Знак чудовища

–  Дракон!
– пророкотал барон, скрестив руки на груди.
– Самый настоящий. Ух, и учинил же он разгром в Гернии. Давно, правда. Но я ту историю помню, даже до нас добрались слухи о его бесчинствах. Самое настоящее чудовище, вы посмотрите на его когти!

Не слушая Хиддера, тан смотрел на зверя. Он был даже такого же роста как сам Сигмон. Правда, плечи у дракона оказались чуть шире. Но в остальном… Тан шумного сглотнул.

Зверь излучал силу и гнев. Даже сейчас он казался опасным. В стеклянных глазах плескался свет факелов, и чудилось, что зверь сейчас оживет и кинется на любопытных людишек, пришедших посмотреть на его труп.

–  Тан! Что с вами тан!

Зачарованный необычно живым взглядом мертвого зверя, Сигмон покачнулся. Закружилась голова, в висках барабанила кровь. Он смотрел на зверя, как на отражение в зеркале. Как на картинку в колдовском озере, он смотрел на свое будущее, на свою судьбу, и чувствовал, как стынет в жилах кровь. Леггер был прав: в этом звере не осталось ничего от человека. Это самый настоящий дракон. Чудовище. Именно таким и предстояло стать Сигмону. И точно так же занять почетное место в чьей-то коллекции чучел. А потом, много позже, чужими стекляшками, вставленными вместо глаз, смотреть в бессильной ярости на толпы любопытных, что явятся посмотреть на поверженного дракона.

–  Сигмон! Сигмон!

В стеклянных глазах зверя горела ярость, и казалось, что это уже не отсвет факелов. Казалось, что это боль того, на кого надели чужую шкуру и превратили в чудовище. Тан резко втянул носом запах паленого дегтя, и от всего мира остались только эти глаза, пылающие болью и гневом.

* * *

Он пришел в себя только тогда, когда Хиддер и Рон усадили его в одно из массивных кресел. Руки и ноги тряслись, как после приступа лихорадки, кровь билась в виски. Чудилось, что еще немного - и хлынет потоком из носа, ушей, глаз… Мертвых глаз.

–  Да что же такое, - с досадой шептал барон, - неужели перепелиные яйца? Прибью, шельму. На чучело пущу…

–  Тише, барон, повар тут не причем, - отозвался Рон.
– Тан недавно перенес тяжелую болезнь, ему вредно волноваться.

–  А выглядит крепким. Слабая пошла молодежь. Помню я, после ранения в голову, три дня скакал верхом. Галопом! И кровь…

Тан сглотнул, и кровь отхлынула от головы. Шум в ушах исчез, и тану сделалось невообразимо стыдно за свою слабость. Он оттолкнул руку Рона и выпрямился в кресле.

–  Слава небесам!
– воскликнул барон.
– Не желаете вина?

–  Благодарю, - хрипло каркнул тан пересохшим горлом и принял открытую бутылку из лапы барона.

Рон присел на корточки рядом с креслом, встревожено глядя снизу вверх на белое, как простыня, лицо друга. Он сразу догадался, в чем дело и что за чучело стояло у дальней стены. Он все прекрасно понимал. Но сделать ничего не мог.

–  Барон, - сказал тан, отрываясь от бутылки.
– Откуда у вас это чудовище? Сами добыли?

–  Нет, - с явным сожалением признался Хиддер.
– Конечно, каждому барону положено добыть дракона, но, увы, их не видели в этих краях полтыщи лет. Мне его подарили.

–  Кто? Откройте секрет, я сохраню его в тайне, обещаю.

Рон взялся за кисть Сигмона, сжал запястье, словно проверяя пульс, но сжал до боли, призывая к молчанию. Тан вежливо, но решительно освободил руку.

–  Все хорошо, Рон, - сказал тан и многозначительно глянул на друга.

– Мне лучше. Намного лучше. Так кто подарил вам чучело, барон?

–  Это было не чучело, - медленно произнес Хиддер, как бы прикидывая, стоит ли рассказывать гостю эту историю.
– Просто шкура. Чучело это я сам, Когда стало ясно…

–  Так кто?

Барон закашлялся, отобрал у тана бутылку с вином и приложился к ней. Выпил до дна, вытер рот рукавом. Тан ждал ответа, не сводя глаз с Нотхейма. Тот чувствовал себя неловко и отводил глаза, не желая встречаться с гостем взглядом.

–  Понимаете, тан, - сказал он.
– На краю моих владений, у самых гор, есть замечательное местечко. Маленькая долина с прекрасным озером. Одна беда - туда очень трудно попасть. Нужно взобраться по гладкой скале, пол лиги, не меньше. Глухое место, честно говоря. Но очень хорошее убежище.

–  И что же?
– подбодрил его тан, видя, что барон умолк и крепко задумался.

–  Да. Так вот. Оказывается, у меня там завелся поселенец. Я о нем и не слыхал, пока он не спустился с гор и не заявился ко мне в замок. Оказывается, он там жил лет десять, а я и не знал. Но после смерти Мериода он пришел ко мне и принес эту шкуру, как дар за то, что живет на моей земле.

–  Это был маг?
– быстро спросил Рон.

–  Маг? Нет. Магов он боялся, потому и пришел только после смерти Мериода. Он ушел от мира, стал отшельником. Никого не хотел видеть. И от помощи оказался.

–  Значит, шкуру вам подарил отшельник?

–  Точно. Чтобы я разрешил ему и дальше жить в той долине. Надо сказать, я как раз планировал забраться туда и устроить летний домик. А он словно почуял и пожаловал в гости.

–  И он до сих пор живет там, у озера?

–  Да, - признался барон.
– Мне, правда, очень неловко, что так вышло. Я бы ему разрешил остаться и просто так. Святой человек… Но увидев шкуру… На меня такая жадность напала, прямо удержу нет. Так что, обменялись мы. Он ушел обратно в долину, а я получил новое чучело. Но как хорош зверь, а? Ни у кого такого нет! Ко мне приезжали на него посмотреть и Боянел и Казавов и даже ленивец Иттер!

–  А что отшельник делает в долине?
– перебил Хиддера Рон.

–  Да кто его знает, - пожал тот плечами.
– Молиться, наверно, какому-нибудь из богов. Или духам. Замаливает свои грехи. А может и грехи всего мира. Что еще отшельнику делать?

–  Скажите, барон, а как добраться до этой долины? Далеко ли до нее от вашего замка?

–  Два дня верхом на восток, - не задумываясь ответил Нотхейм.

–  А подробнее?

–  Сигмон!
– воскликнул алхимик.
– Тебе не следует…

–  Оставь, Рон. Мне нужно увидеть отшельника.

–  В самом деле, стоит ли?
– засомневался Хиддер.
– Вы, тан, еще слабы после болезни, а там по стене лезть - ого-го. Не всякому здоровому по силам.

–  Я слаб духом, но телом - здоров. Спасибо за заботу, барон, но мне крайне необходимо встретится с тем человеком. Пусть он попробует помолиться за меня. Сейчас это будет лучшим лекарством для моей души.

–  Понимаю, - одобрил Нотхейм.
– Очень даже понимаю. Я, помню, в молодости, тоже чувствовал себя лучше, если кто из отшельников…