Змеиная прогулка

Че вздрогнул. «Не уверен, что хочу его поймать, хотя мы получаем только половину зарплаты за то, что возвращаемся домой с пустыми руками!» Она нахмурила редкие брови в внезапной мысли. «Подожди, тогда как долго газ активен? Чем мы рискуем?»

«Немного. Насколько я помню, он передается воздушно-капельным путем и рассеивается через несколько часов». Он старался вспомнить статью, которую прочитал во время одного из полетов в — или откуда? — Ангола. «Он быстро испаряется, соединяется с вещами в атмосфере и становится инертным… безвредным. К настоящему времени его уже не будет.

«Иисус. Я надеюсь, что это так.»

«Если это не так, мы вряд ли об этом узнаем».

— Ты холодный ублюдок, Лессинг. Христос!»

«Меня зовут Эк, помнишь? В этой миссии я Эк.

Че фыркнула, вытерла свой короткий нос такими же короткими пальцами и больше ничего не сказала.

Солнечный свет, слабый и бледный, словно просачивавшийся сквозь мелкое море, приносил беззастенчивое облегчение. Лессинг встретил свой отряд у входной двери дома.

«Ни на одном из трупов ничего не обнаружено», — сообщил человек, которого Лессинг назвал Панч. «Никаких бомб, никакого оружия. Пулевых отверстий тоже нет… Наверное, какой-то газ попал в них. Похоже, они здесь из персонала. Панч был шведом, худощавым и костлявым человеком, который выглядел так, будто ему следовало бы пахать камни на каком-нибудь крохотном поле рядом с арктическим фьордом. Лессинг уже работал с ним раньше, во время Баальбекской войны в Сирии. Вместе им удалось спасти деревню, полную арабских беженцев, от чрезмерно рьяного израильского командира танка, который хотел сравнять это место с землей.

Он не должен сейчас думать о прошлом. «Транспорт?» — грубо спросил он.

«Маленький полноприводный Dceda Outdoorsman», — ответил Чар. «Там, в сарае за гаражом. Никаких мин-ловушек. Я проверил.»

«Я удивлен, что ласка не вывела его из строя, — сказал Лессинг, — поскольку он взял на себя труд взорвать электростанцию».

«Тогда ребенок уронил сливу в чертов пудинг», — добавил Че. Объяснение остальным вероятной последовательности событий заняло несколько минут.

Лессинг закончил и спросил: — Кто-нибудь заметил следы на снегу? Он поймал себя на том, что надеется, что их нет — или что они ведут на юг или запад.

— Авто, — лаконично ответил Тин. Он указал на северо-восток. «Маленький — возможно, армейский. Или один из новых вездеходных «Гадюк». Он сплюнул в забрызганный грязью снег у подножия ступенек крыльца. Лессинг позабавил. Этот человек был хамелеоном: он тонко изменил свою позу, позу и акцент так, что теперь выглядел и говорил очень похоже на американца с сельского юго-запада. Провинциал из коровьей страны! Если бы под рукой оказался стебель травы, этот ублюдок бы его сосал! Какой обман! Любой настоящий туземец сразу бы его заметил.

В автомобиле их было четверо: Лессинг, Тин, Чар и Че. Доу оставался угрюмым. Он ушел и стал одиноким караулом на вершине холма за полуразрушенной базой. Панч остался, чтобы обшарить дом и заснеженные фундаменты разрушенных казарм и других зданий комплекса. Лессинг слишком хорошо знал этот тип наемников; он приказал Панчу не украсть ничего, что можно было бы пропустить, и не рвать это место на части, как юный грабитель из гетто. Пусть власти догадываются, кто и зачем пришел в гости.

Указатель уровня топлива показывал примерно на четверть, чего было достаточно для быстрого поиска. Двенадцать миль туда и двенадцать назад, решил Лессинг на всякий случай. Если они не догонят ласку в этом диапазоне, то Гомес может послать кого-нибудь другого.

Они ехали молча, след «Гадюки» висел перед ними двойной линией по снегу — железная дорога в ад. Лессинг устал. Он снова потер переносицу. Че, сидевший рядом с ним на переднем пассажирском сиденье, с беспокойством взглянул на него. Он надеялся, что она сохранит при себе любые эротические фантазии. Она была отличным товарищем — и со временем могла бы стать хорошим другом — но для Лессинг она имела почти такую же сексуальную привлекательность, как покрытые льдом кактусы, вырисовывавшиеся бледными призраками за окном машины.

Он ненавидел вспоминать, но воспоминания все равно приходили. В последний раз женщина-наемница намочила ему трусики в Иерусалиме во время Баальбекской войны. Она умерла где-то недалеко от Дамаска, в безымянной канаве, полной сырцовых кирпичей, возраст которых был ровесником Вавилона.

Справиться с работой. Делайте необходимое, как сказал Гомес со своим безупречным британско-индийским акцентом. Сделай необходимое и уходи.

Кто бы ни водил «Гадюку», он знал дорогу. Под занесенным снегом было что-то вроде дороги, две колеи, которые когда-то были асфальтом, но теперь превратились в замерзшую грунтовую дорогу. Из серого запустения, мескитовых зарослей, полыни, камней, валунов и искривленных каменных монолитов выросло еще больше безмолвных кактусов. Это было похоже на пустую часть Ада.

«Там!» — резко сказал Тин. Лессинг, сидевший перед ним на водительском сиденье, подпрыгнул и выругался себе под нос.

«Проклятье!»

«Прямо там.» Мужчина наклонился мимо него, чтобы указать. Гусеницы «Гадюки» свернули, сделали почти полукруг и нырнули за поваленный седой кустарник. Одометр показывал, что они проехали одиннадцать миль.

Лессинг развернул их машину и остановился, разбрызгивая слякоть. Они высыпались, укрылись за машиной и осмотрелись. Ничего не двигалось. Он дал им знак выстроиться в тактический отряд. Холст зашуршал; оружие щелкнуло; Астматическое дыхание подростка хрипело в холодном воздухе. Тогда они были готовы. Вокруг кучи кустарника было около пятидесяти метров.

Лессинг прищурился, затем махнул рукой, призывая к быстрому наступлению. Они начали бежать трусцой, затем рысью. Кусты, камни, снег, крошечные следы — у Лессинга было время задуматься, были ли это кролики, белки или что-то еще — затем они достигли переплетения черных ветвей и мусора, вокруг которого кружил Гадюка. Здесь не было дороги. Водитель, видимо, потерял управление. Перед его глазами непроизвольно возникло испорченное мясо Артура Л. Коппера, а затем исчерченное мелом лицо мертвого мальчика в подземном офисе.

Ледяные кинжалы начали пронзать легкие Лессинга. Его дыхание вырывалось белыми знаменами. Кровь прилила к его вискам, и он почувствовал резкий хруст каждого шага по скользким корням и камням, погребенным под снегом. Винтовка ударила его по боку. Слева позади себя он услышал Че, а справа — тяжелое, прерывистое дыхание Тина. Чар был невидим позади них, охраняя их тыл.

В глазах у него был снег, и он моргнул. Снег? Он попытался поднять руку, чтобы коснуться лица, но обнаружил, что она зажата под ним. Он лежал ничком за бревном. Он понял, что упал плашмя, рефлекторное действие было настолько автоматическим, что он сделал это, даже не осознавая этого. Господи, если он выберется отсюда, ему придется отдохнуть. В противном случае он мог бы проснуться с криком на губах и с пистолетом в руке. Он думал о Колфаксе, который однажды ночью трижды ударил свою жену ножом, прежде чем понял, что больше не в Анголе. Полиция Парагвая совершенно не восприняла это оправдание, и бедный Колфакс все еще томился в какой-то тюремной дыре.

Лессинг резко покачал головой, а затем всмотрелся сквозь сухие листья и ветки перед собой.

Ярко-синяя Гадюка лежала вверх тормашками среди призрачно-серых молодых деревьев.

Лессинг жестом велел Тину и Че оставаться на месте и прикрывать огонь; он и Чар поднялись на ноги и вошли. За исключением их дыхания и треска шагов в заснеженных сорняках, не было слышно ни звука. Чар свернул налево, к передней части «Гадюки». Лессинг направился в тыл и добрался туда первым. Он остановился, тяжело дыша, возле заднего колеса. Ему потребовалось немало времени, чтобы вспомнить, что американские автомобили имеют левостороннее управление; черт возьми, его слишком долго не было! В американском автомобиле это была пассажирская сторона — правая, когда она стояла вертикально.