Зола
Шрифт:
– Нравится?
– спросил он.
– Хорошая квартира, - ответила девушка.
– Еще такая чистенькая...
– Хочешь, у нас с тобой такая будет?
– У нас с тобой?..
– девушка отпустила ручку двери ванной и сделала шаг назад.
– Стасик, ты о чем?
– Пошутил, - он выдавил из себя улыбку.
– Или почти пошутил.
– Ты больше так не шути, - попросила она.
– Не буду, если ты не хочешь. А если я говорил не совсем в шутку?
– Послушай!..
– она оправилась от смятения, её щеки зарумянились гневом, она сделала шаг вперед.
– Ты для чего меня сюда привел?
– Все, больше не буду! Пошли к окну.
– К
– Вон в той комнате, - он отвернулся и подхватил свою сумку, подхватил поспешно и неловко, будто хотел отвлечь себя и не сказать лишнего. Если бы он оглянулся в этот момент, то заметил бы, что девушка смотрит на него с улыбкой, готовой погаснуть в тот момент, когда их глаза вновь встретятся.
Они прошли в комнату, из окна которой дымящая труба виднелась в полный рост. Труба эта была воткнута среди невысоких кирпичных построек и полей. Рядом с кирпичными постройками виднелись металлические сквозные ворота, автобусы на площадке перед воротами. А за воротами начиналось кладбище, сейчас запорошенное снегом, кресты и памятники смотрелись издали черточками и точками, вышитыми на белом, кое-где тронутом грязными разводами, полотне. Эти грязные разводы были заметней там, где тянулись основные аллеи и дорожки кладбища: снег успели примять ногами и колесами похоронных автобусов, несмотря на довольно раннее время - с зимнего рассвета прошло не больше часа.
– Не понимаю...
– Вика вглядывалась в даль, сощурив глаза.
– Не понимаю, почему нам было не устроиться где-нибудь поближе.
– Где?
– спросил Стасик с той мальчишеской запальчивостью, которая бывает похожа на язвительность - оттого, что подросток слишком спешит доказать свою правоту.
– На крыше крематория? За одной из оград? Чтобы нас заметили? Точней, не нас, а наши обледенелые трупы - по такой стуже мы бы точно дуба дали, пока дожидались!
– Теперь ты о трупах, - усмехнулась Вика.
– Извини, - буркнул Стасик.
– Но, согласись, здесь лучше всего. И обзор вон какой, и сидим мы в тепле и сухе. А что далеко, так мы с тобой будем смотреть как из первых рядов...
Он присел на корточки и, порывшись в своей наплечной сумке, которую перед этим поставил на пол, вытащил из неё полевой бинокль. На мгновение, пока он ворошил в сумке, там мелькнула вороненая сталь, слишком похожая на пистолет. Девушка этого не заметила - она смотрела в окно.
– Мы, случаем, не опоздали?
– обеспокоено осведомилась она.
– Что ты!
– ответил Стасик.
– У нас минимум час времени. Можем пока поглазеть на что-нибудь другое...
– он подошел к окну.
– Вон мощная процессия, ух ты! Эти, конечно, не в крематорий направляются, а в аккуратную могилку своего жмурика отгрузить...
– и, поднеся бинокль к глазам, он начал его настраивать.
– Слушай, как ты можешь так говорить?
– возмутилась Вика.
– Это ж и цинично, и...
– её возмущение было немного притворным, и Стасик это сразу уловил - не за счет жизненного опыта, которого у него ещё не было, а за счет того звоночка, существующего в мозгу с доисторических времен, который сразу сигналит, когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной: начинается игра! Можно назвать это первобытным инстинктом, можно ещё как-то, но, в любом случае, звоночек тренькает - даже тогда, когда участники игры ещё не осознают разумом, что игра началась, и что они сами её затеяли.
– А что такого?
– не без петушиного вызова откликнулся Стасик, сразу напрягшись выглядеть намного циничней, чем он был на самом деле.
–
Он вручил бинокль девушке, и та поднесла бинокль к глазам.
– Плохо видно!
– пожаловалась она.
– Все смазанное и расплывчатое.
В её бинокле дрожали нечеткие цветные пятна, белые, красные и желтые.
– Настройку подкрути, - Стасик стал помогать ей подкручивать колесико настройки, при этом как бы случайно обняв Вику сзади.
– И вот так держи, он чуть сжал её запястье, фиксируя её руку. Девушка оттолкнула его плечом.
– Слушай, ты, это, не зарывайся! Брось свои шуточки.
– Какие шуточки?
– притворно удивился Стасик.
– Вот эти! Дай спокойно поглядеть.
Теперь она видела все достаточно четко. По одной из центральных аллей двигалась достаточно внушительная процессия. Венки, "Мерседес"-катафалк... Провожавшие покойного были в основном крепкими мужиками, в строгих костюмах - дорогие длиннополые пальто большинства участников процессии были расстегнуты нараспашку, поэтому были видны и костюмы, и галстуки с золотыми зажимами... Когда катафалк притормозил у нужного участка и стали извлекать гроб, то и гроб оказался соответствующим - из мореного дуба, с серебряными ручками и накладками...
– Ну, что?
– спросил Стасик.
– Гроб классный, - сообщила Вика.
– Весь в серебре. Интересно, неужели такие могилы никогда не разоряют и не свинчивают все это серебро? Ведь проверить невозможно!
– Кто знает, может, могильщики этим и занимаются, в ночь после похорон, - Стасик старался говорить как можно небрежней.
– Нет, я бы не хотел, чтобы меня хоронили в таком гробу. В простом ящике меньше вероятности, что тебя потревожат. Хоть ты ничего не чувствуешь, а все равно обидно. Или, наверно, лучше всего - пеплом на руки родным. Как Катька.
Рука девушки чуть задрожала, она крепче стиснула бинокль, унимая эту дрожь. Преувеличенно пристально вглядываясь в похоронную процессию, она спросила после паузы:
– Как ты думаешь, зачем она это сделала?
– Я надеялся, ты мне что-то объяснишь, - сказал Стасик.
– Ведь вы были подругами.
– Были, - сказала Вика, так и не поворачивая головы.
– Но я... я ничего не знаю. Если ты думаешь, что для меня это не было шоком, то ты ошибаешься... Послушай, ты поэтому взял меня с собой? Чтобы попытаться что-то выяснить?
– Ты ведь сама хотела поглядеть на похороны, - сказал Стасик.
– Сама завела об этом разговор... И, поскольку я все равно...
– Поскольку ты все равно решил проводить её в последний путь, хотя бы издали, то решил, почему бы не взять меня с собой? Покрасоваться передо мной своим романтическим горем? Ромео и Джульетта, да? Только Ромео из тебя не очень получается. Твою Джульетту ещё похоронить не успели, а ты уже клеишься ко мне.
– Я не клеюсь...
– быстро сказал Стасик.
– Я...
– Что - ты?
– Это сложно объяснить.
Девушка положила бинокль на подоконник и повернулась к парню.
– А ты попробуй. Может, я пойму.
– Ну... мне казалось, что я тебе не совсем безразличен, - выдавил Стасик, потеряв всю свою самоуверенность. Если теперь он и был похож на петуха, то на петуха, облитого водой, ошарашенного и жалкого.
– И поэтому тебе показалось, что я смогу утешить тебя в твоем горе? насмешливо спросила Вика.
Стасик молча пожал плечами.