Золотая кровь
Шрифт:
Тощий Люк в своём неизменном атласном жилете с тонкой цепочкой часов, заправленной в карман, и в фиолетовом котелке, появился из темноты, словно чёрт из табакерки. Розовая шёлковая рубашка была ему явно велика и, скорее всего, украдена из вещей зазевавшегося торговца или, может быть, из сундука путешественника на вокзале. Начищенные ботинки выиграны в карты, а на широченные штаны ушло не меньше шести туазов тёмно-вишнёвого крепа. К подкладке длинного зелёного сюртука у него наверняка была пристегнута дюжина отмычек, а за лентой на тулье пряталось острейшее лезвие. И, если у вас есть кошелёк, золотые часы, запонки или ещё что-то ценное, вам лучше не встречаться с этим милым
– Доброй ночи, сеньорита Эм, – он вынул изо рта зубочистку и галантно приподнял шляпу в шутовском приветствии. – Джарр хочет тебя видеть.
– Сейчас? — удивилась Эмбер.
– Ну да. Патрон* не смотрит на часы, ты же знаешь.
Она взглянула вверх. В мутном небе, как огромный тыквенный фонарь, висела округлая рыжая луна, чуть скошенная с одного боку. Луна перевалила за водонапорную башню, а значит, уже далеко за полночь.
И зачем она понадобилась Костяному королю посреди ночи?
Люк сунул зубочистку в рот и, воткнув большие пальцы рук в карманы жилета, нырнул в темноту, не удосужившись дождаться её согласия. Впрочем, если тебя зовёт Костяной король, ты не можешь отказаться. И Эмбер последовала за ним.
В этом городе все служат какому-нибудь «королю». Истинному, тому, что сидит во дворце на вершине Голубого холма, подальше от миазмов Лагуны и угольной копоти Западной Акадии. Или, гранд-капитулу, которого зовут ещё Ночным королём. Или Костяному королю, тому, кто контролирует все улицы рабочих кварталов второго яруса. Склады, коптильни, мастерские, фабрики — те места, где рабочий люд надеется только на собственные руки, чтобы добыть себе кусок хлеба.
Есть ещё Рыбный король — владетель Лагуны. Вонючий, как и всё, что находится на самом дне Нижней Акадии. Доки, рыбацкие сети, шхуны, разделочные пирсы, Мандригеро — г рязное болото, и Байя Перла, где он царит среди отживших свой век кораблей и контрабандных товаров. Всё, что есть у Рыбного короля, так или иначе связано с водой. Всё оно воняет рыбой и на ощупь скользкое, как лягушачья кожа. И служить Рыбному королю ты начинаешь тогда, когда скатился в самый низ утробы огромного города в Лагуне. Или когда хочешь, чтобы никто тебя не нашёл, потому что в туманах Лагуны, в хитросплетении её дамб, болот, каналов и мостов, среди бесконечных лодок, рыбацких сетей и мангровых зарослей найти кого-то всё равно, что иголку в стогу сена. Особенно если стог этот очень большой.
«Королей» в этом городе много…
— С чего такая спешка? — спросила Эмбер, догоняя Люка.
— Дельце наклёвывается, — Люк выплюнул зубочистку и поцокал языком, — слышал, что отменный куш. Я бы и сам взялся…
— Так чего не взялся?
— Не того полёта птица, — усмехнулся он. — Это не часы стащить у благородных господ. Работать на Голубом холме — дело тонкое. По твоей части.
— На Голубом холме? Я же не работаю там, — удивилась Эмбер, но комплимент оценила. — Джарр знает, что я туда ни ногой.
– Это ты сама патрону скажи. Меня же он
за тобой послал.– И что за дело? – она насторожилась.
Раньше ей не поручалось таких дел. Джарр знал, что она ни за какие деньги не пойдёт работать на самый верх. Так что произошло?
— Мне болтать не велено. Но из того, что мне не говорили, а я услышал сам… но ты же знаешь, любая информация имеет плату…
И Люк многозначительно замолчал. Эмбер знала, что слышит этот посланец богов всегда вдвое больше, чем вообще говорится вслух. И умеет связать воедино всякие скрытые нити.
— Ну, никто не сомневается, что уши у тебя, как совы, — фыркнула она и добавила: — Говори уже. Сочтёмся.
— Я слышал, хотя… это всего лишь слухи, конечно… что в городе появилась одна реликвия — вещь небывалой ценности…
– Ну, кража реликвий не такое уж и сложное дело, так чего ты спасовал?
– Ты же слышала, что гранд–канцлер болен? Алехандро де Агилар?
– Ну, что-то такое говорили в таверне. Но это здесь при чём?
– А при том, что, судя по всему, его отравили.
– Отравили? Хм, ну такое случается, даже у грандов. Сыр с плесенью оказался несвеж? — она хмыкнула. — Так при чём тут кража реликвии?
– Следи за цепочкой рассуждений, ми амор, – Люк многозначительно поднял палец, продолжая вышагивать по мостовой, изящно перепрыгивая нечистоты. — Он отравлен и болен, и, вроде бы, даже при смерти, и угадай с трёх раз, кто в этом виноват?
– Хм, если следить за цепочкой… что, снова эйфайры? — насмешливо спросила Эмбер, повторяя за Люком виртуозные прыжки.
Ходить по улице Бургун, там, где к ней примыкают переулки Красных фонарей, всегда небезопасно для обуви.
– Именно, ми амор! В этом снова обвинили эйфайров! Кстати, это было не далее чем три дня назад на заседании сената. Ты знаешь, что сенат и все эти гранды, и бла-бла-бла… — Люк манерно махнул рукой, как делал всякий раз, когда речь шла о тех, кто живёт на Голубом холме, — собрались проголосовать за то, чтобы на всех эйфайров поставить метки?
Про это она тоже слышала. Болтали, что учтут каждого, наденут постоянные браслеты и…
– Так значит, всё из-за гранд-канцлера?
– Сама знаешь, был бы повод… И тут так кстати! Слышал я, шуму было в сенате! К тому же, кто как не гранд-канцлер больше всех ратовал за этот закон? А теперь вот во всех газетах: «Гнусные кровопийцы пытались убить совесть Акадии!» — Люк зажал нос и гнусавым голосом изобразил газетчика-зазывалу. — Теперь дело решённое, проголосуют уже на днях.
— Да, и правда, как «кстати»! — воскликнула Эмбер.
Люк перемахнул через камень ограждения, и она последовала за ним, оказавшись на площадке перед подъёмником. Большое колесо, несколько корзин… За пару сентимо ты вмиг окажешься на самых верхних улицах Средней Акадии. А если жалко денег, так топай по извилистой дороге, которая опоясывает холм тугими кольцами, точно локон юной девы, завитый на палец. Подниматься по этому серпантину пешком — занятие не из лёгких.
Люк дёрнул за верёвку, колокольчик звякнул, и откуда-то из тёмного неба вынырнула большая корзина и опустилась к их ногам. Они забрались внутрь, снова звякнул колокольчик, и корзина поехала вверх, сопровождаемая натуженным скрипом колеса.
Значит, закон о метках всё-таки примут! Вот же, бесово отродье!
Всё это означало только одно — ей снова придётся бежать.
Акадия была тихой гаванью, последним городом во всей Магонии, где эйфайры могли сосуществовать рядом с людьми, пусть не на равных, пусть в тени, на самом дне, но хотя бы имея некое подобие прав. А метка…