Золотая голова

Что-то мне все эти глупости подозрительно напоминали. Слежку, кусты и прочие материи. И разве я, целясь наугад, не обнаружила шпиона?

У меня не было злобы против Ансу. Тальви не оставил мне выбора, забрав меня с эшафота. Разве Вирс-Вердер не мог поступить так же? Ведь я говорила, что идея «смертник — шпион» не нова и не свежа. Но это не дает ответа на вопрос, как мне поступить. Одно дело — заложить своего брата правонарушителя, другое — разоблачить соглядатая Или они все здесь шпионы? Не похоже, особенно при известной взаимной любви Вирс-Вердера и южан, но, возможно, хитрость как раз в этом и состоит…

На сцене тем временем Прокрида умирала на руках Кефала, тот каялся, отрекался от трона и уходил в добровольное изгнание. Финал получился скомканный. Актеры явно стремились проговорить стихи побыстрее и свернуться Отчасти потому, что зрители к подобному повороту событий отнеслись без сердечности. Пусть при дворе «Кефал и Прокрида» имели успех, здешним зрителям милее счастливые концы. К тому же становилось слишком душно, и глоток прохладительного привлекал больше, чем любое поэтическое творение. Наконец все отпели и отрыдали, Дайре произнес эпилог, похожий на все эпилоги:

Доступен вам нехитрый наш рассказ, И все же лишь знаток оценит нас. Теперь, когда всю правду вы узнали, Ругайте смело автора, канальи И публика с радостью поворотилась к актерам спиной, поспешив припасть к помянутому прохладительному. И не только к нему.

Да что это за веселье? Ей-богу, в свантерских кабаках и то больше разнообразия в развлечениях. Даже в этой самой компании, когда не было гостей, бывало веселее. Но Эгир Гормундинг что-то не утруждался взять в руки гитару. А уж как развлекаются люди с таким состоянием, как у Тальви, я слышала баллады! Саги! Эпопеи! Об охотах, где коней подковывали золотыми подковами и в хвосты вплетали жемчуга, о фонтанах из вина, стрельбе из пушек по гостям апельсинами и жареными куропатками! Или здесь творится нечто недоступное моему пониманию, или патрону глубоко наплевать на все происходящее.

Кинжал все еще был у меня в рукаве, и, прежде чем присоединиться к гостям, я отошла в сторону, дабы вернуть его на прежнее место. При этом обнаружила, что, видимо, когда вытаскивала кинжал, задела цепочку, и перстень лежит поверх кружева воротника. Кровавый камень поверх белого кружева… Опять это сочетание цветов. Я благодаря актерам и шпионам уже начала забывать о том, что произошло в кабинете Тальви.

Вот что ему заменяет фонтаны, охоты и прочие фейерверки. Зачем его осуждать? Кто-то часто хвастается, что не играет в карты…

В коридоре я заметила госпожу Риллент, отчитывающую служанку, и спросила, будет ли она обедать с гостями. Она чопорно отвечала, что не каждый день бывает за господским столом.

— А как же актеры? — неопределенно поинтересовалась я.

— Что о них беспокоиться? Разумеется, их отвели на кухню и там покормят.

Вот так, античные боги и герои. Самое место вам на кухне. А если вы, боги и герои, к тому же и шпионы, так на кухне вам даже лучше — там болтают больше…

Госпожа Риллент выразила сожаление, что должна идти, а то, когда гости начнут разъезжаться, хлопот не оберешься.

— Они все сегодня уедут?

— Кое-кто-уже уехал.

И мы разошлись, шелестя юбками, шелковыми и бархатными, она — в людскую, я-в зал.

Это все из-за жары. Слишком жарко для начала июня. Слава Богу, в перечне отсутствующих развлечений есть и танцы, а то все бы еще больше размякли, как масло под солнцем. … Когда мне было нужно, я могла сплясать в любую жару, доведя музыкантов до изнеможения, и никакие юбки или, к примеру, тяжелые сапоги с подковами мне при этом не мешали. А настороженность моя — из-за того, что меня заставляют играть не по правилам. Что не означает, будто правила отсутствуют вовсе. Только это не мои правила.

Обед тянулся невыносимо долго. Но я так и не видела альдермана Самитша. Раз гости уже начали отбывать… Он один, похоже, пока и уехал, торопится досточтимый советник. А прием только ради него и затеян. Вернее, для того, чтобы отвлечь от него. Недаром сюда соглядатаев засылают.

Все склонялось к тому, что я должна рассказать Тальви об Ансу. Но сегодня порядок в зале соблюдался не так чинно, как вчера, Тальви перемещался среди гостей, беседовал с ними, и мне никак не удавалось остаться с ним наедине. Я вдобавок не слишком к этому стремилась. Старые привычки сидели крепко. Я без колебаний прикончила бы Пыльного, дай он мне повод, но донести?

Я так и не сказала ему до самого разъезда. После, уверяла я себя, лишь только гости уберутся… А пока мы стояли во дворе, глядя, как из конюшен выкатывают кареты, запряженные откормленными лошадками. В возке ради выхода в свет никто не рискнул явиться. И от этого нынче они выиграли, хотя вчера им пришлось порядком попариться. Зато сегодня наряды Арсинд и Гумерсинд не размокнут. Потому что небо уже затянуло и вдалеке погромыхивало. Будь Тальви действительно любезным хозяином, он предложил бы гостям остаться и переждать грядущий дождь. Однако он не предложил.

А потом ветер взметнул султаны на шляпах, гривы и хвосты лошадей, плащи и подолы, и первые капли застучали по плитам двора. Тальви, с которым мы за весь день не обменялись ни словом, повернулся ко мне.

— Ступай. Нечего мокнуть. После поговорим.

После. Я побрела обратно. Так ничего не высказано и не решено. Подобная нерешительность никогда не была свойственна мне раньше. Я поднялась к себе, клятвенно заверяя всех святых и преисподнюю, и ворона Скьольдов заодно, что не позволю себе растекаться киселем. Вот сейчас соберусь и…

Дождь лупил все сильнее, правда, за старинный свинцовый переплет — у меня в комнате он уцелел, хоть в большинстве помещений замка окна подверглись переделке — не приходилось опасаться. Стало почти совсем темно, несмотря на то что до вечера оставалось далековато. Я стянула с головы кружевную косынку, вытащила шпильки из волос. Из моих пресловугых золотых волос, какие, уверяли меня в детстве, бывают только у ангелов. Все уверяли, кроме матери. А после никому не пришло бы на ум, будто у меня может быть что-то общее с ангелами и что прозвище свое я получила за волосы, а не за хитрость и коварство.

Зажигать свечу мне не хотелось, и с гребнем в руке я подошла к окну. Там все же было светлее. Но вместо того, чтобы причесаться, я задержалась, приникнув к стеклу. Я еще не понимала, что привлекло мое внимание, но неосознанно обшаривала пространство взглядом.

Из моего окна была видна часть дороги, уводившей к Фьялли-Маахис. По ней медленно ползла неуклюжая крытая повозка, запряженная парой тощих одров. Пока я смотрела, колымага скрылась за черными елями леса Маахис.

Бросив гребень, я вышла из комнаты. Выбежала на пустующую лестницу и пролетом ниже чуть не столкнулась с Малхирой. У того под левым глазом цвел огромнейший синяк.