Знак Истинного Пути

— Совершенно верно. Я хочу, чтобы вы разыскали мою дочь. Вот здесь, — она подвинула к нему бумаги, — результаты ваших предшественников. Фотография. И еще кое-что, потом посмотрите.

— Так, значит, я все-таки прошел тестирование. — Он не спрашивал, а уточнял.

— Да. По поводу оплаты…

Парень поднял руку, и Евгения Генриховна замолчала.

— Минуточку, госпожа Гольц. Я рад, что соответствую вашим ожиданиям, но пока не уверен, что вы соответствуете моим.

— Что вы имеете в виду? Я вполне платежеспособна, если…

Макар Андреевич поморщился.

— Прошу вас. Я говорю, разумеется, не об этом. Но вы должны понимать, что я работаю с адекватными клиентами, нацеленными не на мифический, а на объективный результат. Я задам вам несколько вопросов. Пожалуйста, отвечайте на них честно.

Евгения Генриховна хотела сказать что-то резкое, но потом передумала и молча кивнула.

— Если я правильно понял, ваша дочь пропала четыре года назад?

— Да.

— Вы с ней ссорились?

— Нет. Да. Подождите, все не так просто… Мы очень любили друг друга, но Элина… я… Наверное, я слишком давила на нее, — словно выжимая из себя слова, проговорила Евгения Генриховна. — Она старалась освободиться от моей опеки, доказать, что может что-то сама, без меня.

— Она могла?

— Да. Она самостоятельно поступила в институт и хорошо училась. Но при этом Элина… Понимаете, она разбалансированная, сама не знает, чего хочет. Я пыталась ее направлять, но мое вмешательство становилось причиной… разногласий.

— Вы били ее?

— Что? Нет, разумеется!

— Хорошо. Она могла уехать от вас надолго и не звонить вам?

— Нет. Она звонила мне раз в два-три дня, иногда раз в четыре. Но не реже. Или я звонила ей сама.

— О чем вы разговаривали?

— Ни о чем. О том, что все в порядке, что она получила пятерку. Что Эдуард, мой старший сын, нашел себе девушку. Ну, я не знаю… О моих делах, в конце концов.

— Госпожа Гольц… — Макар Андреевич сделал паузу и внимательно посмотрел в черные глаза женщины, сидящей за дорогим столом. — Госпожа Гольц, вы понимаете, что вашей дочери нет в живых?

Лицо Евгении Генриховны изменилось, ноздри раздулись. Но она совладала с собой и произнесла почти ровным голосом:

— Моя дочь жива. Я нанимаю вас именно для того, чтобы вы нашли ее. В каком бы состоянии и где бы она сейчас ни была, она остается моей дочерью, и я…

— Спасибо, госпожа Гольц. — Голос посетителя оказался неожиданно убедительным, и Евгения Генриховна умолкла на полуслове. — Мне жаль, но я не принимаю ваших условий. Приятно было познакомиться. Всего доброго.

Он подвинул к ней бумаги, встал и пошел к выходу. У самых дверей его остановил резкий голос:

— Постойте. Вернитесь.

Макар Андреевич повернулся и подошел к стулу, но не сел, а остался стоять, держась за изогнутую спинку.

— Евгения Генриховна, — мягко начал он, первый раз назвав женщину по имени, — я уже говорил вам о мифических целях и реальных. Я не работаю для создания и поддержания первых.

— Почему вы считаете, что моя дочь…

— Потому что вы мне рассказали все, что надо. Элина исчезла четыре года назад и за прошедшее время ни разу не связалась с вами. Ни разу не поступило и требование о выкупе. А ведь она была достаточно домашняя девочка, хоть и считала себя взрослой и умной. Она любила вас. Уважаемая Евгения Генриховна, я работаю достаточно долго, чтобы понимать, что это значит. Мне очень жаль. Вы можете сейчас выкинуть все мои слова из головы, а я скажу вам, что в жизни бывают самые невероятные случаи, и на этом мы расстанемся. Или я начну искать, кто мог убить ее четыре года назад.

Евгения Генриховна что-то тихо сказала, он даже не сразу расслышал.

— Что, простите? — Макар Андреевич наклонился ближе к столу.

— Это почти невозможно, — повторила она шепотом. Лицо ее обвисло и стало совсем старым.

— Да, — согласился он печально, — это почти невозможно. Если произошло случайное убийство, то невозможно вовсе. К сожалению, даже тела мы не найдем. Да вы наверняка предпринимали все мыслимые шаги, искали среди тел…

— Тогда что же…

— Что я собираюсь делать? Видите ли, есть возможность, что исчезновение вашей дочери не было случайным. И тогда должны были остаться следы.

— Какие следы? До вас работало столько человек…

— Не имеет значения. Я работаю лучше. — В его голосе не звучало ни самодовольства, ни похвальбы. — Если что-то осталось, то я смогу их найти. Но вы должны понимать, что мы ищем.

Повисла тишина. Молодой человек терпеливо ждал. Наконец Евгения Генриховна произнесла почти спокойно:

— Могилу. Я хочу, чтобы вы нашли могилу.

— Вы понимаете, что…

— Да. Я понимаю. Если возможно.

— Хорошо.

Он собрал бумаги, попрощался кивком и вышел. Евгения Генриховна осталась сидеть за столом, глядя в окно, за которым летел мокрый февральский снег. «Гонорар, — вспомнила она. — Мы же не обсудили его гонорар». Она хотела позвонить Мальчику Жоре, чтобы он вернул Илюшина, но тут же поняла. Этот юноша специально не стал говорить о деньгах. Пожалуй, она его недооценила.

— Мам, ищи меня, я спрятался! — неожиданно раздался за дверью пронзительный голос.

Евгения Генриховна потерла лоб рукой и подумала, что сегодня стоит забыть о принципах и ретироваться из собственного дома. И тут зазвонил телефон.

Наташа с Тимом играли в прятки, когда Евгения Генриховна вышла из своего кабинета на втором этаже и быстро прошла мимо них. Наташа как раз нашла Тима, и теперь он радостно барахтался у нее в руках, сопя и повизгивая.

— А я ужасная лисица, я съем маленького крольчонка! — страшным голосом пообещала Наташа, и заметила свекровь: — Ой, добрый день!

— Добрый день, — сдержанно улыбнулась та.

— Тима, что нужно сказать?

— Добрый день, — послушно повторил мальчик. — Мам, а это кто?

Евгения Генриховна остановилась на верхней ступеньке лестницы, ожидая ответа Наташи. Замечательно! Просто замечательно! Чужой байстрюк в ее собственном доме интересуется, кто она такая! Причем его мать уже два месяца проживает здесь с ним, вполне могла бы объяснить своему отпрыску, кто есть кто. Впрочем, что с нее взять…

— Наверное, куница, — прервал ее мысли голос невестки. — А может быть, и белка.

— Нет, не белка! — Пронзительный голос мальчишки заставлял Евгению Генриховну морщиться. Господи, почему он не может разговаривать, как обычные дети? — Я знаю, кто это! Это… это…

— Да? — с улыбкой посмотрела на него Евгения Генриховна. — Ну, Тимофей, скажи, кто я?

— Вы — баба Женя! — торжествующе заявил мальчик. — А вовсе никакая не куница! А я от вас все равно спрячусь, вон за той занавеской.

Он вырвался из рук матери и убежал. Наташа осталась стоять, чувствуя себя крайне неловко.