Знак бесконечности

В самый разгар моих раздумий раздался звонок. Пробравшись в прихожую сквозь черные разводы перед глазами, я увидела в глазок Федьку с большой сумкой.

— Я вчера так в магазин и не сходил, извини, — сказал он, даже не поздоровавшись. — Вот, привез тут тебе кое-чего.

— Спасибо, не стоило, — прошелестела я.

— Еще как стоило. Ты же наверняка ничего не ела.

— Кашу варила, — тут я порадовалась, что не помыла тарелку, по которой были размазаны две трети первоначального объема.

— Ладно, сделаю вид, что поверил.

Он выгрузил продукты, сложил в холодильник, повернулся ко мне:

— Ну, давай, рассказывай.

Я села на кухонный диванчик и положила голову на стол.

— Не надо, Федь, ладно?

Он сел рядом, провел рукой по моим волосам, вздохнул:

— Да нет, Света, не ладно. Что делать собираешься?

— В консультацию идти, что еще, — пробормотала я, не глядя на него.

— Это ежу понятно, — поморщился он. — А дальше? Автор проекта в курсе? Ага, ясно. Либо не в курсе, либо как раз наоборот очень даже, но не при делах. И что-то мне подсказывает: счастливый замуж в Англию тебе не грозит.

Я молчала, как партизан на допросе. Очень хотелось послать его ко всем чертям и выставить за дверь, но сейчас я, наверно, даже кота не смогла бы прогнать — если бы он у меня был.

— Ладно, одевайся, поехали, — сказал Федька.

— Куда? — удивилась я.

— Как куда? В консультацию.

— Не поеду, — захныкала я. — Потом. Сама схожу. Когда получше будет.

Федька молча взял меня за руку, заставил встать и повел в спальню.

— Лучше тебе будет еще очень нескоро. Насмотрелся я на эти дела. Так что не капризничай, поехали.

Он стоял в дверях и смотрел на меня взглядом, который я никак не могла расшифровать. Было в нем что-то… непростое.

— Выйди, — попросила я.

— А то не видал я тебя голую, — фыркнул Федька, но все-таки вышел.

В консультации мне предложили записаться на прием — ну да, через две недели, но Федька моментом построил регистратуру, и через пять минут я уже сидела перед кабинетом с талончиком. Осмотр, расспросы, заполнение карточки, направления на анализы…

В машине я растерянно перебирала весь этот ворох бумаг, когда Федька коротко поинтересовался:

— На аборт?

— Нет, — отвечать не хотелось, но и отмолчаться вряд ли получилось бы.

— Значит, будешь рожать, — сказал он задумчиво. — Понятно.

— А тебе на работу не надо? — вяло огрызнулась я.

— Моя работа, в отличие от твоей, прекрасно работается без моего присутствия. Если что — позвонят.

Федька довел меня до квартиры, переждал очередной мой сеанс общения с ихтиандром, приготовил коктейль («До вечера выпить весь!») и уехал. А я написала Люське, что жду ее в скайпе.

По правде, скайп я ненавижу. И вообще из всех видов общения признаю только личное и письменное. Голос отдельно от его обладателя вызывает у меня необъяснимое чувство то ли страха, то ли отвращения. Поэтому телефонные разговоры — это нечто вроде моей фобии, и по возможности я стараюсь их избегать. А скайп хоть и с изображением, но это мало что меняет. Даже хуже. Вроде бы живой человек — говорит, двигается, рожи корчит… и все равно иллюзия. Но Люська никогда не любила писать, поэтому приходилось терпеть.

Минут через десять пропищал сигнал: Люська вышла на связь. Из лондонской квартиры, чему я была рада — видеть интерьеры Скайхилла совершенно не хотелось.

— Какого черта? — мрачно поинтересовалась я.

— Ты о чем? — удивилась она вполне натурально.

— О Федоре Петровиче.

— А что такое? Только не говори, что он тебя грязно домогался.

Я кратко изложила диспозицию. И о том, как спалилась, и о событиях сегодняшнего утра. Люська отреагировала непечатно.

— Послушай, я просто не хотела, чтобы беременная баба тащила два тяжеленных чемодана. Пусть даже и на колесиках. И ничего более. Но он молодец. Я всегда знала, что он настоящий мужик. Потому что…

— Не начинай! — предупредила я.

— Ладно, уговорила. Значит, тебя на учет поставили? Точно будешь рожать?

— У меня еще месяц, чтобы передумать. Но это вряд ли.

— Слушай, а вообще как ты? — спросила Люська, глядя куда-то в сторону.

— В смысле?

— Ну…

— Знаешь, Люсь, — вздохнула я, — когда Маргарет была беременна, а я, выходит, вместе с ней, у нее тоже был жуткий токсикоз. Врагу не пожелаешь. И я тогда думала: не дай бог у меня такое будет когда-нибудь. А теперь я даже, наверно, рада… немного. Потому что мне так хреново, что все прочие мысли где-то далеко на заднем плане.

Помолчав, Люська взяла с меня клятвенное обещание разговаривать с ней каждый день и обязательно сообщить, если понадобится какая-то помощь. Она была готова даже прилететь, если что.

Так и пошло. Каждый день начинался с позиции «вниз головой над унитазом», потом я ползла по стеночке готовить две ложки жидкой овсянки и разводить коктейль. В десять звонил Федька — узнать, как дела. Если надо было ехать в консультацию или поликлинику, приезжал за мной. Днем я разговаривала с Люськой, но большую часть времени спала. Вечером приезжал Федька, ругал меня за то, что ничего не ем, и безуспешно пытался накормить ужином.

Впрочем, иногда меня пробивало на что-то. Например, однажды страшно захотелось манго, и Федька привез пять штук. Одно я съела с урчанием, остальные пришлось отдать Марине.

А еще были запахи — самый настоящий ад. К примеру, Федьке пришлось расстаться с ароматическим гекконом в машине, после того как меня чуть не вывернуло от вони «тропических фруктов». Зато когда во дворе свалили пропитанные креозотом столбы… Я учуяла запах через открытую форточку, оделась, потихоньку выползла на улицу и почти два часа сидела на лавочке, умирая от наслаждения. Федька, узнав об этом, страшно ругался, а потом принес креозотную щепку, строго-настрого приказав не злоупотреблять, потому что «это яд и канцероген».

Каждый день мне хотелось задать, наконец, вопрос: «Федь, а зачем тебе все это надо?» Я его не понимала, а то, что я не понимаю, обычно меня очень сильно напрягает. Мы расстались больше двух лет назад, причем не друзьями, а… просто расстались. Мысль о какой-то внезапной новой вспышке чувств с его стороны я не допускала в принципе. Сейчас, когда я ждала ребенка от другого мужчины, это было бы… как минимум странно. И все же вопрос этот так и оставался незаданным. Возможно, это был такой физиологический эгоизм беременной самки, которая хочет заботы и защиты, неважно, от кого они происходят.