Знамения. Разбуди меня, когда проснёшься
Шрифт:
– Знаете, у меня тут есть немного картошки фри и, – Тони шуршал пакетом, – хот-дог. Ещё тёплый! – он снова прильнул к двери: – Хотите?
– Что угодно, только не китайскую еду и пиво.
– Тогда пополам?
Тони с опаской приоткрыл дверь, просунув пакет с половинкой хот-дога. Я подобралась к еде не сразу, будто боялась, что она окажется отравленной или вместо неё в пакете окажется какая-нибудь дрянь. Но запах с каждым шагом чувствовался всё сильнее. Пахло жареной сосиской, сладкой горчицей, кетчупом, маринованным луком, сыром, свежими овощами и ещё тёплым хлебом. Аромат картошки на фоне всего остального мерк.
Первый укус, второй. Жевать приходится медленно и прислушиваться, не передумал ли вдруг желудок есть? Третий, четвёртый
– Кажется, я ничего вкуснее не ела.
– Это ещё что! – отозвался Тони. – Вот есть у меня друг, Габриэль, он готовит так, что объедаюсь каждый раз и не могу остановиться, пока всё не подчищу!
Чуть позже я заварила чай и, конечно, предложила чашку полицейскому. Мы приоткрыли дверь и, сидя по разные стороны блестящего железного порожка, продолжали говорить. Я увидела Тони в первый раз и, честно говоря, думала, он выглядит старше. Сколько ему на самом деле? Около тридцати? Нет, Тони казался тем старшеклассником, по которому плачет модельное агентство: улыбка, красивое лицо, тёмные глаза, длинные ресницы, волосы крупными завитками и помимо всего этого в нём было что-то притягательное. Можно иметь смазливую, идеальную внешность, но без харизмы, заразительного внутреннего огня она быстро превратится в ничто.
Вспомнился Джек. С его детскими выходками, которые иногда так меня раздражали, с его манерой напиться перед важной встречей, а потом мёрзнуть в ледяной ванне, чтобы быстрее прийти в себя, с его эмоциональностью, которой порой не хватает мне. Я скучала, так сильно скучала. Пусть сон, пусть призрак, пусть хоть кто, но я чувствую себя живой рядом с ним. В безопасности, в порядке, спокойно.
К часу ночи мы с Тони наговорились вдоволь. Нас обоих тянуло в сон. Я старалась не спугнуть это состояние и легла в кровать не раздумывая. Тони, в отличие от меня, перебивал дремоту крепким кофе по ту сторону двери. В полусне перед глазами мелькали разные картинки: от утрированно злого Броуди, который кидался на меня с кулаками и готов был убить, до пугающей тени, ползающей по тёмной стене. Последнего персонажа я приняла за некий образ моего преследователя. От всего этого я ворочалась, пряталась под подушку – будто поможет – но понимала, что картинки – лишь плод воображения и нервного срыва.
Веки щипали, болели, затем я просто перестала их чувствовать. Наверное, как раз тогда и уснула. Я оказалась в месте, похожим на метро, но никого, кроме меня, на платформе не было. Серые стены, серый потолок и две яркие жёлтые полосы «не переступать» по краям. Откуда-то сверху доносились звуки: рычание, скрежет, крик, хруст стекла. Будто аудио-эффекты из всевозможных фильмов ужасов.
Поезд сообщил о скором прибытии грохотом колёс и поднявшейся волной ветра из тёмного туннеля. Прямо передо мной остановился вагон. Внутри пусто, поэтому я заняла первое попавшееся место напротив выхода.
Интересно, что это? Таким путём я ещё не добиралась до Джека. Может, это просто сон? Без воды, без каких-то масштабных событий – просто сон. Как говорил доктор, моя психика пытается сбежать. Может, вот так? Буквально нарисовав собственный поезд, чтобы уехать подальше от страшного и неприятного. В пути у меня появилось время подумать. Я почему-то отчаянно вспоминала наш разговор с Броуди сегодня, но на его место ставила Джека. Что бы он сказал? Иди и возьми себя в руки? Хватит причитать? Сама виновата? Но Джек за столько лет ни разу себе такого не позволил! А если… Мерзко. Тошно. Скажи такое он, а не Броуди, обиделась бы я? Нет. Скорее эти слова его голосом нанесли бы мне последний удар.
Поезд остановился, я оказалась в знакомой квартире с белыми стенами. Свободно, легко дышится, просторно. Фигура Джека промелькнула у полки с фотографиями. Он протирал пыль и пританцовывал, придерживая громоздкие серебристые наушники одной рукой. Мне не терпелось скорее обнять его, но в то же время совершенно не хотелось услышать всё то же, что успел наговорить Броуди. Я колебалась,
покачиваясь из стороны в сторону, и доводила себя слезами.Джек вдруг снял наушники, прислушивался и наконец обернулся. Он удивлённо смотрел на меня.
– Роуз? – произнёс он, будто не верил глазами, и стремительно приближался. – Где же ты была? Где ты была так долго, Роуз? Что случилось? Боже мой, как я скучал!
Немо открываю рот, не зная, как всё объяснить и вообще с чего начать, но, кажется, Джек и не ждал ответов – он обнял меня, прижимая сильнее. Вот что на самом деле имеет значение: чувствовать себя в полной безопасности, как дома в объятиях близкого человека.
– Прости, – сквозь подступающие слёзы шептала я. – Я хотела от тебя избавиться. Ты же мне просто снишься.
– Всякое случается.
Я проспала почти сутки, не хотела уходить от Джека. Мы говорили, смеялись, плакали, обсуждали всё на свете от последних новостей из своих собственных жизней до чего-то глобального. Какое-то время молчали: лежали, не шевелясь, и глядели в белый-белый потолок. Ни одна таблетка не даёт столько спокойствия, сколько получаешь в присутствии любимых людей.
Нас окутывала дрёма. Бороться с ней сил не осталось, но сдаваться просто так не хотелось. Глаза закрывались, веки тяжелели с каждой секундой больше и больше. В последние мгновения перед тем, как окончательно заснуть, Джек сжал мою ладонь в своей:
– Не бросай меня больше, Роуз, – спутанно произнёс он. – Слышишь? Не оставляй меня одного.
Я очнулась в номере отеля, где заснула накануне. Ладонь всё ещё помнила сильные пальцы Джека, но ощущения стремительно теряли яркость, превращаясь в едва уловимый шлейф приятного сна.
Обычный день
Спустя две недели мне разрешили вернуться домой. Полицейское расследование не дало результатов. В квартире всё осталось так, как я запомнила: разгром, запах чего-то приторно-сладкого, куча моей одежды на диване и разряженный ноутбук на кофейном столике у дивана. Холод пробирает до костей – окно с той ночи никто так и не закрыл. Цветы на подоконнике в спальне превратились в сухие облетевшие веточки с потрескавшейся землёй у корней. Постельное бельё покрылось слоем пыли и непонятной грязи: не то безумный фанат ходил по ней в обуви, не то непогода была настолько сильной, что закинула пару луж прямо на моё одеяло.
На часах одиннадцать утра. Если повезёт, к обеду успею собрать всё, что нужно отнести в прачечную. Не знаю, как ещё можно перестирать и высушить столько вещей? К трём часам обещала прийти Энди и помочь с уборкой. Броуди предложил встретиться где-нибудь вечером и отметить моё возвращение. Он всячески намекал, что не прочь остаться сегодня у меня, якобы, чтобы я не так боялась. Мне этого не хотелось, я делала вид, будто не понимаю намёков, и вообще пригласила на ночёвку Энди.
В ванной нашлась пара резиновых перчаток. Как представлю, что мои вещи в моём доме трогал кто-то посторонний, снова начинаю дрожать и сходить с ума. Что он с ними делал? Просто трогал? Перебирал? Надевал? Топтал их, а потом сваливал в кучу? Было ли это один раз или он давно забирается в мою квартиру?
В тишине меня пробирала дрожь и жуткое ощущение слежки то из окон, то из замочных скважин, из-за шкафов и с потолка. В общем, отовсюду. Я включила радио, да погромче, чтобы уж все соседи были уверены, что я вернулась, но и при этом периодически вздрагивала из-за шума по ту сторону двери. Ничего особенного, просто те же соседи. Эти шорохи я слышала постоянно и настолько к ним привыкла, что перестала обращать внимание, но после случившегося всё привычное стало казаться опасным. Вдруг тот человек, фанат, постоянно подслушивал и ошивался у меня под дверью, следил за мной через окна, а я просто не обращала внимания? Узнала бы я сейчас, что он рядом? Узнала ли бы его среди прохожих? Виделись ли мы с ним в повседневной жизни? Часто ли? Где? Как он узнал, где я живу и куда хожу?