Змеиный клубок

Материалы, добытые через бизнесменов и журналюг, явно могли бы заинтересовать УЭП и прокуратуру. Но они были так разрозненны, отрывочны и бессистемны, что распутывать их потребовалось бы не один год. Лишь вкупе с другими, наиболее солидными, которые Митрохин в свое время выудил от своих уже покойных коллег, они могли произвести впечатление на самые высокие инстанции.

Но гвоздем программы была даже не ксеро-, а полноформатная фотокопия с 20-страничного документа. Подлинник его, в отличие от многих других, ни Сергей Митрохин, ни тем более Галина никогда не видели. Сама Галина не читала и копию. Но кое-что о содержании документа узнала. Как раз в тот день, когда Митрохин затеял избираться в Думу и по этому случаю впервые имел неприятный разговор с Георгием Петровичем.

О чем они там толковали — Митрохин Галине совсем уж подробно не рассказывал, по большей 386 чисти в общих чертах. Ясно было одно: в Думу пойди тот кандидат, который нужен Пантюхову, а Серит пусть лучше не мешает, иначе дождется неприятностей. Какие неприятности могут последовать, Галина уже и сама догадывалась, но Сергей, очень взволнованный, прямо сказал: «Знаешь, сегодня Пан грозил, что меня могут убить… Конечно, это не так уж просто сделать. У меня есть охрана, есть оружие. Но и не таких, как говорится, мочили. Поэтому я сказал ему, что в Москве, у моих добрых и высоко сидящих друзей, лежит на него целая куча бумаг. Не то — они попадут куда надо. Он не поверил, сказал, чтоб я не блефовал и помнил про Руцкого, который все пугал кого-то чемоданами с компроматом, а сейчас в Лефортове сидит. Вот тут я и сказал Пану, что там, мол, и тебя ждут. Если твои «дополнения к плану ЧС» прочтет хоть кто-то из чинов, то тебя даже под стражу не возьмут…»

После этого, как поняла Галина, Пантюхов присмирел и начал рассуждать на тему, что не надо горячиться. Согласились на том, что Митрохин может побороться на выборах, хотя ему все равно ничего не посветит. Но Сергей, особо не успокаиваясь, все-гаки добавил: «Запомни, Петрович, компра будет лежать спокойно только до тех пор, пока я жив. В любом случае, даже если я самой обычной смертью помру, без всякого вмешательства, она придет куда положено. Если не будет условного сигнала, который это дело остановит. И то же самое будет, если что-то произойдет с моей женой или детьми. Ровно через две недели после этого автомат включится. Остановить его можем только я или Галя».

Вот тут-то Митрохин и сообщил супруге тот самый условный сигнал, как и куда его передать. Сообщил потому, что она, узнав Тайну, становилась очень ценной для Пантюхова фигурой, которую надо беречь от несчастных случаев и пылинки с нее сдувать.

Что было в тех самых «дополнениях к плану ЧС»? Тут опять-таки подробностей Галина не знала. Митрохин позволил себе лишь чуть-чуть откровенности. Оказывается, во всех субъектах Федерации существуют всякие секретные планы и расписания на тот случай, ежели произойдет какая-нибудь ЧС — чрезвычайная ситуация. Для каждой области или республики, естественно, свои и, само собой, применительно к местным условиям. На равнине, например, селей не бывает, но зато плотину ГЭС может прорвать. В другом месте ГЭС нет, зато АЭС может о Чернобыле напомнить. У кого-то через область нефте- или газопровод идет, который может отчего-то лопнуть или взорваться, а у кого-то такой химкомбинат сооружен, что при аварии полгорода перетравит. Но, кроме всяческих природных ураганов, наводнений и землетрясений, техногенных аварий и катастроф, бывают еще социальные. Например, массовые беспорядки. Насчет них область тоже должна быть во всеоружии.

Так вот, судя по тому, что разрешил себе рассказать Митрохин, Пантюхов со товарищи соорудили не план предотвращения массовых беспорядков, а план их организации. И вроде бы даже хотели привести его в действие, если б события в октябре 1993 года не завершились также быстро, как и раскрутились.

Правда, как сказал тогда Сергей, то, что было напечатано на машинке, по крайней мере внешне, сомнений не вызывало. Самое страшное для Пантюхова состояло в том, что он оставил на машинописном тексте собственноручные пометы, которые, во-первых, изобличали его как главного инициатора этого проекта, а во-вторых, давали возможность убедиться, что план преследует совсем не те цели, которые указывались официально.

Вот и все, что Галина знала об этом опасном для Пантюхова документе. Кто снял с него фотокопию 388

п передал Митрохину, ей, конечно, не сказали. Так же, как и о том, для чего Пантюхову нужны были беспорядки в родной губернии и как именно он собирался их организовать. Непонятно было, собирался ли он возглавить выступление в поддержку Верховного Совета или, наоборот, против него, если б гот каким-то образом добился победы. Во всяком случае, собственный областной Совет народных депутатов Пантюхов распустил очень быстро и без большого шума. Никаких претензий к нему Центр не предъявил, хотя какие-то чины не самых высоких рангов приезжали и знакомились с обстановкой.

А вот на Митрохина и его банк почему-то одна за другой поперли комиссии. Правда, как бы не всерьез. То, что через «Статус» крутились и отстирывались не самые чистые деньги, Галина знала. Наверняка любая из проверок могла бы за что-нибудь зацепиться, если б сильно того хотела. Но не цеплялась по-настоящему, а просто издевалась, мотала нервы. Пантюхов, организуя эти мелкие пакости без серьезных последствий — он и сам их не хотел, разумеется! — просто доказывал Митрохину на практике, кто в области хозяин. Тыкал мордой в грязь господина банкира и убеждал в том, что ферзь все-таки посильнее слона. Точно так же, без последствий, обошелся наезд какой-то липовой преступной группировки, хотя раньше такое себе было невозможно представить. Впрочем, не совсем без последствий.

Последствием этого стал союз Митрохина с Бароном.

«Гладиатор» сам предложил дружбу. Аркадии Антонов, после того как загнулся Ларев, всерьез забеспокоился о своем здоровье. И они столковались. Только вот в результате этого альянса все пошло наперекосяк.

Смотря, конечно, с чьей точки зрения. Пантюхов, увидев дружбу между «Статусом» и «Гладиатором», перестал надоедать Митрохину. Создавалось впечатление, будто наступило примирение. Однако операции «Статуса», о которых Галина все чаще получала сведения не от мужа, а от разных других лиц, становились заметно ближе к нарушению закона. Учреждались какие-то липовые благотворительные фонды, открывались счета на имена «мертвых душ», по фиктивным ордерам со счетов формально снимались крупные суммы на спонсорскую поддержку, которые к спонсируемым не попадали, зато избавляли их владельцев от излишнего налогообложения. И это было сущей мелочевкой по сравнению с тем, о чем Галина только догадывалась. Потому что банк рос как на дрожжах, а Митрохин все больше и больше отдалялся от жены.

Ольга Пантюхова в то время работала на каком-то не шибко пыльном месте в мэрии облцентра. Кажется, она тогда была любовницей Барона, но не слишком пылкой. Больше это походило на роль военного атташе. Все знают, что он — главный и официальный военный шпион, но в отличие от завербованных им агентов его никогда не посадят в тюрьму. Когда Барон стал членом правления «Статуса», то следом за ним в «Статус» перешла работать Ольга. Митрохиной поначалу показалось, будто это просто «мера доверия», плата за перемирие с главой, потому что должность секретаря-референта при Митрохине позволяла Ольге быть в курсе всех дел и, соответственно, информировать брата.

Конечно, ни Ольга, ни Антонов Галине не нравились. Хотя и та, и другой особой враждебности к ней не проявляли, но то, что основное время жизни ее супруг проводил в их обществе, энтузиазма у Митрохиной не вызывало. И в том, что у Сергея появились какие-то нагловатые, приблатненные, самое мягкое — слишком вульгарные манеры, которых у него раньше не было, ей виделось влияние этой парочки.

Само собой, что и провокацию на вечеринке Митрохина однозначно относила на счет Антонова с Пантюховой.

Несколько раз она пыталась вернуть себе детей. Приезжала в загородный дом, подходила к воротам, у которых дежурил какой-нибудь дюжий охранник, поворачивалась и уходила обратно, даже не решаясь что-нибудь спросить. Звонить по телефону — тому самому, известному, 34-56-70 — было бесполезно. И домашний, и рабочий телефоны Митрохиной были занесены в «черный список» автоматического определителя номеров. Для нее этот телефон был вечно занят. Пару раз пробовала дозвониться из автомата, но оба раза нарывалась на Ольгу, которая тут же отключала телефон.