви! Как бесподобно Гарбо играла куртизанку Готье! Я – поклонник ее таланта! Нордическая королева, таинственная шведка! Вот кто в моем вкусе… Кстати, она – любимая актриса фюрера.

Мистер Дженкинс порывисто развернул к Марии свой отяжелевший корпус:

– Знаете, мисс, а вы чем-то на нее похожи. Особенно когда смотрите так загадочно. Правда, цвет волос… Но рыжая Грета – это оригинально! Уверен: если бы она вас увидела, ей бы непременно захотелось перекраситься!

Мария поморщилась и предпочла оставить комплименты без перевода. Они, в конце концов, предназначались ей, а Хаим, наверное, без того обо всем догадался.

– У вас тоже шведские корни?

Она с досадой качнула головой, и мистер Дженкинс понял так, как ему хотелось:

– Конечно, шведка! Я сразу сообразил!

Голубые глазки, начавшие было соловеть под действием винных паров, ярко блеснули. Он с придыханием наклонился к соседке:

– Вы свободны?

– Что? – не поняла Мария.

– Если свободны, мы с вами могли бы прогуляться сегодня в одно чудное местечко… Уверяю, там не будет скучно, – промурлыкал он и быстро добавил: – Это тоже не надо переводить.

Хаим внезапно поднялся, отчего его визави вздрогнули, и выпалил на чистейшем английском:

– Мария, нам нужно идти, через полтора часа наш пароход отправляется в обратный путь!

Из неугомонных рук англичанина, ни минуты не лежавших спокойно, выпала салфетка. Наступила тишина. Щеки троих сотрапезников по разным причинам налились разными оттенками румянца.

Уязвленная жестоким разочарованием, Мария посмотрела на Хаима. Она вдруг обнаружила, что ничего не знает о человеке, которого вообразила другом. Теперь он казался ей совсем не тем, за кого себя выдавал.

Она достала из сумочки кошелек и положила деньги – все, что у нее было, на салфетку возле своей тарелки. Рейхсмарки ей больше не понадобятся. Пусть останутся на чаевые за этот первый и последний ужин в ресторане.