Знак вопроса 2002 № 02

Географическое положение славянских, в частности русских племен, мало способствовало развитию пиратства. На северо-западе имелся доступ к Балтийскому морю, но тут приходилось сталкиваться с воинственными скандинавами, прибалтами, германцами. Хотя долгое время, как мы знаем, остров Рюген служил пристанищем венедских пиратов (недаром в России его называли островом Буяном).

На юге подходы к Черному и Каспийскому морям были прочно заблокированы степными народами.

И все-таки, несмотря ни на что, морской и речной разбой издавна существовал на Руси. Об этом уже упоминали в связи с норманнами. Недаром Балтику называли Венедским морем, а среди местных викингов немало имелось славян.

Более странно одно из названий Черного моря (Понта Евксинского) — Русское море. Ясно, кто здесь хозяйничал. Да и жителей Прикаспия неоднократно тревожили пиратские набеги россов. Знаменитые вольницы донских и запорожских казаков постоянно использовали для разбойных набегов крупные речные артерии, спускаясь по Волге в Каспий, а по Днепру и Дону — в Черное море.

О том, как совершались такие набеги, подробно изложено в поучении-наказе императора Византии Константина Багрянородного сыну. Уже одно то, что там упомянуто немало мелких деталей, собранных агентурой империи (например, особенности каждого днепровского порога), показывает, насколько серьезно относился Константин к угрозе со стороны россов.

Из наказа следует, что под россами византийцы подразумевали не конкретное славянское племя, а дружины викингов, организованные, как обычно, в соответствии с общей целью — провести торгово-пиратский поход «из варяг в греки». Император именно так толкует задачи этих экспедиций (ради войны или ради торговли). А еще упоминает о вполне пиратских требованиях северных пришельцев выплачивать им дань за то, чтобы обеспечивать себе безопасность.

Опасения византийского императора были вполне оправданы. В 860 году, пройдя по Днепру и вдоль западного и южного побережья Черного моря, более 200 ладей с воинами вошли в Константинопольский порт. Внезапный шторм разметал ладьи. Много людей погибло, оставшиеся в живых (среди них князья Дир и Аскольд) вернулись восвояси. На следующий год они снарядили новую экспедицию. Византийский император откупился драгоценностями.

«Во второй половине IX в., при князе Дире, — писал историк Ю. А. Гришин, — русские предприняли походы по Каспийскому морю для установления торговых отношений с городами Востока. К самому началу X в. относят участие семисот русских в походе на Крит».

Относительно целей каспийских экспедиций высказаны и другие версии. Приходится учитывать свидетельства арабских средневековых летописцев, подчеркивавших разбойничий характер вторжения россов. Не исключено, что и то и другое мнение верно: торговля и пиратство совмещались. Впрочем, у того же Ю. А. Гришина есть и такое высказывание: «До середины X в. это были военные набеги для захвата добычи, со второй половины столетия стало заметным преобладание экономических интересов».

Князь Олег в 907 году привел огромную флотилию под стены Царьграда (Константинополя). Византийский император выплатил Олегу «откупные». Впрочем, трудно в подобных случаях провести грань между пиратством, военно-морской операцией и политикой с позиции силы.

Своеобразие России выразилось и в формах пиратства. Оно было по преимуществу смешанное: речное и морское. Причем или в виде небольших групп, либо крупных объединений, как, например, флотилии запорожских казаков или варягов-россов.

Путь к морю шел по рекам. Приходилось пользоваться речными лодками (ладьями, челнами). А при обходе днепровских порогов надо было нести или волочить суда по суше. Крупных морских судов на юге России не было. Вся стратегия и тактика нападений исходила из этого.

Французский инженер Боплан, изучавший разные аспекты плавания казаков, рассказал, как обычно действовали запорожские казаки против турок.

Плывя по Днепру, челны шли плотным строем с лодкой атамана впереди. Заранее выведав о походе через своих лазутчиков, турки блокировали днепровское устье галерами. Но конечно же, казаки догадывались об этом и ловко обходили заслон.

Суда запорожских казаков

Начало похода специально приурочивалось к новолунию. Темной ночью, подойдя к устью, казаки прятали свои челны-«чайки» в камышах. Турки в эти «дебри» боялись заходить, ибо казаки могли там легко захватить галеры.

Пользуясь ночной темнотой, казацкие «чайки» бесшумно проходили вдоль берега и незамеченные собирались уже на морском берегу, далеко в тылу турецкой эскадры. Затем, налегая на весла, быстро двигались своим маршрутом.

Конечно же, весть об их появлении быстро распространялась по стране и доходила до Константинополя. Султан рассылал гонцов в приморские провинции, предупреждая об опасности. Но при такой спешке надежную оборону не организуешь. Казаки успевали беспрепятственно добраться до намеченного района (обычно в юго-западной части Черного моря), захватывали и грабили два-три поселения, причем нередко отстоящие на 1–2 км от берега. Загрузив добычу в лодки, без промедления отправлялись на новое место или уходили домой. Их надежный помощник — внезапность налета. Нападали они и на турецкие корабли. И тут нужно было умело организовать операцию, максимально используя фактор внезапности. Заметив вдали корабль, казаки не шли на сближение. Они опускали мачты и следовали за ним на пределе видимости (их невысокие маленькие лодки заметить с корабля было практически невозможно).

К вечеру они выруливали таким образом, чтобы находиться с западной стороны относительно корабля. С наступлением сумерек подходили к нему все ближе и ближе. А ночью шли на абордаж: сцепившись с турецким судном баграми и кошками, ловко вскарабкивались по канатам на палубу со всех сторон сразу.

В редких случаях застигнутые врасплох купцы, даже имеющие стражу, осмеливались сопротивляться численно превосходящим казакам-разбойникам. А те перегружали в свои посудины ценные товары и золото, оружие и боеприпасы. Затем пускали корабль ко дну вместе с экипажем и пассажирами.

На обратном пути с их отяжелевшими грузными лодками вновь жаждала встречи истомившаяся турецкая флотилия. Казаки в некоторых случаях принимали бой. Но чаще предпочитали совершать обходный маневр: перетаскивали лодки и грузы через Кинбургскую косу и плыли лиманом, а затем вновь перетаскивали лодки посуху прямиком в Днепр. Другой обходной путь — через Керченский пролив в Азовское море, по реке Миусу.

Но турки тоже не лыком шиты (кстати, лодки-шитики казаки обшивали лыком), и нередко, двигаясь навстречу врагам, заставали их днем на переходе. Тогда корабли открывали пушечную пальбу. «От пушечного выстрела, — писал Боплан, — челны их рассыпаются, как стая скворцов, и гибнут в морской пучине; удальцы теряют мужество и в быстром бегстве ищут спасения».

Но надо уточнить, что благоразумие вовсе не доказывает потери мужества. Воевать в открытом море на утлых да еще загруженных награбленным добром лодках против крупных военных кораблей — дело безрассудное и безнадежное. Оно свидетельствовало бы не об отваге, а о простейшей глупости и непонимании воинского дела. Зачем пиратам, возвращающимся с добычей, идти на верную смерть?

Кстати, тот же Боплан отметил, что если казакам приходилось принимать бой, они сражались с турецкими кораблями яростно и хладнокровно, несмотря на свои потери. Лучшие стрелки вели огонь из пищалей, а помощники заряжали ружья и передавали им.