Змей

– Меня охраняли по другой причине.

Он вопросительно посмотрел на нее, но не стал ничего выяснять. Белла не сказала бы ему в любом случае.

Бандит сдержал замечание, что она явно размышляла над его появлением. Макруайри двинулся к окну, осторожно, чтобы остаться незамеченным, и окинул взглядом внутренний двор внизу.

– Пойдемте.

Он взял Беллу за локоть, и каждый ее нерв затрепетал при его прикосновении.

– Мы должны идти. У нас мало времени. Возьмите свой плащ или другие вещи, которые вам необходимы. Но поторопитесь.

О чем он говорил? Они, как предполагалось, должны были уехать завтра. Ничего не было готово. Она рано ушла из-за стола, чтобы начать собираться.

Белла попыталась выдернуть руку, не имея никакого желания идти с Макруайри куда бы то ни было.

– Я никуда не пойду, пока вы мне все не расскажете.

Она не думала, что его лицо может стать более угрожающим. Он наклонился ближе, его жуткие, пронзительные глаза впились в нее. Зеленые – догадалась она. Даже в темноте его глаза пылали как два изумруда с золотистыми крапинками.

– Об этом?
– Макруайри схватил Беллу за плечи и толкнул в сторону окна.
– Об этих знаменах за деревьями? Меньше чем через десять минут ваш муж и его люди будут здесь, и я не собираюсь находиться здесь, когда он прибудет.

Белла ахнула, все краски исчезли с ее лица. Ее глаза встретились с его неприязненным, безжалостным взглядом и там она прочитала ответ на свой вопрос: ее муж знал. Каким-то образом Бьюкен узнал о ее планах.

И, Боже, помоги ей! Он собирается убить ее.

Макруайри видел, что она побледнела, и почти пожалел о своей резкости. Почти. Но то, как надменная маленькая графиня посмотрела на него, как она вздрогнула от его прикосновения, задело его.

Он не должен обращать на это внимание.

Бог знает, он привык к подозрению и презрению — черт, это было привычно. Ублюдок. Безжалостный. Хищный. Беспринципный пират. Это были наиболее лестные эпитеты, которыми его назвали. Большинство из них были верными. Даже среди других членов недавно созданной Хайлендской гвардии он не пользовался доверием.

Ему было наплевать на то, что о нем думали. Обычно. Но презрение в этих больших мерцающих голубых глазах раздражало его. На самом деле многое в Изабелле Макдафф раздражало его.

Господи! Он все еще ощущал возбуждение, которое бурлило в его теле. Он не чувствовал ничего подобного с тех пор...

Лахлан попытался подавить эти ощущения. Нет, это было совсем не так, когда он в первый раз увидел Джулиану. Если бы и было что-то, чтобы гарантированно охладить его кровь, это были мысли о лживой суке – его жене. Но Джулиана уже не была его заботой и не была ею уже в течение восьми благословенных лет. Она была там, где ей самое место: в аду, мучает теперь дьявола.

Внешне Белла Макдафф ничем не походила на его умершую жену. Джулиана была высокой и стройной, с тонкими чертами лица и волосами черными, как смоль, таким же черным было ее сердце. Графиня была привлекательна, с волосами цвета льна и резкими чертами лица, среднего роста, с пышной грудью. Очень пышной, и вес этой груди на его руке явно об этом свидетельствовал.

Обе женщины были привлекательны — даже красивы — но это не делало их одинаковыми. Именно те неуловимые нюансы – je ne sais quoi – как говорят французы, оттенки, которые будоражат кровь. Это был разрез глаз, изгиб губ, примитивная чувственность, которая держит мужчину за яйца, не отпуская.

Они были из той породы женщин, которые вызывают у мужчин самое первобытное желание – присвоить, сделать своей.

Если бы он вовремя остановился с Джулианой, он избежал бы массы неприятностей. Но похоть не дала ему разглядеть правду о жене, пока не стало слишком поздно. Его член сделал из него дурака один раз. Это больше не повторится.

– Будь осторожен с графиней, - сказал Брюс с загадочной улыбкой. – Она может быть... может отвлекать внимание.

По крайней мере, теперь он понял предупреждение Брюса. Но у короля не было никаких причин для беспокойства. Похоть была последним, что Лахлан мог позволить себе в миссии.

У него и без этого было достаточно проблем. Их довольно простое задание осложнилось час назад, когда Маккей перехватил двух стражников Бьюкена на пути к замку, которые должны были предупредить о прибытии графа.

Возвращение Бьюкена само по себе не было большой проблемой. Они все еще могли придерживаться заранее подготовленного плана: перехватить графиню и ее дочь по пути из церкви после воскресной службы — один раз графине, несомненно, было бы разрешено покинуть замок.

Но Лахлан лучше, чем кто-либо, знал, что миссии редко шли согласно плану. Маккей также узнал от допрошенных стражников, что граф получил известия о коронации и участии графини в ней.

Это изменило все. Как только граф возвратится, замок будет заперт так же крепко, как бедра монахини, и Лахлан сомневался, что для графини будут возможны любые прогулки в течение многих месяцев, даже посещения церкви.

Маккей полагал, что у них оставался приблизительно час.

Лахлану потребовалась четверть часа, чтобы вскрыть ворота замка и почти вдвое больше, чтобы найти графиню. Ему осталось около пяти минут прежде чем Гордон прикроет их побег.

И у него, безусловно, не было времени, чтобы развеять опасения его надменной маленькой спутницы о его пригодности в качестве сопровождающего.

Его резкие слова, как оказалось, чудесным образом изменили ее поведение. Страх был мощным стимулом. Она помчалась к шкафчику, вытащила темный плащ, который она торопливо набросила на плечи и взяла с полки небольшую шкатулку с искусной резьбой.

Предположение Лахлана, что это были ее драгоценности, подтвердилось, когда она открыла крышку, чтобы показать украшения из золота и драгоценных камней, достойных сокровищницы султана. Кровь Христова!

Он ожидал, что она переложит содержимое шкатулки в вышитый мешочек, который был привязан у нее на талии, но вместо этого она взяла одну вещицу, закрыла крышку и поставила шкатулку обратно на полку.

Как только сделала это, она повернулась ему.

– Я готова.

Лахлан поглядел на шкатулку.

– Это все, что вы берете?

Ее глаза сузились, как будто она ожидала, что он сам возьмет шкатулку. Черт, он был больше, чем соблазнен. Этими драгоценностями можно было расплатиться с большинством долгов.

– Остальное принадлежит моему мужу. Это – единственная вещь, которая имеет значение.

Так мог говорить тот, кто жил в достатке и был богат всю жизнь. Легко быть лицемером, когда вы одеты в наряд, которым можно прокормить целую деревню в течение многих недель. Он скользнул взглядом по толстому золотому ободку, который скреплял ее длинные блестящие волосы, по богатой, вышитой золотом ткани ее сюрко, по плащу с меховой подкладкой, по тяжелому ожерелью из жемчуга и сапфиров, по тонким молочно-белым пальцам, унизанным кольцами и носкам ее изящных шелковых туфель.