Зодиакальный свет

– Это обязательно? – я видел расширенные, наполненные страданием глаза Падме и решил, что отключаться сейчас не ко времени.

– Необязательно.

– Тогда нет. И, доктор, можно приподнять изголовье? Голова запрокинута, глотать трудно.

Дройд молча выполнил просьбу, приподняв ту часть ложа, где находилась голова, а плечи оставив неподвижными. Внутренность медицинской капсулы была ещё удобнее, чем передвижная кровать-носилки. Только мне почему-то стало казаться, она плавно покачивается подо мной, хотя умом я понимал: это невозможно, капсула прочно закреплена на своём основании. Двигался только дройд, бесшумно скользя на репульсорах.

– Каково состояние? – спросила Падме.

– Вторая степень тяжести, – доложил дройд, в то время как три его манипулятора проделывали какие-то манипуляции с моей ногой.

– Ох, хорошо.

– Что значит… вторая степень? – старательно выговорил я, язык едва слушался, и глаза закрывались.

– Это… – Падме на мгновение задумалась, а потом сердито сказала: – Герхард, прекрати блокировать мне доступ к твоим медицинским базам!

– Вы будете нервничать, хозяйка, – невозмутимо ответил дройд.

– Я не нервничаю, я обеспокоена! А деталей не помню. Сколько всего степеней тяжести?

– Пять. Пятая это кома, – пояснил дройд.

– Ну, видишь… Нормально, значит… – сказал я. – Падме… Дай мне лучше пить… Внутренние органы… целы… значит, можно…

– Да-да, конечно, – засуетилась она, – вот, пей.

– Всё-всё… Спасибо, сестрёнка… Ты, правда… перестань психовать…

– Да кто вам сказал, что я психую?

– Глаза… мокрые… – я улыбнулся или, по крайней мере, хотел это сделать, потому что голограмма машинально поднесла руку к лицу и покосилась на пальцы, сухие ли.

– Выдумываешь всё, – сказала она. – Ты бы поспал, пока Герхард закончит.

– Вот ещё… Я на тебя посмотрю лучше… – говорить было всё труднее, но я старался.

– Тоже мне, картина.

Пожимать плечами в ответ сил не было. И, всё же, мне как-то удалось не заснуть до того момента, когда дройд Герхард закончил возиться с моими сосудами и наложил на ногу бакта-повязку.

– Успокоилась? – спросил я Падме.

– Да. Теперь – вполне.

– Вот и ладно. Тогда узнай, пожалуйста… где сейчас Осока и как себя чувствует… – в два приёма попросил я, длинные фразы по-прежнему давались с трудом. – Её тоже зацепило…

Хорошо, что я поинтересовался только теперь! Иначе Падме волновалась бы вдвое больше. У Осоки, хоть она и бодрилась, повреждения оказались посерьёзнее моих. Картечины раздробили два ребра, осколок одного воткнулся в лёгкое, к счастью, неглубоко. В лазарете «Кориолана» ей уже успели сделать операцию под общим наркозом и уложили восстанавливаться в капсулу – по словам Падме, в основном, для того, чтобы она со своим природным упрямством не попыталась тут же встать и ходить.

– Дэя велела сутки держать её на искусственном сне, – сообщила голограмма, – чтобы обломки рёбер под бактой «схватились», а потом, сказала, пусть встаёт, ладно уж.

– Не рано? – усомнился я.

– Нормально, она ведь с Силой дружит. Раньше была такая поговорка, «зарастёт, как на джедае». Вот у тебя заживать будет подольше. Дня два, а может, и три.

– Два? Три?? – изумился я. – Вот это, я понимаю, медицина! У нас такое ранение – две-три недели, потом ещё реабилитация. И шрам на всю жизнь.

– Шрама не останется точно. У нас они бывают только от ожогов и обморожений, если сразу не залечить. Вот Анакин в своё время не лечил ожог от меча, некогда было, так с отметиной и ходил потом.

Я решил увести разговор с опасной темы, спросив:

– А что у вас делают, когда, например, нельзя спасти конечность? Или, я не знаю, глаз, например?

– Вместо разрушенного органа ставят биоэлектронные протезы из металлокерамики. У Анакина правая рука была механическая, свою он в бою с графом Дуку потерял.

Тьфу ты, опять я ей нечаянно напомнил о муже! Впрочем, Падме, кажется, уже не испытывала таких страданий от упоминаний об этом человеке, лёгкая грусть в глазах, не более. Тут, на моё счастье, прибежала запыхавшаяся Рийо.

– Алекс, как ты себя чувствуешь? – с порога чуть ли не закричала она. – Что врач говорит? Я не знала, я на «Кориолане» была…

– Не оправдывайся, – поморщился я. – Я нормально, как там Осока?

– Прооперировали, пока спит.

От Рийо мы узнали, что в бою пострадали и ещё пятеро наших, четверо с бластерными ожогами, пятого придавило гермоворотами, жизнь ему спас бронекостюм. А вот солдату с планеты Богден, как и Фейру Эсу Ану, броня не помогла: в отчаянной попытке вырваться из окружения наёмник-умбаранец ударил его виброклинком под основание шлема, прежде чем был застрелен другими пограничниками.

– Надо подготовить тела к отправке, – тяжело вздохнула панторанка, поднимаясь с табурета.

– Держись, – почти одновременно произнесли мы с Падме.

– А что ещё остаётся? Я же здесь генеральный.

Она расправила плечи и вышла быстрой уверенной походкой опытного руководителя, которому всё нипочём.

– Теперь тебе нужно поспать, – сказала Падме.

– По идее, надо, но желания ноль, – признался я. – Хорошие у вас анестетики, нога не болит абсолютно, и в сон не тянет.

– Это поправимо, – подал голос Герхард.

– Но-но, без рук! – одёрнул я чересчур инициативного эскулапа. – Надо, так надо.

– Всегда знала, что ты человек разумный, – Падме взглянула вверх, и свет в медотсеке плавно померк. – А я здесь посижу. И не болтаем! – строго добавила она, заметив, что я собираюсь что-то сказать. – Иначе не заснёшь.

– Ладно, ладно, как скажешь, – капитулировал я.

Любой, кто хоть раз в жизни полежал на операционном столе, знает: сон после наркоза – это, считай, и не сон вовсе, а какое-то тяжёлое забытьё, наполненное мутными цветными пятнами вместо сновидений. Первый раз я очнулся от слабой пока ещё жгучей боли под повязкой. Дройд Герхард тут же зажёг синие огни фоторецепторов, передвинулся вдоль постели, щёлкнул инъектором, и боль растворилась, словно её не было. Я, казалось, только на секунду прикрыл глаза… и проснулся второй раз с совершенно ясной и лёгкой головой. Полежал немного, слушая тишину. В медотсеке было почти совсем темно, потолок едва-едва теплился рассеянным до предела светом. Слабо светился и изящный силуэт у стены. Наклонённая голова, замысловатое плетение лежащих на плече волос, руки, сцеплённые на колене.

– Ты так здесь и сидела? – тихо сказал я.

– А что, мне ведь больше нечем заняться пока, – улыбнулась Падме. – Как самочувствие, братишка? Болит нога?

– Нет, вроде бы.

– Я попросила Герхарда добавить тебе анестезию, чтобы не будить.

– Который час? – спросил я.

– Начало третьего.

– Это я, что, проспал ночь и половину дня?

– Сон полезен, особенно во время болезни.

– У нас всё в порядке? Ничего не происходит?

– Практически ничего. Вот только Рийо…