Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

Кафку угнетала его худоба, и он носился, как он писал в письме Максу Броду, «с дурацкой идеей растолстеть». Однако растолстеть ему так и не удалось. Как не удалось и сохранить здоровье.

Когда Кафка заболел туберкулезом, он, не доверяя официальной медицине, сам попытался спасти себя. Запретил себе кофе, чай и алкоголь. Тщательно подбирал пищу. Надолго становился вегетарианцем. Занимался плаванием, пробежками, гимнастикой. Бегал по лестницам, чтобы тренировать свое сердце. Но ничего не помогало и ничего не укрепляло его здоровье. Бессонница и работа по ночам разрушали то, что он созидал днем.

В 28 лет, еще будучи здоровым, Кафка прогнозировал в дневнике: «Если я доживу до 40 лет… но до 40 лет я вряд ли доживу, об этом свидетельствует, например, ощущение, будто в левой половине черепа у меня набухает что-то…»

Он не дожил одного месяца до 41 года — предчувствие почти не обмануло его.

Развивающаяся чахотка раздавливала Кафку. 16 января 1922 года он писал в своем самочувствии: «…бессилие, не в силах спать, не в силах бодрствовать, не в силах переносить жизнь, вернее, последовательность жизни…»

12 июня 1923 года, за год до смерти: «Ужасы последнего времени, неисчислимые, почти беспрерывные. Прогулки, ночи, дни не способны ни на что, кроме боли…»

В последние недели жизни, в санатории в Кирлинге, Кафка по настоянию врачей не разговаривал. На вопросы собеседников он отвечал записками, некоторые из них сохранились. Однажды его спросили о Фелиции, и он написал следующий ответ: «Я собирался как-то поехать с ней на море, но из-за худобы и прочих мелких страхов устыдился».

В его голове проносились кинокадры прожитой жизни, и вновь оживали болезненные комплексы.

3 июня 1924 года Франца Кафки не стало…

Кафка дважды писал Максу Броду, прося сжечь рукописи «Процесса» и другие «каракули» после того, как он умрет. Он не хотел никакой посмертной славы, тем более что и не верил в нее. Однако Брод не выполнил просьбу своего друга, заявив, что в момент написания этих писем Кафка был одержим одним из своих приступов черной меланхолии, и в 1925 году подготовил и сдал рукопись в печать.

«Процесс» был написан в конце 1914 года после одного из разрывов с Фелицией Бауэр. Герой «Процесса», обвиняемый Йозеф К., тщетно пытается установить, что же за преступление он совершил. Однако никто ему ничего не говорит и ничего не объясняет. В сгущающейся атмосфере неопределенности и тревоги герой сам начинает верить в свою мифическую вину.

В 1933 году нацистская цензура запретила книги Кафки. В ночь накануне вступления гитлеровских войск в Прагу в 1939 году Макс Брод бежал в Палестину, захватив с собой рукописи Кафки. Позднее они были помещены на хранение в цюрихский банк. Прямые наследницы — сестры Кафки — погибли в концлагерях. Их дети — племянницы Кафки — передали большую часть рукописей в Бодлианскую библиотеку в Оксфорде. Рукопись «Процесса» Макс Брод оставил себе, но в конечном счете она попала в совсем чужие для Кафки руки и в 1989 году была продана на аукционе «Сотби» за 2 миллиона долларов. Сумма фантастическая по сравнению с теми весьма скромными гонорарами, которые получал Кафка при жизни.

«Чужие руки» — это Эстер Хоффе, секретарша и любовница Макса Брода. Она потихоньку распродавала архив Кафки и на вырученные деньги ежегодно красиво отдыхала в Швейцарии. «Процесс» она берегла особо и даже не разрешала литературоведам взглянуть на рукопись. Но когда за 600 тысяч долларов в 1987 году были проданы 500 писем Кафки к Фелиции Боуэр, Эстер Хоффе поняла: настал черед заработать и на «Процессе». И заработала…

Бедные гении! Как странно устроена жизнь… Многие титаны искусства (Моцарт, Пушкин и другие) при жизни испытывали нужду в деньгах. А после их смерти люди, стоящие при их творческом наследстве (критики, литературоведы, исследователи, юристы и прочие), получали обильную ренту с посмертной славы титанов и гениев. Кафка — неоспоримая величина в мировой литературе. Ахматова даже как-то сказала, что весь XX век стоит на трех китах: на произведениях Марселя Пруста, Франца Кафки и Джеймса Джойса. Но Кафка из материальных благ не имел ничего, а какая-то Эстер Хоффе отхватила куш. Несправедливо. Именно об этой несправедливости говорится во всех книгах великого Кафки.

Франц Кафка, так же как и Джойс и Вирджиния Вульф, ненавидел и презирал мир, в котором жил и который описывал. Мир — это бессмысленная китайская стена, которая разделила людей и заставляет народы ненавидеть друг друга.

«Зачем же… покидаем мы родные места, речку и мосты, мать и отца, рыдающую жену, детей, которых нужно воспитывать, и уходим в школу, в далекий город, а мысли наши устремлены еще дальше — к стене на севере? Зачем? Спроси начальников. Они знают нас. Им, несущим бремя столь великих забот, известно о нас, они знают наше скромное ремесло, видят, как мы сидим все вместе в низкой хижине, и молитва, которую вечером глава семьи читает в кругу близких, руководителям приятна или неприятна. И если я смею позволить себе подобную мысль относительно руководства, то должен сказать, что, по моему мнению, руководство существует с незапамятных времен и не действует подобно знатным мандаринам, которые, вдохновившись прекрасным утренним сновидением, тут же созывают совещание, быстро принимают решения и уже вечером поднимают народ барабанным боем с постелей, чтобы выполнить эти решения, пусть речь идет лишь об иллюминации в честь какого-нибудь бога, если он вчера был милостив к этим господам, а утром, когда погаснут фонарики, они высекут этот народ в темном переулке. Вернее — руководители существовали искони и решение построить стену — тоже…» («Как строилась китайская стена»).

А разве все руководители России начиная с 1917 года не являлись мандаринами, которые заставляли строить стену, а потом высекали свой же собственный народ? Подчас строительство и наказание шло параллельно. «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». И сделали блистательно. И отсюда — «наш народ думает об императоре с надеждой и безнадежностью». И вот уже в России появляются новые бунтари, экстремалы и фашисты, и возникает тема «Большого скандала» (так называется стихотворение некоего Ивана Овсянникова):

Шашку динамитную положа в ладонь, Выезжает Савинков — это бледный конь. На интеллигенцию напуская страх, Сзади мчится Кафка в черных кандалах. И на бронепоезде, в шапке из кудрей, Лев Давыдыч Троцкий едет всех скорей. Издалека видится дивный вертоград, Так давите публику, словно виноград! Пусть течет из публики приторный сироп, Катится по желобу и стекает в гроб…

От одного абсурда тоталитарного к другому абсурду — террористическому. Дегуманизация человека. Сплошная иррациональность. Торжество мирового зла.

Современные критики часто сравнивают Кафку с Гоголем, находя много общего в их биографиях и в книгах. Обоих не жаловали в детстве, осыпали насмешками в ученичестве. Неприкаянно чувствовали себя Гоголь и Кафка во взрослой жизни. Оба боялись женщин. Целомудренный «девственник» Гоголь. И Кафка с платоническими возлюбленными — Фелицией и Миленой. И в книгах обоих писателей отражен человеческий ужас, крик «маленького человека», задавленного глыбой реальности.

В заключение позволю себе дерзкий перефраз из Владимира Маяковского:

Милый, не надо, Милый, слушайте, — Чего вы думаете, что вы только травка? Что только вас мнут и тиранят? Деточка, Каждый из нас немножечко Кафка. Каждого жизнь мучительно ранит.

Воинствующий гуманист

Что можно создать пером, даже если оно золотое? Оказывается, много, если к таланту приложено трудолюбие. Талантливым трудоголиком был Лион Фейхтвангер. Он оставил богатое литературное наследство: 17 романов, книгу воспоминаний, новеллы, драматические произведения, сборник стихотворений, много литературоведческих статей, литературных и театральных рецензий. Ряд творческих замыслов ему так и не удалось завершить. Он работал над эссе «Дом Дездемоны», вынашивал планы исторических романов «Клеопатра в Риме», о крестьянской войне в Германии, о Симоне Боливаре и намеревался продолжить роман «Гойя».