Знаменитые самозванцы

С этой точкой зрения полностью согласились лорд-главный барон и судья-ординарий, причем первый добавил: заявления Ханны Лайтфут, если когда-либо существовало такое лицо, не могут быть приняты в качестве доказательства на основании этих документов… единственные вопросы для присяжных – это вопросы по делу, а это не вопрос по делу, а побочный вопрос… Я считаю, что эти документы, к которым лорд-главный судья отнесся со всем уважением, которое им по праву принадлежит, не являются подлинными».

Прежде чем генеральный прокурор закончил изложение своего дела, его прервал старшина присяжных, который сказал, что присяжные единогласно пришли к мнению, что нет необходимости заслушивать какие-либо дополнительные доказательства, поскольку они убеждены, что подписи на документах не являются подлинными. На это лорд-главный судья сказал:

«Вы разделяете мнение, которого мы с моими учеными братьями придерживаемся уже долгое время: каждый из документов поддельный».

Поскольку адвокат истцов «счел своим долгом сделать некоторые замечания присяжным, прежде чем они вынесут свой вердикт», и сделал их, лорд-главный судья подвел итог. В заключение своего резюме он сказал, говоря о различных противоречивых историях, выдвинутых г-жой Серрес:

«В каждом из заявлений, которые она предъявляла в разное время, она ссылалась на имеющиеся у нее документы, которыми они подкреплялись. В чем заключался непреодолимый вывод? Почему, что документы время от времени подготавливались, чтобы соответствовать форме, которую время от времени принимали ее заявления». Присяжные, не колеблясь, пришли к выводу, что они не были удовлетворены «тем, что Олив Серрес, мать миссис Райвс, была законной дочерью Генри Фредерика, герцога Камберлендского, и Олив его жены; и они не были удовлетворены тем, что Генри Фредерик, герцог Камберлендский, был законно женат на Олив Уилмот 4 марта 1767 года…» Случай миссис Серрес является примером того, как человек, в остальном сравнительно безобидный, но пораженный тщеславием и эгоизмом, может быть уведен на дурные пути, от которых, осознай она всю их несправедливость, она могла бы отстраниться. Единственное, что выходит за рамки рассматриваемого нами случая, это то, что она рассталась со своим мужем; что на самом деле было скорее несчастьем, чем преступлением. Она была замужем тринадцать лет и родила двоих детей, но, насколько нам известно, против нее никогда не выдвигались обвинения в неподобающем поведении. Одна из ее дочерей оставалась ее постоянной спутницей до двадцати двух лет и на протяжении всей ее долгой жизни относилась к ней и ее памяти с сыновней преданностью и уважением. Предусмотрительность, труд и изобретательность, которые она вложила в мошенничество, если бы они были использованы правильно и честно, могли бы занять для нее достойное место в истории ее времени. Но так она растратила на преступную работу свои хорошие возможности и большие таланты и закончила свою жизнь в рамках правил королевской скамьи.

2. ПРАКТИКИ МАГИИ

A. Парацельс

Я ЧУВСТВУЮ, что должен начать этот отчет с извинений перед мейнстримом великого и бесстрашного ученого, столь же искреннего, сколь и честного, столь же открытого, сколь и великодушного. Я делаю это, потому что хочу сделать то, что может сделать незначительный человек по прошествии столетий, чтобы помочь молодому поколению понять, что может сделать и сделал такой человек, о котором я пишу, при обстоятельствах, невозможных во времена большего просвещения. Урок, который эта история может поведать мыслящей молодежи, не может быть напрасным. Величайшее достояние, которым обладает ценность в этом мире, – это ирония времени. Современное мнение, хотя часто и правильное, обычно находится на скудной стороне оценки – практически всегда так по отношению к чему-либо новому. Такого рода вещи в любом случае должны встречаться в делах шестнадцатого века, который, будучи на дальней стороне века открытий и реформ, закалили почти до стадии окостенения верования и методы уходящего порядка вещей. Предрассудки – особенно когда они основаны на науке и религии – умирают с трудом: сам дух, из которого исходит стадия прогресса или реформы, делает своих унаследованных последователей цепкими за свои традиции, какими бы короткими они ни были. Вот почему любой, кто в этот более поздний и более открытый век может исследовать интеллектуальные открытия прошлого, обязан особым долгом справедливости памяти тех, кому этот свежий свет обязан. Имя и история личности, известной как Парацельс – ученого, ученого, непредвзятого мыслителя и учителя, серьезного исследователя и искателя элементарных истин – являются тому примером. Любой, кто удовлетворится принятием суждения четырех столетий, вынесенного великому швейцарскому мыслителю, который прославил в истории свое место рождения, свой кантон и свою нацию, неизбежно придет к выводу, что он был просто шарлатаном, немного более умным, чем другие ему подобные; приверженец всевозможных эксцентричных верований (включая эффективность духов и демонов в патологических случаях), пьяница, мот, злой житель, некромант, астролог, маг, атеист, алхимик – по сути, «ист» всех клеветнических толков в терминологии шестнадцатого века и всех спорных церковников и ученых, которые с тех пор не соглашались с его теориями и выводами.

Начнем с фактов его жизни. Его звали Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм, и он был сыном врача, жившего в Айнзидельне в кантоне Швиц, по имени Вильгельм Бомбаст фон Гогенхайм, побочного сына Великого магистра Тевтонского ордена. Он родился в 1490 году.

Не было ничего необычного в том, что человек того времени, стремившийся сделать себе имя, брал себе псевдоним или прозвище; и с такой семейной историей, как у него, неудивительно, что на пороге своей жизни молодой Теофраст так и сделал. В свете его позднейших достижений мы можем себе представить, что у него была некая определенная цель или, по крайней мере, некий руководящий принцип суггестивности, когда он выбрал такое сложное греческое слово, как Парацельс (которое происходит от «para», что означает прежде, в смысле выше, и Цельс, имя эпикурейского философа второго века). Цельс, по-видимому, имел взгляды на великое просвещение в соответствии с мыслью своего времени. К сожалению, сохранились только фрагменты его работы, но поскольку он был последователем Эпикура после перерыва в четыре-пять столетий, можно получить некоторое представление о его основных положениях. Как и Эпикур, он отстаивал природу. Он не верил в фатализм, но верил в высшую силу. Он был платоником и считал, что нет истины, которая противоречила бы природе. Легко увидеть из его жизни и работы, что Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм разделял его взгляды. Его интеллектуальная позиция была позицией настоящего ученого – ничего не отрицающего prima facie, но исследующего все.

«В честном сомнении, поверьте мне, больше веры, чем в половине символов веры».

Его отец переехал в 1502 году в Филлах в Каринтии, где он занимался медициной до своей смерти в 1534 году. Теофраст был не по годам развитым мальчиком; после юношеского обучения у своего отца он поступил в Базельский университет, когда ему было около шестнадцати лет, после чего он занимался химическими исследованиями под руководством ученого Тритемия, епископа Спонхейма, который писал о Великом эликсире – обычном предмете ученых того времени, – и в Вюрцбурге. Оттуда он отправился в большие рудники в Тироле, тогда принадлежавшие семье Фуггеров. Здесь он изучал геологию и родственные ей отрасли знаний – особенно те, которые имеют дело с эффектами и, насколько это возможно, с причинами – металлургию, минеральные воды, а также болезни и несчастные случаи на шахтах и шахтерах. Теория познания, которую он вывел из этих исследований, заключалась в том, что мы должны изучать природу у природы.

В 1527 году он вернулся в Базель, где был назначен городским врачом. Характерной чертой его независимости, его ума, метода и замысла было то, что он читал лекции на местном языке, немецком, отказавшись от латинского языка, обычного до того времени для такого обучения. Он не уклонялся от смелой критики медицинских идей и методов, которые тогда были в ходу. Эффект этой независимости и обучения состоял в том, что в течение нескольких лет его репутация и его практика чудесным образом возросли. Но прошедшее время позволило его врагам не только увидеть опасность, которая им грозила, но и предпринять все возможные действия, чтобы ее избежать. Реакционные силы обычно – если не всегда – защищают себя, не обращая внимания на правильность или неправильность вопроса, и Парацельс начал обнаруживать, что личные интересы и невежество многих были слишком сильны для него, и что их беспринципные нападки начали серьезно вредить его работе. Его называли фокусником, некромантом и многими другими ругательными терминами. Тогда то, что мы можем назвать его «профессиональными» врагами, почувствовали себя достаточно сильными, чтобы присоединиться к атаке. Поскольку он внимательно следил за чистотой используемых лекарств, аптекари, которые в те дни работали в меньшей области, чем сейчас, и которые считали свою торговлю более продуктивной через хитрость, чем через совершенство, стали почти явными противниками. В конце концов ему пришлось покинуть Базель. Он отправился в Эсслинген, откуда, однако, ему пришлось вскоре уйти из-за крайней нужды.

Затем начался период скитаний, который фактически продолжался последние двенадцать лет его жизни. Это время было в основном временем обучения многими способами многим вещам. Пройденное им пространство, должно быть, было огромным, поскольку он посетил Кольмар, Нюрнберг, Аппенгалль, Цюрих, Аугсбург, Миддельхайм и путешествовал по Пруссии, Австрии, Венгрии, Египту, Турции, России, Татарии, Италии, Нижним странам и Дании. В Германии и Венгрии ему пришлось нелегко, поскольку он был вынужден добывать даже самые необходимые для жизни вещи случайными – любыми – способами, даже пользуясь доверчивостью других – составляя гороскопы, предсказывая судьбу, прописывая лекарства для животных на ферме, таких как коровы и свиньи, и возвращая украденное имущество; такая жизнь действительно была уделом средневекового «бродяги». С другой стороны, как контрас он проделал достойную работу в качестве военного хирурга в Италии, Нижних странах и Дании. Когда он устал от своей бродячей жизни, он поселился в Зальсбурге в 1541 году под опекой и защитой архиепископа Эрнста. Но он не долго пережил перспективу покоя; он умер позже в том же году. Причина его смерти неизвестна с какой-либо определенностью, но мы можем предположить, что у него были крикливые враги, а также сильная поддержка из приведенных противоречивых причин. Некоторые говорили, что он умер от последствий затянувшегося дебош, другие, что он был убит врачами и аптекарями, или их агентами, которые сбросили его со скалы. В доказательство этой истории было сказано, что хирурги обнаружили изъян или трещину в его черепе, которая, должно быть, была получена при жизни.

Он был похоронен на кладбище церкви Святого Себастьяна, но два столетия спустя, в 1752 году, его останки были перенесены на паперть церкви, и над ними воздвигнут памятник.

Его первая книга была напечатана в Аугсбурге в 1526 году. Его настоящим памятником было собрание его полных сочинений, насколько это было возможно, большая работа Иоганна Хузера, написанная в 1589–1591 годах. Эта великая работа была опубликована на немецком языке, с печатной копии, дополненной теми рукописями, которые удалось обнаружить. С тех пор и по сей день идет непрерывный дождь заявлений против него и его убеждений. Большинство из них слишком глупы для слов; но немного сбивает с толку, когда находишь одного писателя, который повторяет еще в 1856 году всю зловредную болтовню трех столетий, говоря, среди прочего, что он верит в трансмутацию металлов и возможность эликсира жизни, что он хвастается тем, что имеет в своем распоряжении духов, одного из которых он держал заключенным в рукояти своего меча, а другого – в драгоценном камне; что он может заставить любого человека жить вечно; что он гордится тем, что его называют магом; и хвастался тем, что регулярно переписывается с Галеном в аду. Мы читаем в сенсационных журналах и газетах сегодняшнего дня о некоторых живых людях, имеющих – или говорящих, что они имеют – общение в форме «интервью» с мертвыми; но это слишком занятой век для ненужных противоречий, и поэтому такие утверждения допускаются. Такое же безразличие время от времени могло проявляться в случае таких людей, как Парацельс.

Некоторые вещи, сказанные о нем, можно считать частично относящимися ко времени, поскольку это был век мистицизма, оккультизма, астрологии и всевозможных странных и необычных верований. Например, утверждается, что он считал, что жизнь – это эманация звезд; что солнце управляет сердцем, луна – мозгом, Юпитер – печенью, Сатурн – желчью, Меркурий – легкими, Марс – желчью, Венера – чреслами; что в каждом желудке есть демон, что живот – это великая лаборатория, где распределяются и смешиваются все ингредиенты; и что золото может вылечить окостенение сердца.

Стоит ли удивляться, что в наш век, после столетий прогресса, такие абсурдные вещи стали обычным явлением, и на современных ему и на более поздних портретах Парацельс изображен с драгоценным камнем в руке, транскрибированным как Азот – имя, данное его знакомому даймону.

Те, кто до тошноты повторяют нелепые истории о его алхимии, обычно забывают упомянуть его подлинные открытия и рассказать о широком охвате его учения. Что он использовал ртуть и опиум в лечебных целях в то время, когда они были осуждены; что он сделал все возможное, чтобы прекратить практику назначения отвратительных электуариев средневековой фармакопеи; что он был одним из первых, кто использовал лауданум; что он постоянно утверждал – во вред себе – что медицинская наука не должна быть тайной; что он решительно порицал моду своего времени объяснять природные явления вмешательством духов или оккультных сил; что он осуждал астрологию; что он настаивал на надлежащем исследовании свойств лекарств и что их следует использовать проще и в меньших дозах. На эти блага и реформы его враги отвечали, что он заключил договор с дьяволом. В награду за свои труды, свой гений, свою бесстрашную борьбу за человеческое благо он имел – за исключением нескольких периодов процветания – только нищету, нужду, злобную дурную славу и непрекращающиеся нападки профессоров религии и науки. Он был оригинальным исследователем открытого ума, больших способностей и прилежания, и абсолютно бесстрашным. Он опередил свое время на столетия. Мы все можем быть благодарны тому французскому писателю, который сказал: