Знаки безразличия

– Посмотрите протокол допроса сестры, - прервала его Нина.
– 'Я знаю, что Катя зашла в подъезд'. Слышите - знаю! Не думаю, не считаю, а знаю. Она уверена.

– Ты не работала со следователями на допросах?

– Нет.

– Ты не знаешь, как они записывают. Там и белое чёрным становится, и вообще бред выходит. И тут так же.

– Нет. Дальше идёт вопрос: 'Почему вы так думаете?' И девочка отвечает: 'Уверена. Не знаю почему'.

– Это ни о чём не говорит, - отмахнулся Крайнов.
– Нужен был план-перехват - сразу. Сейчас Катя может быть где угодно. Хоть в Москве, хоть во Владивостоке. Если она, конечно...
– Крайнов осёкся, вспомнив, что они стоят возле дверей квартиры Быстрицких, и он говорит, пожалуй, слишком громко.

– Тогда разрешите мне кое-что проверить, - спокойно сказала Нина, хотя на щеках её уже загорелись лихорадочные пятна волнения, - позвольте зайти в квартиру.

– Я был там, Нина, - устало ответил он ей тогда, - ничего интересного. Люди страдают, зачем им раны лишний раз бередить. Могу подвал тебе показать. Хочешь?

Это прозвучало, как издёвка. Так отвечают ребёнку, который докучает взрослому, читающему серьёзную книгу, предлагая взамен посмотреть красочный журнал.

– Подвал само собой, - без тени обиды ответила Нина.
– Мне нужна квартира. Любая, но обязательно с домофоном.

'Фокусница выискалась', - раздражённо подумал Крайнов, но всё же решил предоставить Нине возможность проверить её предположение. Если попытка провалится, это послужит ей уроком.

Любопытная старушка из квартиры напротив с видимым удовольствием впустила их к себе. Вначале она ушла на кухню, для виду погремела там кастрюлями, а потом вернулась и, не таясь, жадно уставилась на Нину. Крайнов пошёл по лестнице вниз, Нина осталась у зеркала в прихожей - оно было грязным, с многочисленными следами пальцев, сбоку под металлическую скобу была засунута советская открытка с медведем и зайцем. По верхнему краю открытки шли витые буквы 'С 8 марта!', и от этой надписи почему-то веяло тоской и несбывшимися мечтами.

Нина была уверена, что Катя мертва. Если она вошла в подъезд, её почти наверняка нет в живых - вот почему Крайнов так сопротивляется этой версии. Он и сам не понимает, почему ему так хочется верить, что девочку увезли на машине. Заунывный сигнал домофона вывел Нину из оцепенения.

Крайнов ткнул в кнопку домофона и закурил долгожданную сигарету. У дверей подъезда на лавочке торчали два мента: один высокий, носатый, с нечистой кожей, второй краснолицый, бритый наголо, с раскатистым голосом. Краснолицый рассказывал очень старый пошлый анекдот, носатый слушал внимательно, время от времени подхихикивая в ожидании развязки.

В динамике щёлкнуло и зашипело - наверху сняли трубку. 'Входите, Юрий Дмитриевич', - услышал он сквозь треск и помехи голос Нины, с сожалением выбросил недокуренную сигарету и шагнул в подъезд. Лязгнула металлическая решётка, о которую жильцы вытирали обувь при входе. Тёмно-синие стены делали лестницу похожей на тюремную камеру. Из подвала поднимался зловонный влажный дух. На ступенях валялись обрывки газет и рекламных проспектов. Один из почтовых ящиков недавно горел и был закопчён, дверца другого болталась на одной петле. Крайнов нехотя поднимался по лестнице. Ему по-прежнему казалось, что он не должен был принимать участие в дурацком эксперименте, а теперь выставил себя дураком, идя на поводу у помощницы.

Когда он вошёл в квартиру, Нина и старушка сидели рядом на одинаковых колченогих табуретах. Помощница показалась ему расстроенной, и он позлорадствовал в душе. Теперь он понимал, что это не было разочарованием, просто Нина уже тогда знала, что Кати нет в живых.

– Всё просто, - сказала она со вздохом.
– Хотите проверить?

Крайнов почувствовал себя дураком, но что-то в голосе Нины заставило его согласиться. Он высунулся из окна и крикнул носатому, чтобы тот позвонил в домофон. В ответ носатый пробормотал нечто невразумительное, но кнопку нажал.

Трубка запищала, и Крайнов поднял её, не отрывая от Нины недовольного взгляда. Он слышал, как закашлялся краснолицый, носатый недовольно сказал: 'Наше вам с кисточкой'.

– Попросите его войти, - шепотом подсказала Нина.

Крайнов передал просьбу носатому и вместе со скрипом двери, услышал другой звук - громкий лязг, который заглушал бормотание носатого, матерившегося себе под нос.

– Что это?
– одними губами спросил Крайнов.

– Там внизу лежит решётка для вытирания ног. Лежит неровно, поэтому, когда кто-то на неё наступает, она дребезжит.

Крайнов, ещё не до конца понимая, спросил, но уже без прежнего недовольства:

– И чего ты этим добилась?

– Надо проверить. Я хочу поговорить с сестрой.

– Ах, это ещё не всё...
– насмешливо начал Крайнов.

– Мне надо поговорить с Ольгой Быстрицкой, - твёрдо повторила Нина.

Старушка во все глаза смотрела на них, как будто они были цирковыми артистами.

Он помнил это до мельчайших подробностей. Оля, тринадцатилетняя напуганная девочка-подросток с тяжёлой квадратной челюстью и ярко-рыжими буйными кудрями, сидела на стуле, слегка раскачиваясь.

– Я ничего больше не знаю, - твердила она.
– Ничего.

Крайнов всё ходил вокруг да около, не зная, как задать вопрос, когда Нина вопреки всем правилам ведения допроса спросила:

– Так она вошла или нет?

Бросив на Нину упрямый взгляд исподлобья, девочка ответила тихо, но уверенно:

– Вошла.

Тут уже и Крайнов не выдержал:

– У вас внизу лежит решётка. Она дребезжит. Дребезжит же?

Девочка кивнула и мгновенно переменилась в лице, словно ей всё разом стало ясно.

– Она дребезжала под нами обеими, мы раньше соревновались, под кем громче звякнет, прыгали на неё с разбегу...

– А в тот день решётка дребезжала, не помнишь?

Сглотнув слёзы, Оля ответила шёпотом:

– Дребезжала. Я ещё подумала, что Катька растёт, всё громче и громче получается... Хотела, когда она поднимется, сказать, мол, ты здоровая стала, мать... Шутки у нас такие были... Когда... она... поднимется...

Нина спускалась в подвал уверенно, будто кто-то показывал ей дорогу. Носатый и бритый откровенно насмехались: 'Да мы сто раз там всё проверяли...' Нина шагала в темноте рядом, иногда задевая его плечом. В подвале не горел свет, и ей, кажется, было не по себе. Он нарочно не обращал на неё внимания, ему всё ещё не хотелось верить в то, что какая-то девчонка заметила то, что он пропустил.

На Нине было лёгкое летнее платье, поверх накинута куцая джинсовая курточка. Его внезапно обожгло ревнивой злобой: 'Вырядилась, как на вечеринку!' Она ёжилась и вздрагивала от каждого звука, хотя в подвале не было холодно. 'Ещё и темноты боится, хорошую же я себе помощницу нашёл!' Мысль о том, что пусть в мелочи, но его обошли, не давала Крайнову покоя. Он был тщеславен, и хорошо знал об этом.

– Что здесь?
– Нина вдруг указала на затянутую паутиной дверцу, мелькнувшую в колеблющемся свете фонарика.