Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах
Шрифт:
Февадия преобразилась в московскую боярыню семнадцатого столетия и напоминала ожившую коробку с красками. Ее высокий, похожий на диадему головной убор сверкал золотом, фальшивыми бриллиантами и жемчугами. Серебряные каблуки желтых сафьяновых сапожек цокали, как копыта рысистой лошади.
Лидия в костюме знатной китаянки и Алена, одетая голландской крестьянкой, смотрелись очень эффектно, как, впрочем, и Аспазия, представлявшая фурию Столетней войны, королеву Изабо. [67] Графиня Коморовская в роскошном одеянии Альдоны из «Конрада Валленрода» [68]
67
Изабо (настоящее имя Изабелла Баварская, 1371–1435) — королева Франции, с 1385 г. супруга Карла VI Французского.
68
Альдона — дочь литовского князя, героиня поэмы Адама Мицкевича «Конрад Валленрод» (1828).
На Винтерлихе был костюм нищенствующего монаха, Лепернир играл роль пажа эпохи Анны Австрийской.
— Ну, как дела? — спросила Зиновия меланхоличного Гамлета, легонько похлопывая его по плечу. — Все не можете позабыть бедную Офелию?
— Ты же знаешь, прекрасная царица, — возразил Сергей, — что я слегка помешался, а дураки всегда упрямы.
— Такое помешательство излечимо.
— Как?
— По методу Гиппократа, огнем и железом, — ответила Зиновия. — Хочешь, я тебя вылечу, несчастный Гамлет?
— Ты кажешься мне опасным врачом.
— Здесь поможет только одно средство. Пламя новой любви и рабские цепи, наложенные красивой женщиной.
— То есть тобой?
— Почему бы и нет. Короткая узда вам бы очень пошла, принц…
В этот момент к прекрасной царице приблизился Натан Мудрый — господин Менев — и разлучил ее с датским принцем. Зато теперь к принцу подошла статная турчанка в белом, расшитом золотой нитью бурнусе, который оставлял открытыми ее изящные ножки в красных парчовых чувяках и великолепные руки, унизанные серебряными браслетами. Турчанка пристально посмотрела на Сергея из-под плотной чадры, целиком закрывавшей ее голову, и протянула ему букет.
— Это ваш «селям»? — с улыбкой поинтересовался Гамлет.
— Именно так, — ответила она звонким голосом. — Сумеешь разгадать его смысл?
— К сожалению, я слишком плохо знаю язык цветов, — сказал принц, с веселым любопытством разглядывая букет.
— Хочешь, я тебя научу?
— Прошу тебя.
— Оранжевый цветок, — чуть слышно объяснила она, — выдает мне, что ты любишь одну красивую женщину, а цветок шпорника предостерегает тебя от нее.
— Это совершенно излишне.
— Предостережение, видимо, опоздало?
— Я не люблю ни оранжевый, ни другой цветок, я вообще никого не люблю.
— Однако тебя любят.
— Сразу видно, что ты с Востока, потому и рассказываешь мне сказки.
— Нет, мой друг, вот здесь молодая роза, и в ней заключена пылкая любовь.
— А как быть с шипами, которые окружают розу? Однажды они уже больно укололи меня.
— Это не причинило тебе большого вреда. А она все-таки тебя любит.
— Очень скрытно, надо заметить, — усмехнулся он.
— Так оно и есть, ибо эта ромашка указывает на свойственную ей гордость. Однако фиалка
и барвинок подтверждают, что она тебя любит, чисто и скромно, и что она всегда будет любить тебя. А вот этот маленький голубой цветочек говорит тихо-тихо: «Не забудь меня».Тут она попыталась ускользнуть, но он схватил ее за руку и больше не выпускал. Теперь он узнал ее, и сладкая радость заставила его сердце забиться сильнее.
— Твои цветы лгут, — сказал он.
— О, это очень надежные прорицатели.
— Правда? Я все же любим? Но я не могу поверить — ни цветам, ни твоим красивым глазам. Я знаю эту розу, разве я должен назвать тебе красавицу с шипами, ранившими мне сердце? Теперь это сердце мертво, а ты приходишь, чтобы потешиться надо мной…
— Нет, это не так, совершенно не так, — быстро ответила она с серьезностью, которая казалась одновременно ребячливой и очень искренней.
Сергей посмотрел на девушку и медленно приложил ее ладони к своей груди.
— Продолжай рассказывать твою сказку, — пробормотал он, — она так прекрасна…
— Я вовсе не сказочница, — возразила та. И сквозь чадру, как ему показалось, рассмеялась с милой девичьей шаловливостью. — Я волшебница.
— Ты права.
— Волшебница, которая умеет пробуждать мертвых…
— Испробуй свою силу на мне, но боюсь, тебя ждет неудача. Мое сердце мертво, как мышь, с которой жестоко поиграла красивая кошечка.
Темные глаза вспыхнули, и из-под чадры послышался приглушенный радостный смех.
— Следовательно, стоит сотворить чудо?
— Нечто подобное.
— Хорошо, я за это возьмусь, а сейчас прощайте.
Она вырвалась и растворилась в маскарадной сутолоке.
Между тем в темном углу позади оркестра Феофан перешептывался с Аленой. Он затеял с ней легкомысленную игру и слишком поздно заметил, что собственное его сердце оказалось ставкой в этой игре, что он сам угодил в ловушку, которую приготовил для девушки. Здесь, где все дышало радостью и красотой, в этой интригующей путанице красок и звуков, он в первый раз почувствовал, что влюблен в Алену. Он с нарастающим восхищением любовался ее фигурой, ее свежим лицом, светившимся в обрамлении густых светло-русых волос, благотворным здоровьем этого создания, для которого, казалось, и были выдуманы голландская юбка и блекло-золотистый чепец.
— Ах, ну что ты делаешь, глупый! — сказала Алена, когда он погладил ее по руке. — Ты себе все придумал. Разве я дама? В такую простую девушку, как я, не влюбляются.
— Именно в такую, Алена, — заверил ее Феофан. — Капризы душат любовь, ведь она — птица, которая предпочитает опуститься на дерево в тихом лесу и там свить себе гнездо.
— Мне это непонятно, я только вижу, что ты так закатываешь глаза, будто играешь в театре.
— Я в тебя влюблен.
— И что дальше?
— Ты должна стать моей женушкой.
— Чепуха! Представляю, какая бы из меня получилась дворянка.
Она рассмеялась громко и грубо, но тем не менее это был милый смех, и он чрезвычайно понравился Феофану, ибо что только не понравится влюбленному человеку!
Неподалеку от этой молодой парочки образовалось забавное трио: господин Винтерлих, зажатый между Февадией и Лидией, торчал, как гвоздь в стене. Он даже шелохнуться не мог — Февадия завладела его правой рукой, а Лидия мощно прижалась к левому плечу.