Змеиная вода
Шрифт:
– Антонина вас застала?
– Да, - Зиночка вытерла ладонями сухие щёки. – Застала… сказала, что… что теперь я буду должна ей деньги. Что… все-то, которые скопила… я копила для мамы, чтобы увезти… ещё сказала, что я дура, как и её сестрица… что… маме уже не помочь, а деньги… зачем таким дурам деньги?
– И вы её убили.
– Такая злость взяла… я шла за ней, я говорила… рассказывала… я думала, она поймёт. А она только посмотрела этак… с насмешкой… и сказала, что я ещё большая дура. И что нет Бога, что ничего там нет… что всё зря и никого-то я не спасла!
Опасно разрушать чужое безумие.
– И я… я схватила… там… кирпич. Я им дверь
– В морге?
– Да… там страшно, когда закрытая. Я боюсь мертвецов… вот… и дала Тоньке по голове. Она и… всё…
– А водой зачем обливали?
Мелочь.
Но в безумии нет мелочей.
– Чтоб грехи отпустил Господь. Она же много дурного сделала… но невинноубиенная, если так-то…
Небесная коллизия.
– А если б некромант её душу потянул, тогда б и она тут осталась… нет, пусть на небеса идёт. Зою… Зою я не хотела… я… к Толику шла. К домику его охотничьему… ему капельницу надо было ставить. Нельзя пропускать. А тут Зоя… и в слезах. Я её остановила, спрашивать начала, а её прямо затрясло всю. И начала кричать… кричать… сказала, что всё-то про меня знает. Что всем расскажет, что… толкнула меня. Я упала и головой…
Она голову потрогала.
– Помню, что больно сделалось… очень… и ещё кровь. У мамы тоже кровь… когда он приходил. Много крови… из носа, из ушей… и хоть бы раз она ему сдачи дала… хоть бы раз… и снова злость накатила. От крови этой. От слабости своей! Прямо себя не помню… помню, как трясу её, а она и не дышит будто…
– И вы решили её утопить.
– Она не дышала… я думала, что убила… и если так-то… в воду… испугалась очень… а потом вот… вы пришли… Господь не допустил беды. И всё хорошо получилось, - Зиночка расправила подол платья. – Мама уснула совсем, а Зоя жива… вы скажете, что я не хотела её обижать? Её не хотела… что… это та, дурная, отцовская кровь проснулась…
И снова улыбнулась светло-светло.
– А теперь всё и закончится…
– Зинаида… - Бекшеев посмотрел на меня и впервые я видела его настолько растерянным. – Вы… ведь не травили себя?
– Самоубийство – грех.
Да, определённо, её безумие было весьма логичным.
– И пришли… почему пришли? Мы полагали, вы спрячетесь. Уйдёте…
…поэтому Тихоня с Ярополком наблюдали за станцией.
– Или попытаетесь добить Зою… Нину…
– Нину зачем?
Стало быть, Зиночка её не травила.
– А добить… - она кивнула, вроде как понимаете. – Знаете, была такая мысль, пойти и тихонько, подушкой придавить. Она же слабая была… да и после утопления, когда откачивают, часто случается… всякое. Но это неправильно! Там, в лесу… плохо я сделала. Очень плохо. Я не хочу становиться, как он! – Зиночка затрясла головой и белые кудряшки заскакали. – Не хочу… я не злая! Я не… я просто помогала…
– Тише, - я коснулась теплой руки Зиночки. – Тише…
Она часто заморгала и по пухлым щекам поползли слёзы.
– Им было плохо… тут… больно и страшно. А там, на небесах, хорошо… они ангелами стали… я им перышки цепляла, чтоб крыла сотворили. И они стали ангелами. Сейчас сидят там, наверху, и радуются. Верите?
И я, не моргнув глазом, ответила:
– Конечно, верю…
Мне ли спорить с чужим безумием.
Глава 38 Сердечные яды
Глава 38 Сердечные яды
«Взявши шкуру змеиную, разотрите её и смешайте с воском, добавьте волосы и кровь того, кого заговорить надобно и слепите из свечу. Дождитесь ночи безлунной и свечу зажегши, скажите заговор следующий: «По сырым лугам да по кочкам болотным ползла змея жаляща да на всякое дело сговорчивая. А ползла она до раба спящей (имя того, кто ворожбу затевает), до его сердца. А как доползла, так и в нутро его вползла и поселилась там возле сердца. Так гори огнем от яда змеи той у спящего раба (имя привораживаемого) по спящей рабе (имя того, к кому присушить надобно). Аминь». Тогда-то, как луна новая родится, так родится и любовь великая, устоять пред которой никто-то не сумеет»
Заговоры от сибирской ведьмы Аниции
– Что с ней будет? – Анатолий Каблуков выглядел более бледным, чем прежде.
– Суд… - ответил Бекшеев. От этой истории остался привкус болотной воды. – Хотя я буду настаивать на консультации психиатра, причем с допуском к ментальным практикам. Если выявят, что она неадекватна…
– Я оплачу адвокатов… может, знаете хороших? А то те, кто мне знаком, они больше по гражданским… по имущественным…
Он вцепился пальцами в волосы.
– Вы и вправду хотели на ней жениться? – поинтересовалась Зима.
– Да… понимаю, что глупость… но рядом с ней мне было спокойно. Не нужно притворяться. Играть в хорошего сына или заботливого жениха, в любовь… она видела меня таким, как есть. И карту мою читала, медицинскую. И не морщилась, не презирала… и мы смеялись. Разговаривали… просто разговаривали, а не искали двойной или там тройной смысл в словах… знаете… это глупо, но я впервые за жизнь, можно сказать, просто вот… был собой.
– А до того?
– До того… до того я был маминым доказательством её успешности в роли жены и матери. Хотя сейчас я сомневаюсь, любила ли она меня… или это любовь такая? В детстве… она была рядом, конечно, но как бы… она всегда говорила, что мне делать. Как делать. С кем играть и… друзья? Они и появиться-то не успевали. Всегда были не те, неправильные и недостойные… а потом я уже и сам не хотел друзей. Даже когда учился, то приятели… они вместе, а я словно бы над ними. Только в том, чтобы быть «над» мало хорошего, как теперь понимаю, - он криво усмехнулся. – Мне бы вас возненавидеть…
– За что? – удивился Бекшеев, причем искренне.
– Пока вы не появились, всё было если не хорошо, то хотя бы предсказуемо и по плану. А теперь вот… я оборачиваюсь и понимаю, что всю жизнь был один. Что меня и любила-то по-настоящему только Зиночка, хотя и причин любить вроде бы не было. А она… тихо так, ничего не требуя взамен.
– Остальные требовали?
– Само собой… мама всегда напоминала, что роды подорвали её здоровье, лишили молодости и красоты… что у меня есть долг перед родом, перед нею… Ангелина… возможно, если бы у меня хватило смелости с ней поговорить, всё сложилось бы иначе. Надежда… сперва была, если не любовь, то влюбленность, но потом она увидела меня другого.
– А Ниночка? Она ведь вас любит настолько, что… - Бекшеев осёкся. Не стоит пока говорить.
– Ниночка… любит… но меня ли? У неё в голове какой-то образ, в который она и влюблена. И я должен этому образу соответствовать. А если вдруг нет, то она впадает в тоску. Начинаются упрёки или молчание, побеги в поместье, послания на мятой бумаге, слезами залитые… наверное, я должен не ненавидеть вас, а поблагодарить. Этот брак стал бы ещё той ловушкой.
А возможно, и приговором.
Не для Анатолия… хотя…