Змей Горыныч на Авалоне

— Вот они там живут все вместе! Смотри! Начнут девки рожать, тогда от них точно не отделаешься!

Ванина мать села за стол сложив перед собой руки и спросила:

— И что ты предлагаешь?

— Хватит уже здесь сидеть! Пора в Москву возвращаться! Я ради чего в Москву пробивалась? Чтобы ты потом по всяким захолустьям мыкалась? Сама говоришь: этот, как его… Половецкий…

— Полоцкий — на автомате поправила мать Вероника Павловна.

— Да хоть Половой! Сказал что уже всё! Можно возвращаться!

— Не всё так просто… — задумчиво ответила Вероника Павловна. — Там, конечно, успокоилось, но… всё ещё зыбко. Да и куда мне возвращаться? Место уже занято.

О том, что зарплата тут сравнима с тем, что она получала в своей управе, официально вместе конвертиками, а тратить деньги здесь особо не на что, так что почти всё идёт в накопления, Вероничка промолчала. Как и о том, что места тут богатые и можно почти даром разжиться весьма ценными припасами. Меха её впечатляли только первое время, сейчас она оставила совсем немного, только для себя, а вот то, что золото и камушки здесь шли по цене ржавых гвоздей и бутылочного стекла — это уже серьёзно! Увы, объяснять это мамочке — что лбом об стену биться. Но вот насчёт Ваньки…

— Знаешь, мамочка… — заявила она после короткого раздумья, — возвращаться в Москву, может, и рано, но вот на Новый Год съездить можно. Квартиру проведать, заодно и Ваньку с хорошей девушкой познакомлю…

Глава 17 Знакомый оторванный хвост…

Уроки демонологии были у первого курса Университета Авалон были весьма популярны. И прежде всего благодаря постоянно возникающим между Ваней и профессором Беркли трениям. Весь первый курс демонологии был посвящён низшей нечисти и русские студенты, включая и мавку, даже удивлялись: Сколько всякой навьей живности крутится вокруг людей! А трения возникали потому, что Ваня придерживался русского, языческого в своей основе подхода, когда все эти сущности признаются пускай беспокойными, странными, не всегда понятными, но соседями, занимающими вполне законное место в мироздании и выполняющими полезные функции. Соседями, с которыми несмотря на все различия и регулярно возникающие трения можно и ряд заключить, и совместные дела вести, а при случае и породниться не грех. Надо только знать, как это делать, чтобы не причинить вреда ни себе, ни соседу.

Профессор же стоял на христианских позициях, априори считая всю низшую нечисть врагами. Врагами коварными, опасными, постоянно жаждущими навредить просто ради того, чтобы навредить. Врагами, которых надо победить, поработить и держать в узде.

И тем не менее, позиции их постепенно сближались: несмотря на свои романтические чувства к мавке, Ваня вынужден был признавать, что взаимоотношения с такими соседями — дело не простое и одной только доброй волей тут не обойтись. Профессор же со своей стороны всё чаще соглашался, что вечная война — дело дорогое и опасное, поэтому договариваться с такими непростыми соседями хоть и не просто, но временами бывает полезно.

На очередное занятие, по многочисленным просьбам мужской части курса и к вящему неудовольствию женской, профессор принёс ритуал вызова лесной мавки. Ритуал состоял из разрисованной на земле пентаграммы подчинения и пары четверостиший на каком-то непонятном языке, которые следовало прочитать чётко соблюдая произношение и выполняя руками ритуальный жест.

Пока все сосредоточенно записывали и пытались выговорить эту тарабарщину, штатные курсовые мавки — Палуга с Ильмерой — смотрели на всё это весьма критическим взглядом.

— Э… профессор… — не выдержала наконец Ильмера. — Вы уверены, что это реально работающий ритуал? Я вспоминаю себя, какой была до встречи с Ваней, примеряю на себя и… никакого отклика!

— Да, профессор! И я тоже! А на каком это языке? — добавила Рысь.

Мистер Беркли с сомнением пожал плечами:

— Язык очень древний, даже неизвестно какой, а взял я это из надёжного источника XVII века. Хотя, конечно, сам не пробовал, я такими вещами не увлекаюсь.

Тут Бран, который уже какое-то время что-то про себя проговаривал, произнёс:

— Извините, профессор… — он подошёл к доске, поправил в катрене несколько букв и добавил диакритические знаки. — Вот теперь это похоже на валийский…

И он прочитал заклинание, которое зазвучало гораздо более гармонично.

— Но это не валийский и я не понимаю, что здесь написано. Что-то связанное с любовью…

Тут вылез Брюс. Он тоже поправил несколько символов, прочитал по своему и тоже покачал головой:

— На гэльский похоже, но не гэльский. Но это точно что-то из кельтских языков!

— Давайте позовём леди Моргану! — предложила Рысь. — Она кельтские языки лучше всех знает!

Сказано — сделано! И уже минут через десять Моргана внимательно вчитывалась в написанные на доске строфы. Она что-то задумчиво проговаривала про себя и вдруг воскликнула:

— Ну надо же!

Рассмеявшись, она стёрла всё и тут же переписала строфы по новому, после чего обернулась к студентам:

— Это удивительно, дамы и господа! Это язык пиктов, отрывок, пожалуй, самый эмоциональный, из популярный во времена царствования моего братца лирической песни. Бродячий менестрель встречает лесную деву, они полюбили друг друга, но менестрель вынужден уехать. Через некоторое время он возвращается туда, где они впервые встретились, и зовёт свою возлюбленную.

— И они встретились? — чуть не шёпотом спросила одна из девушек.

— Да! — радостно откликнулась Моргана. — И в жизни тоже. Эта история произошла на самом деле, когда мне было лет семь. Мерлин дал лесной деве имя, чтобы больше не терялась, и они с менестрелем отправились странствовать вместе. А песню тогда пели по всей Британии.

И она продекламировала эти стихи, сначала по-пиктски, потом на валийском, а под конец и на английском.

— Ну! Если бы Ваня меня так позвал, я бы сама к нему прибежала! Даже тогда, когда у меня ещё имени не было! — выдохнула Ильмера. — Но только к нему! Остальным — облом!

— Да на такие стихи любая откликнется! — мечтательно выдохнула Мери Финтч.

Профессор задумчиво почесал затылок:

— Да! Удивительно порой получается!

— Но ритуал действенный, — подвёл итог Ваня. — Только условия очень уж узкие и пентаграмма подчинения не нужна.

А сам подумал, что вот он-то ни разу не порадовал своих невест посвящёнными им стихами. А ведь волхв! Должен словом своим возвышать и разрушать! Не зря же Велес дал ему задание освоить гусли! Вот что он будет петь под гусли? Чужие песни? Но хороший волхв, как и хороший шаман, должен петь свои песни!

Так спокойно катился октябрь и настали наконец его последние дни. На завтра предстоял Хэллоуин, всенощное гулянье и два внеплановых выходных — 31 октября и 1 ноября. Казалось бы, колдунам правильнее славить Самайн, но Самайн — повод для серьёзной магической работы, а Хэллоуин — повод хорошо повеселиться. Вот чтобы повеселиться, все собирались как следует отоспаться.

…Словно какой-то шорох проникал в сознание. Шорох, которого быть не должно. Света пыталась проснуться, но получалось с трудом. Сон, содержание которого она и не помнила, затягивал, хотелось вернуться и досмотреть…